Кровавое дело - де Монтепен Ксавье. Страница 57

— У меня нет двухсот пятидесяти тысяч, но есть двести тысяч франков, — поспешил прибавить Анджело.

— А! Вы получили наследство?

— Нет. Я нашел богатого человека… поручителя… Но он может располагать только этой суммой. Послушайте, дорогой мой учитель, вы теперь богаты, имеете большое состояние, приобретенное доблестным, честным трудом. Что для вас пятьдесят тысяч франков больше или меньше? Капля в море! А делая мне уступку, вы заслуживаете мою вечную, безграничную благодарность и, кроме того, будете иметь сознание, что облагодетельствовали меня навеки. Разве это для вас ничего не значит?

Грийский усиленно думал в продолжение нескольких минут, показавшихся бесконечными.

— А те двести тысяч франков, о которых вы мне говорите, действительно могут немедленно поступить в ваше распоряжение?

— Они уже находятся в моем распоряжении.

— Ваш поручитель не откажется в последнюю минуту? Ведь это нередко случается!

— Как же он может отказаться, когда деньги у меня в кармане? И если вы приготовите квитанцию, я мог вручить вам их сию же минуту.

— А! Ну, это совершенно другое дело! Скажите, если бы я принял ваше предложение, то когда бы вы пожелали вступить во владение лечебницей?

— Когда это удобно для вас.

— В таком случае чем скорее, тем лучше, вот что для меня было бы удобнее всего.

— По мне — хоть завтра!

— Отлично! А вы соглашаетесь на условие, на мое главное условие? То есть что лечебница сохранит мое имя и будет носить его, пока я жив?

— Я сочту это за честь, как для лечебницы, так и для меня лично.

— В таком случае мы можем с вами сойтись.

— В самом деле?! — радостно воскликнул Пароли.

— Да, можете считать это дело решенным. Я принимаю двести тысяч. А теперь позвольте поговорить с вами по душам. Вы позволите?

— Не только позволяю, но даже прошу, дорогой учитель.

— Вы симпатичны мне по многим причинам. Вы иностранец, так же, как и я, вы любите науку столько же, сколько я, или, вернее, сколько я любил. Вначале вы также терпели горе и нужду. Подобно вам, я подвергался зависти и ненависти посредственностей и невежд. Вам нужно будет страшно бороться с ними, так как, видя вас на пути к богатству, они выступят против вас во всеоружии. Вот именно для вас-то, для того чтобы поддержать вас в этой борьбе, я и хочу оставить лечебнице мое имя, потому что пока еще оно более знаменито, чем ваше. Оно будет служить вам знаменем! Я знаю, что вы выйдете победителем, убежден в этом и знаю, что ваша победа вознаградит вас за все оскорбления соперников! Надеюсь на этих днях доставить случай публично доказать ваши блестящие достоинства. Мне предстоит очень трудная и даже опасная операция. Я колебался, потому что сомневался в твердости своей руки. Вот вы-то и должны сделать эту операцию, отметив ваш дебют блестящим успехом. А теперь, мой милый преемник и собрат, так как мы согласны с вами во всех пунктах, нам остается только набросать контракт, который я отнесу моему нотариусу, а завтра мы его подпишем.

— Я весь к вашим услугам. Только хотел просить вас включить в контракт некоторые пункты, весьма для меня важные.

— Какие именно?

— Мы решили, что я уплачу вам тотчас же двести тысяч и вы дадите мне квитанцию. Мы так и поступим, но я желал бы, чтобы купчая была сделана таким образом, как будто вы продали мне ваше заведение с рассрочкой на десять лет.

— Это очень легко, хотя, признаюсь, я не совсем понимаю…

— Дело идет о некоторых условиях между мной и моим поручителем. Объяснять все это было бы очень долго.

— Я вовсе и не требую от вас никаких объяснений: это ваше дело. Раз мне уплачено, я не вижу необходимости беспокоиться о чем бы то ни было.

— Нельзя ли пометить этот акт задним числом? Например, за неделю?

— Можно.

— В таком случае, доктор, потрудитесь составить черновую купчую, а я пока отсчитаю вам двести тысяч.

— Вы мне отдадите только сто восемьдесят, а двадцать тысяч уплатите нотариусу. Раз он должен думать, что я рассрочил вам платеж на десять лет, то поступить так будет гораздо правдоподобнее.

— Вы совершенно правы.

Грийский принялся тщательно составлять акт о продаже лечебницы.

Пока он усердно занимался этим делом, Анджело Пароли вынул из кармана толстую пачку денег и, отсчитав сто восемьдесят банковских билетов по тысяче франков каждый, выложил их на письменный стол.

— Я закончил, — проговорил наконец Грийский. — Я старался быть кратким и ясным и как можно более простым. Потрудитесь послушать, и затем, если сочтете нужным, можете возразить.

Грийский прочел вслух составленную бумагу.

— Хорошо? — спросил он, закончив чтение.

— Отлично. По-моему, тут изменить совершенно нечего.

Доктор пересчитал банковские билеты, запер их в несгораемый шкаф и выдал квитанцию, подписанную задним числом.

Безумная радость овладела Анджело, когда он получил квитанцию от Грийского. Лицо его сияло.

И действительно, все ему удавалось. Его будущее и благосостояние были отныне. упрочены навсегда. Будущее предстояло грандиозное, состояние — колоссальное!

Благодаря его необыкновенной ловкости на него не могло пасть даже и тени подозрения. Мало этого: в несколько минут он выиграл целых пятьдесят тысяч франков.

— Вы завтракали? — спросил Грийский.

— Нет еще.

— Так сделайте же мне удовольствие, позавтракайте со мной, а затем мы отправимся вместе к нотариусу.

Пароли принял приглашение.

Завтрак оказался довольно тощим: Грийский был очень воздержан в пище и к тому же крайне скуп. Затем оба отправились к нотариусу, где Пароли уплатил двадцать тысяч франков за первый год и все издержки.

По выходе от нотариуса Грийский и Пароли расстались, условившись встретиться на следующее утро.

Анджело должен был официально войти во владение лечебницей, быть представленным всем служащим и студентам и, наконец, присутствовать при ежедневном обходе и консультациях бедных больных.

Затем они должны были отправиться вместе подписать бумаги.

Это была простая формальность, так как, в сущности, все было уже уплачено.

Глава V
ПРИЗНАНИЕ БАРОНА

Вернувшись с вокзала, барон Фернан де Родиль, товарищ прокурора, дал все необходимые инструкции начальнику сыскной полиции.

В тот же вечер должно было быть принято окончательное решение относительно поездки в Сен-Жюльен-дю-Со.

Судебный персонал в Жуаньи был извещен телеграммой, и товарищ прокурора с минуты на минуты ждал оттуда ответа.

Приехав в суд, Фернан де Родиль распрощался со своими спутниками, как вдруг судебный следователь де Жеврэ, прощаясь с ним, удержал его за руку и проговорил:

— Можете вы уделить мне одну минутку, мой милый друг?

— Я всегда к вашим услугам, вы это отлично знаете. Я вас слушаю.

— Нет, не здесь. Пойдемте в ваш кабинет. Никто не должен слышать, о чем я собираюсь поговорить с вами.

— Идемте в таком случае.

Этот краткий диалог происходил в общей зале, уже наполнявшейся адвокатами, поверенными и публикой.

Барон де Родиль ввел своего друга в кабинет, подвинул ему кресло и, дав приказание не впускать никого и ни под каким предлогом, воскликнул:

— Что с вами случилось? Почему у вас такое мрачное лицо?

— Не шутите! Я хочу поговорить с вами об очень серьезных вещах, — тихо ответил судебный следователь.

Фернан пристально посмотрел другу прямо в лицо, нахмурился и проговорил:

— Я заранее угадываю, что вы хотите сказать. Это касается Анжель Бернье, не так ли?

— Да.

— Вы хотите спросить меня, что общего между нею и мною?

— Нет, потому что я уже угадал это… Ваше смущение, колебание, наконец, загадочные слова, произнесенные этой женщиной, сказали мне все. Анжель Бернье, незаконная дочь убитого Жака Бернье, была вашей любовницей.

— Это правда…