Месть пожирает звезды - Выставной Владислав Валерьевич. Страница 8

Да, формы человеческого тщеславия удивительны и многообразны…

Роджер привычно-ленивым взглядом изучал разнообразие местного населения, представленного в одном отдельно взятом кафе, когда к нему подошел мальчишка-официант. Ему еще показалось, что где-то он уже видел это лицо и тощую фигуру. И тут же отметил – другие официанты здесь тоже почему-то дети…

– Что будете заказывать, – звонким голосом поинтересовался малолетний официант.

– Я буду… – начал было Роджер, как вдруг увидел ЕЕ.

Она вынырнула из глубины зала, с подносом в руках – такая же тонкая, легкая, пронзительно знакомая…

– А знаешь, что, мальчик, – дрогнувшим голосом сказал Роджер, – Можно, меня обслужит вон та тетя?

Мальчишка странно посмотрел на Роджера. Помедлил секунду. И сказал:

– Ну… Хорошо… Я спрошу.

– Спроси, спроси. Вот тебе, на чай…

Роджер медленно выдохнул, стараясь привести в порядок мысли и успокоиться. Это не очень-то удалось, так как не более, чем через минуту рядом с ним возникла ОНА.

Агнесса.

Глядя, как приближается ее тонкая фигура, Роджер инстинктивно вжал голову в плечи, словно ожидая удара.

– Здравствуйте, – сказала она все тем же голосом, что до сих пор звенел в его обожженной памяти, – Будете делать заказ или вам предложить что-нибудь фирменное?

Конечно же, она не узнала его. Да и сам Роджер уже не был тем юным и беспечным сержантом. От того чудесного и страшного дня остался только сгусток противоречивых воспоминаний вперемешку с невнятными чувствами.

Но ее голос сработал, как катализатор химического взрыва. И все в нем ожило вновь. Он посмотрел ей прямо в глаза.

– Агнесса… – сказал он, – Сядь, пожалуйста…

Она выронила блокнот для заказов.

Она не могла узнать его ни по облику, ни по голосу – все у него было теперь чужое. Просто она вновь поймала ту самую программу, что посылается из души в душу через круглые окошки расширившихся зрачков.

Агнесса села за столик перед ним. Медленно, словно в состоянии гипноза. И все это время она не отрывала взгляда от его глаз.

– Ты… Это ты… – хрипло произнесла она, – Ты… живой…

– Это я… – как эхо отозвался Роджер.

Они сидели и смотрели друг другу в глаза, пока Агнесса не опомнилась и не вскочила с места.

– Я предлагаю вам фирменный обед от шеф-повара… – безлико произнесла она.

– Замечательно, – кивнул Роджер. – То, что нужно…

…Роджер спокойно поел, выпил чашку кофе, и только потом отодвинул в сторону блюдце, которое стояло на мягкой розовой салфетке.

На салфетке корявым почерком была выведена надпись: «в 6 у высохшего фонтана».

Роджер смял салфетку и положил ее в карман. И ушел, оставив на столе тонкую стопку кредитов. Он не видел, как вслед ему, из полуоткрытой двери подсобки, с подозрением посмотрел знакомый толстый человек невысокого роста…

…Оставшийся день Роджер был занят работой, в которую постарался погрузиться с головой – так, чтобы не думать о том, что же будет этим вечером.

Он встретился с местным резидентом и передал тому деньги и документы для быстрой эвакуации с планеты. Взамен получил дополнительную порцию важной информации, которую и передал ударным звеньям из обыкновенной будки связи.

Еще до наступления темноты судьба противокосмической обороны этого полушария Гуаяны была предрешена. Дело оставалось за хорошо отлаженной работой ударных звеньев – тогда, когда наступить время «че» и командование сил Директории отдаст приказ на неожиданный и свирепый штурм мятежной планеты…

Он работал быстро и четко, будто и не была эта операция для него первой – своего рода экзаменом. Просто естественные страх и напряжение ушли, растворились в предчувствии новой встречи…

Ему казалось, что за один день он не только изучил этот городок, но и прожил здесь целую жизнь. А потому легко нашел тот самый высохший фонтан.

Фонтан, очевидно, не работал очень давно. Исчезли даже намеки на то, что когда-то из ржавых патрубков били в небо радостные водяные струи. Серая цементная чаща была теперь пустынной ареной для гонок на перегонки легких и быстрых опавших листьев. Ветер кружил их, закручивая воронками и пуская по цементному кольцу, словно гоночные болиды. На это можно было любоваться часами, можно было давать листьям имена и делать ставки – какой листок быстрее добежит от стенки до стенки…

– Привет, – раздался знакомый хрипловатый голос.

Роджер обернулся. Агнесса полусидела, облокотившись на бортик фонтанного бассейна. Ее поза выдавала волнение и плохо скрываемое внутреннее напряжение.

– Здравствуй, Агнесса, – сказал Роджер.

– Ты очень изменился, Энрико, – произнесла Агнесса, – Тебя не узнать. Совсем.

– Да, – сказал Роджер, – Я изменился. И я даже больше не Энрико… Зато ты не изменилась. Стала только красивее…

– Наверное, ты здесь неспроста – с новым лицом и другим именем… Видимо, нам здесь следует ждать беды…

– Да. Пожалуй…

Роджер помолчал. Еще немного – и он начнет разваливать то, что с таким трудом было проделано его товарищами из военной разведки. Будет ли он переживать из-за этого? Кто его знает? В этом мире есть только одно, что действительно стоит переживаний.

Она.

– Агнесса… – заговорил вдруг Роджер страстно и жарко.

Он даже схватил ее за руку. Она не сопротивлялась.

– Агнесса, тебе надо уходить отсюда. Если останешься – может случиться беда. Я не знаю, как ты связана с тем взрывом на Сахарной Голове, но наша контрразведка уже взяла тебя «на карандаш». Я спрячу тебя, помогу выехать отсюда, сделаю любые документы…

Его бурная речь разбилась на мелкие осколки о слегка удивленное и небрежное:

– Зачем?

– К-как это – зачем? – краска сошла с лица Роджера, – Я хочу помочь тебе… Хочу этого больше жизни! Клянусь, я все сделаю, чтобы спасти тебя! Или ты мне не веришь?!

– Спасти меня? – хмыкнула Агнесса. – Расскажи лучше, как ты живешь…

– Что?! А… Как я живу… А который – я? Тот, которого расстреляли из-за того, что видели вместе с девушкой из бродячего балагана смерти? Или тот, что живет еще на свете только для того, чтобы найти эту девушку и… понять?..

Последние слова Роджер произнес почти с отчаянием. Его лица коснулась тонкая холодная ладонь.

– Пойми, Энрико… – в голосе Агнессы зазвучала печаль и безысходность. – Прости, что называю тебя так. Я ведь знаю и помню тебя только как того веселого и… светлого сержанта Энрико… То, чем я занимаюсь – вовсе не моя блажь. И не чья-то отвлеченная злая воля. Ведь я и есть ваш злейший, самый откровенный и последовательный враг. Я враг Директории. А, значит, и твой враг…

Она приблизилась и коснулась щекой его лица. Роджер почувствовал холодную слезу. И обнял Агнессу.

Подумать только – он впервые обнял ее только сейчас! А ему казалось – они были вместе вечность…

– Понимаешь, – шептала она, – И ты тоже тогда должен был умереть. Ты и сейчас должен умереть – как и все вы, убийцы и душегубы Директории. Ведь ты даже не можешь представить той ненависти, что направлена против вас – на наших маленьких, беззащитных, но пока еще свободных мирах. Тех, где сгрудились беженцы со всех разоренных вами планет… И ведь, по правде, ты – ничем не лучше других палачей Директории. Касатка, Гамма Дурана, Энтримон – ты ведь тоже был там, я видела записи… И прямо сейчас я должна была бы тебя уничтожить… Но… Я не могу… Не могу…

Она рыдала у него на плече. А потрясенный Роджер выискивал в покореженной памяти те смутные кадры военной хроники, о которых, наверное, и говорила Агнесса. И он не понимал ее.

Внезапно прекратив рыдать, Агнесса оттолкнула его со словами, произнесенными осипшим от слез голосом:

– Все. Это была слабость. Такое бывает со всеми. А теперь я пойду.

– Постой, Агнесса… – Роджеру показалось, что земля уходит у него из-под ног. – Но как… Как же это…

– Мы – враги, – отрезала Агнесса и вдруг снова всхлипнула, – Теперь, если я вдруг увижу тебя – то убью. Не смогу сама – скажу тем, кто ни секунды не станет колебаться. И передай своим – пусть ваши штурмовики готовятся к смерти…