КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио - Преображенский Константин Георгиевич. Страница 66

Впрочем, все эти сложности можно предусмотреть. Гораздо опаснее анекдотические ситуации, предвидеть которые не в состоянии самый изощренный разведчик. Например, как рассказывали мне опытные оперативники, однажды из квартиры, в которую они вошли, стремглав выбежал котенок. После этого всякие действия по маскировке вторжения теряли смысл: хозяину сразу же станет ясно, что в его отсутствие кто-то побывал у него в квартире, — не мог же маленький котенок сам открыть дверь!

И десяток солидных мужчин, офицеров среднего ранга, бросились во двор ловить котенка, но он, как назло, словно сквозь землю провалился.

Наконец они схватили какого-то другого котенка и водворили в квартиру. Вечером хозяин, вернувшись со службы, тотчас распознал подмену и возмущенно крикнул, обращаясь к потолку, где, по его мнению, находилась техника (а так оно и было на самом деле): «Эх вы, советские неумехи! Мало того что подслушивающие аппараты как следует установить не умеете, так еще и кота подменили!..»

Сотрудники КГБ прослушали гневный монолог, и, как потом признавались сами, им стало стыдно…

Вообще же для таких ситуаций в КГБ установлено твердое правило: не вступая ни в какие объяснения, уходить, поскольку никакая агентура не имеет права удерживать кого-либо из супругов на работе силам. И несмотря ни на срочное производственное задание, ни на собрание профсоюзов, муж или жена могут вернуться домой вовремя. Более того, попытка под тем или иным предлогом задержать человека на работе может вызвать подозрение, и он тем более поспешит домой.

Каково же бывает их удивление, когда они застают у себя в спальне или на кухне прилично одетого мужчину, стоящего на стремянке и торопливо замазывающего что то белой жидкостью на потолке…

И они просто лишаются дара речи, когда тот начинает быстро собирать инструменты, аккуратно вытирает пятна на полу специально припасенной для этого тряпочкой и складывает стремянку до таких мелких звеньев, что она умещается даже в портфеле (КГБ специально изготовляет такие лесенки), и, не сказав ни слова, уходит. Почему-то всех в этих ситуациях поражает то, что алебастр для маскировки отверстий на потолке, сквозь которые в квартиру просовывают подсматривающие аппараты, бывает налит в детский резиновый мячик. Такая тара считается в КГБ наиболее удобной.

Вообще же техника для экстремальных ситуаций, изготовляемая в КГБ с особым тщанием, далеко не всегда бывает надежной, как и любая другая советская техника. Помню, как однажды мой отец, генерал КГБ, принес домой пластмассовую коричневую коробочку размером с ладонь — аппарат для отпугивания комаров. Он предназначался для сотрудников службы наружного наблюдения, сыщиков, которые сидят на деревьях, наблюдая за своими жертвами, или прячутся в лесу. Там особенно досаждают комары, и данный аппарат был создам по их просьбе. На нашей даче в то лето комары тоже очень буйствовали, потому и появился этот аппарат. Не теряя времени, мы привезли его туда, нажали на кнопку — и ни один комар на него не отреагировал!

Для того чтобы без помех поставить кому-либо в квартиру технику, необходимо учитывать и такое чисто советское препятствие, как старухи, сидящие целыми днями на лавочках у подъезда и не оставляющие своим вниманием ни одного входящего в него. Ведь в нашей стране до последнего времени не было частных домов, как в Японии, где проживает одна семья, у нас принято ютиться в многоквартирных громадах. Впрочем, получить жилье даже в них считается большим счастьем…

Разумеется, эти старухи не оставят без внимания незнакомых мужчин и могут вызвать милицию, приняв чекистов за грабителей, что не так страшно, потому что милиционерам-то не составит труда объяснить, кто они на самом деле. Гораздо менее желательно, когда старухи начинают выяснять, в какую квартиру вы направляетесь, вслух произносить ее номер… Поэтому чекисты, идущие на такое сомнительное дело, стараются не привлекать внимания старух, незаметно проскальзывая в подъезд по одному.

Но самую большую опасность представляют все-таки не они, а любопытные дети и подростки. Они обладают каким-то особым чутьем на все таинственное, сомнительное, скандальное и запретное. Уж эти юные соглядатаи не оставят своим вниманием группу мужчин, проявляющих непонятную суету в подъезде. Они сразу сообразят, что это не бандиты, а запугать их поддельным милицейским удостоверением, в отличие от старух, нельзя. Не спасешься от них и бегством, потому что их ноги весьма проворны, да и выглядеть это будет глупо. Зато они могут выследить, в какую квартиру вы направляетесь, и машину, которая поджидает вас за углом. Когда вы будете поспешно в нее садиться, мальчишкам ничего не стоит закричать — «Глядите, КГБ поехало!..»

Это заставит вас испуганно втянуть голову в плечи и поставит под угрозу срыва всю тщательно подготовленную операцию. Поэтому во всех учебниках оперативного мастерства сотрудников КГБ и служебных инструкциях особо подчеркивается, что следует опасаться внимания подростков…

Все это припомнилось мне, когда я стоял в кабинете Ш. и наблюдал за тем, как инженер резидентуры готовится вмонтировать туда технику.

Все же этот инженер себя весьма странно, еще более усугубляя мои подозрения, зародившиеся во время странного разговора с офицером безопасности. Он с рассеянным видом оглядывал углы комнаты, стучал костяшкой пальца по поверхности стола, брал в кулак провода телефона и раскачивал их в воздухе, словно к чему-то примериваясь.

Каждый его жест словно должен был убедить меня в том, что я не разбираюсь в технике, и поэтому передо мной можно имитировать любую техническую работу.

Да, я действительно не имею инженерного образования. Но я журналист и писатель, к тому же немало лет прослуживший в разведке. Все эти профессии донельзя обострили мою интуицию, приучили вслушиваться в чувство и мысли собеседника, как бы настроиться на их волну. Опыт шпионажа, приобретенный в Японии, где люди нарочито избегают внешнего проявления чувств, побудил меня особенно тщательно следить за выражением лица своего собеседника, за малейшим напряжением каждой его мышцы. Многим русским интеллигентам, кстати, это не нравится. Они замечали, как во время беседы я изучаю не столько выражение глаз, что в Японии, как известно, не принято, сколько движения мышц рта, подбородка и щек. Именно они, как ни странно, хранят самую важную информацию и чуть заметным подрагиванием выдают любую ложь.

Короче говоря, во всех жестах и эмоциональном состоянии инженера я ощутил недоброжелательность и настороженность не по отношению к Ш., а ко мне. Ш. же его, похоже, вовсе не интересовал.

Я вспомнил, что в КГБ применяется и такой прием: тому или иному человеку преподносят подарки, приглашают в ресторан, всячески давая понять, как КГБ его уважает и ценит, а потом предлагают оказать помощь в прослушивании квартиры соседа. Ему объясняют, что в знак особого доверия со стороны органов безопасности в его комнате установят всего лишь громоздкий аккумулятор, все провода и микрофоны которого уйдут в квартиру соседа. Польщенный вниманием столь опасного учреждения, человек соглашается, и вскоре ему приносят аккумулятор, а за выполнение ответственного задания КГБ вручает ему некую сумму. Ему и невдомек, что технику подслушивания установили таким образом вовсе не соседу, а ему самому!.. Но согласитесь, что, не имея профессиональной подготовки офицера КГБ и не окончив школ разведки и контрразведки, совсем не легко догадаться об этом.

Для меня же это явилось азбучной истиной, тем более что моя квартира, которую я занимал в помещении ТАСС, находилась как раз над кабинетом Ш.

Никаких сомнений у меня уже не оставалось, но мои моральные унижения на этом не кончились. Мне предстояло выполнить еще одно задание офицера безопасности, направленное как бы против Ш., но на самом деле против меня.

На столе у хозяина кабинета лежала стопка визитных карточек его японских знакомых, которую я должен был незаметно взять, отвезти в резидентуру, отдать там другому работнику управления «К», который их скопирует на ксероксе, и в тот же день вернуть на прежнее место и в том же порядке, в каком они там лежали.