Спасибо деду за Победу! Это и моя война - Махров Алексей. Страница 53

Парни оторопело выполнили команду, придавив при этом стоящих у стены. Кто-то пискнул, кто-то негромко и неумело выругался.

– Пять минут, ясно?! – Перед тем как выйти из палаты, Гавриловна грозно обвела глазами «воинство». Ребятишки послушно кивнули.

– Пацаны, я тоже очень рад вас видеть! Как добрались? И скажите мне, наконец, где Марина?

– Нормально добрались, Игорь! – ответил за всех Мишка. – За нами разведроту мехкорпуса прислали и грузовики. Да и немцы, говорят, куда-то на юг отступили. Никто нас по пути не беспокоил. А Маринка со следственной комиссией на место бомбежки поехала. Показать там… как и чего было… А нас так… просто опросили, на словах.

Блин, ну что за люди? Девчонка пережила жуткий шок, чуть с катушек не съехала, а ее потащили на место трагедии, чтобы она вспомнила всю боль и страдания.

– Ладно… А дед Игнат где?

– С ним тоже еще не закончили.

– Как вы сами? Где вас разместили?

– Да пока… нигде! – растерянно пожал плечами Барский. Видимо, о такой ерунде, как место для ночлега, он даже не задумался.

– Не волнуйся, Игорь! Сейчас я их в баню отведу, накормлю, а потом на постой определю! – сказал протиснувшийся в палату Альбиков. – Ты уж прости за столпотворение, но они все решили тебя навестить.

– У меня все в порядке, ребята! – успокоил я своих бойцов. – Уже почти… встаю!

Парни разом загомонили, желая мне скорейшего выздоровления. Ну, с такой поддержкой я просто обязан быстро поправиться.

– Игорь, а тебе уже сказали, что с той частью, где наши отцы служат? – спросил Зеленецкий.

– Да. Они все еще в окружении.

– А вот и нет! – радостно сказал Максим. – Час назад дивизия пробилась к своим!

– Какие потери? – я посмотрел на Альбикова.

– Уточняются! – качнул головой Хуршед.

Затем сержант мягко, но настойчиво, принялся выпроваживать ребят из палаты. Они в порядке старшинства подходили ко мне, серьезно, по-мужски жали руку, говорили «выздоравливай» и организованно покидали помещение. Барский немного задержался.

– Ты это… Игорек… держись! Как только что-то будет известно о твоем отце – я тебе сразу скажу!

– Спасибо, Миша! Ты тоже… не расслабляйся! Война еще не закончилась!

Не успели мальчишки уйти, как в дверях появилась злая, как черт, Ольга Гавриловна. Окинув меня и проснувшегося от шума Петрова орлиным взором, медсестра глубокомысленно изрекла:

– Вот ведь пациенты попались, что ни день – делегация! Эй, Дуня! Тащи ведро и тряпку со шваброй! Надо здесь пол помыть. Натоптали, грязи натащили, хоть огород сажай. Быстро, Дуняша, быстро!

Добровольная помощница прискакала галопом, но почему-то без швабры. Наклонившись, девушка начала мыть пол, боязливо посматривая на стоявшую у порога Гавриловну. Обтянутый белым халатом круглый дуняшин зад кружил по палате, назойливо притягивая внимание. На соседней койке заерзал Петров. Я глянул на лейтенанта – он смотрел на женские ягодицы не отрываясь. Вот ведь, блин, сексотерапия! А мое тело, к моему немалому удивлению, на эту примитивную эротику не отреагировало. От усталости, что ли?..

Гавриловна, неодобрительно хмыкнув, заставила Евдокию сбегать за водой и еще раз протереть пол. И только после этого осталась довольна. Вскоре чистота помещения была восстановлена, и строгая медсестра удалилась, обещав нагрянуть после ужина с уколами.

– Эх! Я бы с этой Дуней… – тихонько сказал Володя.

– Что? Создал бы крепкую комсомольскую семью? – подколол я товарища.

– Тебе, Игорь, про это знать еще рано! – решительно ответил лейтенант и, вздохнув, отвернулся к стене, видимо, до сих пор пребывая во власти эротических фантазий.

Снаружи вдруг раздались частые хлопки, похожие на выстрелы малокалиберных орудий.

– Зенитки лупят! – удивленно сказал Петров, прислушиваясь. – Неужели налет?

– А что в этом странного?

– Так мы немецкой авиации в эти дни почти и не видели!

– Повезло вам! – искренне сказал я, зная по рассказам очевидцев – на Западном фронте немецкие асы чуть ли не по головам ходят.

За окном грохнул взрыв, в коридоре начали мелькать белые халаты медперсонала. Никак нас бомбят?

– Володя, а ты случайно не знаешь – на крыше госпиталя есть большой красный крест?

– Точно не знаю, но должен быть! – растерянно ответил Петров.

– Ну, тогда жди – сейчас нам подарочек прилетит! В виде пары симпатичных фугасных бомбочек!

– Откуда знаешь? – ошарашенно спросил лейтенант.

– Так летчики именно по красному кресту и будут целиться!

Снова грохнуло, но на этот раз в самом здании. Из коридора к нам вынесло целую пылевую тучу. Затем взрывы пошли один за другим, а в перерывах между ними отчетливо слышались людские крики. Из-за висящей в воздухе пылевой взвеси, я с трудом видел сидящего на своей койке Петрова. Он поначалу хотел куда-то бежать, наверное, инстинкты вели, но дальше кровати не продвинулся. И не потому, что на одной ноге – я видел искоса брошенный на меня взгляд. Не захотел лейтенант мальчишку в одиночестве на смерть оставлять. Вот и сидел теперь, вздрагивая всем телом при каждом новом взрыве – тут уж ничего не поделаешь, самый храбрый и обстрелянный человек при бомбардировке или артобстреле, когда ничего нельзя сделать, будет… гм… волноваться. Это уж совсем железные нервы надо иметь, чтобы не дергаться. Меня тоже колбасит со страшной силой – просто трясет всего. Но я-то даже убежать не могу. Сейчас бы принять на грудь грамм двести, исключительно в лечебных целях… А чего я туплю – все ведь нужное есть, только руку протяни!

Беру с пола мешок и кладу прямо на засыпанную пылью простыню бутылку и закуски.

– Володя, ты выпить хочешь?

– Чего? – невооруженным взглядом видно, что Петров от моего вопроса прифигел больше, чем от бомбежки.

– Я говорю: пузырь открой, а то мне несподручно с этим сургучом возиться!

Петров машинально берет протянутую бутылку водки и начинает ловко ее открывать. Вот что значит постоянная практика – я, привыкший к пробкам «с винтом», так быстро бы не справился. Отламываю кусок колбасы и предлагаю лейтенанту. Володя прикладывается к горлышку, делает несколько больших глотков, благодарно кивнув, принимает колбасу и закусывает, запихнув в рот сразу половину.

– Ты это… тару-то на базу верни! – ласково прошу собутыльника.

– Чего? – снова таращит глаза Петров.

– Пузырь, говорю, сюда давай! Не один пьешь!

– А тебе не рано?

– А под пулями ходить не рано?

Володя оторопело кивнув, возвращает мне бутылку. Ого! Да он граммов двести вмазал – в емкости чуть больше половины осталось. Где-то рядом со зданием грохает очередной взрыв, воздушная волна взбалтывает заполняющую палату белую кисею, и я торопливо, пока пыль не попала в бутылку, прикладываюсь к горлышку и делаю глоток. Ух, хорошо пошла! Теперь колбаски – пыль хрустит на губах, но все равно вкусно! Ну вот, нам теперь любой обстрел не страшен. Как в анекдоте про Василия Ивановича: здорово мы замаскировались! Повинуясь секундному порыву, рассказываю этот анекдот Петрову. Что тут началось! Кажется, что его громкий хохот перекрывает грохот взрывов. Я тоже ржу.

Со стороны, наверное, покажется, что мы сошли с ума: вокруг падают бомбы, а мы сидим, пьем водку, травим анекдоты и хохочем. Но это почти нормально – так нервная система реагирует на перегрузку. За этим безумным смехом мы не перестаем периодически прикладываться к бутылке и жевать колбасу. И так увлекаемся процессом, что даже не замечаем, когда заканчивается авианалет. Дуракам и пьяным везет – ни одна бомба не упала ближе нескольких десятков метров от нас.

В таком виде: покрытыми толстым слоем белой пыли, с бутылкой и недоеденной колбасой в руках, нас застает капитан Свистунов.

– Во, бля! – от удивления разведчик на мгновение теряет дар речи. – Я уж думал, вас по кусочкам откапывать придется, а они… – тут капитан принюхался, – водку жрут!

– Не пьянства ради, а пользы для! – наставительно говорю я и снова покатываюсь со смеху. У меня сейчас такое состояние – палец покажи – буду ржать. – Вы… ты… чего пришел?