Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв. - Автор неизвестен. Страница 9

Тут Чхунхян поднялась и смущенно промолвила:

— Люди могут осудить меня... Немного побыла с вами, теперь пойду.

— Ты права, — согласился юноша, — но я бы пришел к тебе сегодня вечером, когда уйдут со службы чиновники. Только уж ты будь со мной поприветливей!

— Я не знаю, — тихо проговорила Чхунхян.

— Если не ты, то кто же знает? Ну, счастливого пути, увидимся нынче вечером!

Чхунхян спустилась с башни и направилась к дому. Навстречу ей вышла мать.

— О, моя доченька пришла! Что же тебе сказал господин?

— Что он сказал? Мы с ним немного посидели, а когда я собралась уходить, он пообещал прийти к нам сегодня вечером.

— А ты что сказала?

— Сказала, что не знаю.

— Ты правильно ему ответила.

А юноша, полный нежного чувства, проводив Чхунхян, думал о ней не переставая. Он вернулся в управу, но все стало ему не интересно, в мыслях была только Чхунхян. Голос ее звенел в ушах, перед глазами стоял прекрасный облик. Ожидая захода солнца, он позвал слугу:

— Когда же солнце...

— Светает на востоке.

— Вот наглец, — рассердился юноша. — Солнце садится на западе, а теперь что, вдруг на восток повернулось? А ну-ка посмотри еще!

На этот раз слуга ответил:

— Солнце ушло в Сянчи, стало темно-темно, а над восточными вершинами восходит луна.

Ужин для юноши потерял всякий вкус, он томился ожиданием, не зная, куда себя деть. «Подожду, пока чиновники уйдут», — подумал он и, положив перед собой книги, принялся читать. Это были «Середина и постоянство», «Великое учение», «Книга песен», «Беседы», «Мэн-цзы», «Книга перемен» [48], «Сочинения древних поэтов», «Исторические записки» [49], стихи Ли Бо и Ду Фу и даже «Тысячесловие» [50]. Начал он с «Книги стихов»:

Нет! Не хочу это читать! Взял «Великое учение»: «Путь Великого учения в пояснении известной добродетели, в обновлении народа...» — в Чхунхян! И эту не хочу! Раскрыл «Книгу перемен»: «Принцип творения в изначальном свершении, благоприятной стойкости...» в желании Чхунхян; мое бы стойкое желание да ее — вот хорошо было бы. А, не буду читать эту «Книгу перемен»! Вот «Дворец Тэн-вана» [51]. «Наньчан — старый уезд, Хунху — новый». Все это верно!

Он принялся за «Мэн-цзы»: «Мэн-цзы представился лянскому князю Хуэю. Князь сказал: «Вы пришли, не посчитав далеким расстояние в тысячу ли [52]...» Может, он пришел повидать Чхунхян?..

Юноша взял «Краткую историю» [53]: «В глубокой древности государь Неба правил под своим коренным девизом. Правление не менялось из поколения в поколение, и двенадцать братьев жили по восемнадцать тысяч лет».

Тут вмешался слуга:

— Послушайте, барич, я слышал, что государь Неба царствовал под девизом «дерево», в первый раз слышу, что он правил под девизом «корень»!

— Ты, щенок, ничего не знаешь! Небесный государь — это дворянин, который жил восемнадцать тысяч лет. У него были крепкие зубы, и потому он мог есть хлеб из дерева. А разве нынешние совершенномудрые способны кормиться хлебом из дерева? Великий Кун-цзы, думая о потомках, явился во сне во дворце Минлунь и сказал: «В наши дни у совершенномудрых зубы слабые, они не могут уже есть хлеб из дерева, а потому делайте мягкий хлеб из корней травы!» Об этом записали в храмах Кун-цзы, во всех трехстах шестидесяти областях, и хлеб из дерева заменили травяным.

— Услышал бы это государь Неба, воображаю, как бы он переполошился, — промолвил слуга.

А юноша уже взял «Красную стену» [54]: «Осенью в год воды и собаки, в полнолуние седьмой луны философ Су [55]вместе с гостями плыл на лодке под Красной стеной. Слегка дул чистый ветер, и на воде не вздымались волны». Не хочу читать!

Принялся за «Тысячесловие»: «Небо — чхон, Земля — чи...»

Слуга, слушая его, проговорил:

— Пристало ли вам, барич, читать «Тысячесловие»? Ведь это самая первая книга из семи, которые читают в школе. Лянский Чжоу Синсы [56]написал ее в одну ночь, из-за этого голова его побелела, потому книге и дали название «Пэк ту мун» — «Сочинение Седовласого». Если тут читать все подряд, слово за словом, в штаны наложишь от натуги. Я и то знаю «Тысячесловие»!

— Знаешь? А ну-ка, прочти!

— Хорошо, послушайте! «Высокое, высокое — Небо, чхон. Глубокое, глубокое — Земля, чи. Густое, плотное — темное, хён. Подгорелое — желтое, хван...»

— Эх ты! Вот уж неуч-то! Услышал где-то деревенскую песенку «Чан-тхарён»! Послушай лучше, как я буду читать! «Небо рождается в час крысы, родившееся небо. Великий предел, широкое и бескрайнее — это Небо, чхон. Земля открылась в час быка. Пятая стихия и восьмая триграмма [57] — это земля, чжи. Тридцать три неба [58]пустым пусты, и люди мыслят их темными — хён. Из всех цветов пяти стихий — металла, дерева, воды, огня и земли, с которыми связаны двадцать восемь созвездий [59], истинный — цвет земли, желтый, хван. Кружатся во вселенной солнце и луна, там широки и просторны нефритовые чертоги — это хоромы, у. Во все времена царские столицы то процветают, то приходят в упадок, то воздвигаются, то рушатся — так с древних времен и до наших дней — это извечный круговорот — чу. Юй обуздал поток [60], а Цзицзы [61]широко распространил по девяти областям [62]«Великий план» — широкий, хон. Три государя [63]и Пять императоров [64]древности скончались, тогда мятежные подданные и разбойники распоясались, хван. На востоке стало светлеть, и вот на краю неба, алея, поднялся круг — это солнце, иль. Толпы народа пели песни, играя в жан на улицах и дорогах, в тумане и при луне — луна, воль. Растет понемногу холодный серп луны, и в ночь трижды пятого дня она становится полной — полный, ён. Подобно лунному свету проникаю повсюду, но полная луна пятнадцатой ночи с шестнадцатого дня начинает убывать, чхэк. Двадцать восемь созвездий, «План Желтой реки» и «Книга реки Ло» [65] — это упорядоченность, поп. Солнце, луна, звезды, созвездия — звезда, чин.

— спать, сук. У невиданной на свете красавицы грациозные манеры... Располагаю в порядке «Весны и осени» — располагать в порядке, ёль. Люблю лунный свет... Ночью в третью стражу [66]голова думами полна — полный, чан. Сегодня дует пронизывающий ветер, в спальне холодно — хан. Подушка высока, ты лучше ляг на мою руку... Приди же ко мне!.. Приходить — лэ. Обнимемся и ноги сплетем, тогда и под холодным ветром нам будет жарко — со! В спальне тепло, опьяненные ветром страсти, мы без устали... — двигаться, ван. Когда бывает ни холодно, ни жарко? С платанов листья облетели, значит, настала осень — чху. Когда голова станет седой, собирай плоды своей юности — собирать, су. Студеный ветер ломает деревья, а горы и реки в белых облаках — это зима, тон. Сплю или бодрствую, не забываю о нашей любви, затаившейся на женской половине — таиться, чан.