Кровавое дело - де Монтепен Ксавье. Страница 151

Бледное, жирное, широкое лицо патрона приняло какое-то неопределенное выражение, и в то же время он иронически проговорил, устремив на Оскара свои маленькие блестящие глазки:

— А разве у вас украли что-нибудь, когда вставляли стекло?

— Несколько дней назад какой-то стекольщик вставлял стекло в квартире моей сестры. Он не только ничего не унес, а, напротив, оставил у нас одну вещь, принадлежащую ему.

— Какую вещь?

— А вот эту!

И с этими словами Оскар вынул из кармана алмаз, новенький, блестящий, и поднес его к самому носу Пастафроллы.

— Diabolo! — воскликнул толстяк. — Да ведь это стоит двадцать пять франков, как пить дать! Целый день пропал у того, кто потерял эту штуку!

— Вот потому-то я и ищу его. Я бы принес его и раньше, да мы сами нашли его только сегодня утром. Представьте себе: он завалился за диван.

— У вас есть какие-нибудь причины думать, что стекольщик, потерявший этот алмаз, непременно из здешних?

— Нет, я вовсе не знаю, из какого он квартала. Он просто проходил по улице, а мы его окликнули. Я только осведомился, где стекольщики чаще всего собираются, — мне указали Монтрейль и ваш кабачок, вот и все!

— В таком случае подождите, пока они соберутся ужинать.

Мало-помалу большая комната наполнялась посетителями, так что к девяти часам за столиками уже не было ни одного пустого места.

Толстяк подошел к Оскару.

— Ну вот, теперь время смотреть в оба, — сказал он, — все они, или почти все, уже в сборе.

— Не потрудитесь ли вы спросить у них об этом сами?

Гигант Пастафролла засел за конторку и крикнул громким басом:

— Эй, дети, помолчите-ка минутку!

Разговоры прекратились, как по волшебству. За столиками воцарилось глубокое молчание, и взгляды всех вопросительно устремились на Пастафроллу.

— Кто из вас потерял почти что новый ключ?

Все, точно сговорившись, одинаковым движением опустили руки в жилетные карманы и, пошарив, почти единогласно ответили:

— Не я! Не я!

— В каком квартале был найден этот алмаз? — спросил один из стекольщиков.

Пастафролла взглянул на Оскара, и тот поспешил ответить, что это случилось в Батиньоле.

— Ну, так это надо спросить у Карло и у Паретти, — продолжал тот же стекольщик. — Только они работают в Батиньоле, но их еще здесь нет.

— Я вам покажу их, когда они придут, — сказал Пастафролла.

Оскар стал с нетерпением ожидать появления двух названных рабочих.

Прошло около десяти минут. Вдруг дверь кабачка снова отворилась, и на пороге показались два новых посетителя.

— Вот и они, — сказал патрон.

Новопришедшие пошли в глубину комнаты и с трудом отыскали место за только что освободившимся столиком.

Оскар подошел к ним, не медля ни минуты.

— Ведь это вас зовут Карло и Паретти, не правда ли? — обратился он к ним.

— Да, сударь.

— Вы стекольщики и работаете в Батиньоле?

— Начиная от укреплений и до Батиньольского бульвара.

Бывший носильщик смотрел обоим стекольщикам прямо в глаза и наконец уселся около них.

В эту минуту дверь отворилась снова, и в ней показался Луиджи. Воротник его пальто был поднят до самых ушей, а широкие края шляпы совершенно скрывали лоб и глаза. Он вошел в комнату и обвел ее быстрым взглядом. В ту же минуту он заметил Оскара, который бросался в глаза рукой на перевязи.

Луиджи проскользнул между столами, уселся около разговаривавших и велел подать пиво.

Оскар, нисколько не думая о нем, так как даже не заметил его прихода, продолжал свой допрос:

— Не потерял ли кто-нибудь из вас совершенно новый алмаз?

Стекольщики порылись в карманах и в один голос ответили:

— Нет, сударь.

И оба в одно и то же время показали Весельчаку свои алмазы.

— Его, верно, потерял какой-нибудь товарищ из другого квартала. Да, впрочем, мы с Карло и работаем-то в Батиньоле всего неделю, с тех пор, как Донато лежит в больнице.

Луиджи вздрогнул.

— Кто это Донато?

— Такой же стекольщик, как и мы, земляк. Он попал под лошадь, и его отвезли в Hotel-Dieu в очень скверном состоянии. Он и теперь еще в больнице.

— А где же был найден этот алмаз? — полюбопытствовал Карло.

— В Травяной лавке.

— В травяной лавке, — повторил Паретти. — А знаете что? Ведь это, пожалуй, Донато и потерял его!

— Почему вы думаете, что это был он?

— А вот видите, что мне припомнилось. В один прекрасный день Донато напился и в припадке откровенности рассказал, что он вставлял стекло в одной травяной лавке и что за это стекло он получил ни больше, ни меньше, как пятьсот франков.

Луиджи дорого бы дал, чтобы иметь возможность придушить болтуна и таким образом остановить поток его красноречия, но никакое вмешательство в данный момент было немыслимо.

Брат Софи, напротив, теперь, по-видимому, совершенно успокоился.

— Так вот что, — сказал он. — Если это действительно ваш товарищ Донато обронил алмаз, то, когда он выйдет из больницу, потрудитесь сказать ему, что я отнес его вещь к полицейскому комиссару Батиньоля, от которого он уже и может вытребовать его сам.

— Скажем, скажем, сударь, можете вполне положиться на нас.

Оскар встал. Чтобы дойти до своего стола, ему необходимо было пройти мимо Луиджи. Он бросил на него рассеянный взгляд и заметил его мертвенно-бледное лицо, но был настолько занят всем услышанным, что не обратил на него никакого внимания.

Он пообедал на скорую руку, расплатился, поблагодарил Пастафроллу и вышел из кабачка.

«Человек с записной книжкой у нас в руках! — радостно думал он. — Завтра мы узнаем, кто мерзавец, заплативший за такое преступление пятьсот франков!»

Пробило десять часов.

В такое время Оскар не мог начать действовать. К тому же Донато был в госпитале и поэтому не имел никакой возможности скрыться.

Вот почему бывший носильщик отложил все свои дела до завтрашнего утра.

По уходе Оскара Луиджи подошел к Карло и Паретти и спросил:

— Правда все то, что вы сейчас говорили? Донато действительно лежит в больнице?

— Да, сударь.

— В Hotel-Dieu?

— Да, палата святого Иоанна, кровать № 9.

Луиджи заплатил за свое пиво и ушел.

— Ты хитер, Оскар Риго, — бормотал он, — но я сильно боюсь, мой милый, что твоя хитрость обратится против тебя.

На улице Монтрейль сообщника Пароли ждала карета.

— На улицу Дофин, — сказал он кучеру.

— Еще слишком рано, — бормотал он, — слишком рано, необходимо выждать.

Достойный друг Пароли, выйдя из кареты, закурил сигару и стал прогуливаться по набережной.

Наконец на городских часах пробило полночь. Луиджи направился к дому, где жил Весельчак.

Дверь в подъезде оказалась закрытой.

После минутного колебания он решил позвонить. Дверь отворилась немедленно.

Луиджи двинулся вдоль коридора, в котором было темно, хоть глаз выколи, нашел лестницу и принялся бесшумно взбираться по ступенькам.

Дойдя до третьего этажа, он остановился, едва переводя дух от волнения. Крупные капли выступили у него на лбу.

Он приложил ухо к замочной скважине.

В квартире Оскара царствовало глубокое, ничем не нарушаемое безмолвие.

Он отворил дверь, взял в руки каталонский нож, осторожно добрался до второй двери, которая вела в спальню Риго, потихонечку толкнул ее и снова стал прислушиваться.

В квартире царило гробовое молчание.

Луиджи слышал только биение собственного сердца да свое прерывистое дыхание.

Он сделал шаг вперед и протянул руку к кровати: кровать была пуста.

— Вот несчастье-то! — проворчал Луиджи сквозь зубы. — Опять надо ждать!

Пьемонтец забрался в темную каморочку, которую осматривал утром, и, растянувшись на неубранной постели, стал с лихорадочным нетерпением ждать возвращения Оскара. Прошел час, другой, наконец третий…

Пробило четыре часа утра, а Оскар все еще не возвращался.

Луиджи подождал еще немного, но вот настала минута, когда он услышал, что улица пробуждается.