Кровавое дело - де Монтепен Ксавье. Страница 77

— Я ничего не знаю и знать не желаю. Знаю только, что он — единственный хозяин и глава лечебницы Грийского с первых чисел этого месяца, а Грийский не такой человек, чтобы передать свое заведение, не содрав за это кучу денег.

— Нашел поручителя…

— А вот это может быть.

— Желаю ему всего хорошего. Но только уж я его курсов слушать не буду.

— Тем хуже для тебя. Анджело Пароли — знаменитость, и ты сам рано или поздно должен будешь убедиться в этом.

Аннибал Жервазони слушал с возрастающим интересом.

Все, что он только что услышал, казалось ему невозможным. Как Анджело, которого он считал уехавшим в Англию третьего декабря, смог стать владельцем лечебницы Грийского, о которой они толковали тогда в «Auberge des Adrets»?

Откуда он мог добыть громадную сумму, которую требовал Грийский? У кого хватило глупости одолжить Пароли такие деньги?

Наконец, что все это значит? Как следует отнестись к только что слышанным словам?

Вероятно, это шутка, и поэтому на нее не следует обращать ровно никакого внимания, потому что, если допустить невероятный факт, что Пароли действительно стал владельцем лечебницы, то нет никакого сомнения, что его друг, Аннибал Жервазони, первым бы узнал об этом.

Так размышлял Жервазони, и вдруг его помощник обратился к нему с вопросом:

— Ведь, кажется, этот Анджело Пароли, о котором идет речь, ваш друг?

— Да! Но только все, что говорил сейчас этот студент, кажется мне просто фантазией.

— Почему?

— Я видел моего земляка третьего числа этого месяца, и он уезжал в Лондон совершенным бедняком. Как, спрашивается, допустить — не признавая абсурда, — что с тех пор он стал хозяином лечебницы Грийского?

Аннибал уже хотел отправиться за разъяснениями к только что говорившему студенту, но ему помешал страшнейший шум и гвалт, внезапно поднявшийся в таверне.

Причиной этой суматохи было появление молодой девушки, поразительно красивой, одетой с кричащей роскошью. На ней было бархатное пальто, отделанное богатейшим мехом, и роскошное фаевое платье с большим шлейфом.

Общий крик восторга и аплодисменты встретили красавицу. Все кричали, радовались, хлопали в ладоши и с адским шумом звенели стаканами.

Софи, так звали девушку, поворачивая головку во все стороны и покачивая стройным станом, с приветливой улыбкой ходила от группы к группе, пожимая на ходу руки, и говорила:

— Верьте, что если я не хожу сюда чаще, так только потому, что не могу. Меня ужасно крепко держат. Мой судья ревнив, как два тигра. Он запрещает мне и нос показывать в таверны Буль-Миша, боится, что я повстречаюсь там с кем-нибудь из моих прежних закадычных друзей. Вот чушь-то! Как будто у меня нет всюду закадычных друзей!

— Уж не за одним ли из этих счастливцев ты пришла сегодня в «Волну», красавица? Ведь ты так редко удостаиваешь нас своими посещениями? — спросил один из студентов.

— Говорю — не могу. А что до старых — ни-ни-ни. Новые знакомства не в пример приятнее.

— Я новый знакомый, и поэтому…

— И поэтому проваливай-ка подальше! — расхохоталась Софи. — Нет, шутки в сторону, я пришла за Эрнестиной.

— Улетела твоя Эрнестина. Тоже, может быть, нашла судью, как и ты, который держит ее взаперти. Мы все что-то давно ее не видели!

— Да, птица, нечего сказать, мой судья! — продолжала Софи. — Вечно на допросах, вечно роется в бумагах…

— Но в таком случае ты свободна, как воздух.

— И не воображайте! Он является, как снег на голову, как раз тогда, когда я его жду меньше всего. Думает, что поймает меня! Господи, до чего глупы все мужчины! Давеча я думала, что он преспокойно у себя в кабинете терзает подсудимую, а он, на — летит ко мне! Ездил, видите ли, со своей слепой матерью на операцию на улицу Sante!

Студент-энтузиаст, присутствовавший утром в лечебнице, обратился к Софи:

— Ты, вероятно, говоришь, о madame де Жеврэ?

— Ну! Это мать моего судьи. Говорят, это необыкновенный ученый. Он оперировал старуху без операции.

В таверне захохотали.

— Вот вы гогочете, — продолжала Софи, ничуть не смущаясь, — а я между тем и не думаю шутить и говорю истинную правду.

— И ты совершенно права, — поддержал ее студент, — я сам там был.

И он рассказал все произошедшее утром.

«Теперь у меня не остается и тени сомнения, — думал Аннибал Жервазони. — Анджело часто говорил мне о своих наблюдениях и опытах с комбинированными стеклами. Преемник Грийского — он».

Софи уселась среди студентов и смеясь принимала угощение от каждого, что вскоре образовало на столе, вокруг нее, целую батарею пивных кружек, бокалов с абсентом, стаканов с кофе и бесчисленного количества различных ликеров.

— Вот будет ловко, если я проглочу все это, дети мои! — хохотала она, дружески толкая тех, кто стоял к ней ближе других.

Аннибал Жервазони встал и подошел к студенту, так сильно восхищавшемуся Пароли.

Слегка дотронувшись до его плеча, он проговорил:

— Я не ошибся, сударь, когда мне послышалось, будто вы сказали, что доктор Анджело Пароли стал владельцем лечебницы Грийского?

— Нисколько не ошиблись. Два раза я уже с интересом и восторгом присутствовал на его консультациях и готовлюсь усердно следить за его лекциями по офтальмологии. Ручаюсь, что не пропущу ни одной.

— Как вы полагаете, могу я сейчас застать доктора Пароли в лечебнице?

— Этого я вам не могу сказать, но знаю, что его можно застать утром, до десяти.

— Благодарю вас.

Аннибал вернулся к своему помощнику и сказал:

— Прощайте, я ухожу. Мне положительно не терпится узнать, что делается в бывшей лечебнице Грийского.

И, пожав товарищу руку, Аннибал вышел из «Волны».

Когда он пришел к себе, его окликнула консьержка.

— Вам письмо, сударь.

Итальянец взял письмо и узнал руку Анджело Пароли.

— Это не по почте, — заметил он.

— Нет. Принес кучер, отлично одетый, с кокардой на шляпе.

Жервазони разорвал конверт, вынул из него листик бумаги и прочел:

« Monsieur Жервазони.

Буду ждать тебя сегодня с половины седьмого вечера на бульваре Сен-Мишель у «Вашетт». Мы пообедаем вместе.

Всем сердцем твой друг

Анджело Пароли».

Пораженный таким необыкновенным совпадением обстоятельств, итальянец думал:

«Вот загадка-то! Как мне хочется поскорее найти к ней ключ! Анджело в Париже, когда я был уверен, что он в Лондоне! Анджело — преемник Грийского, вместо того чтобы быть скромным эскулапом в Англии. «И правда может иногда быть невероятной!» Вот справедливая пословица! А все-таки черт меня возьми, если я тут хоть что-нибудь понимаю! Ну, да уж теперь не долго ждать!»

Жервазони поднялся к себе, переоделся наскоро и пошел обратно на бульвар Сен-Мишель к ресторану «Вашетт», находящемуся на углу бульвара и Школьной улицы.

Войдя в ресторан, он стал глазами искать Пароли, но последний, очевидно, еще не приходил.

Итальянец сел за столик, велел подать себе абсент и стал ждать.

По выходе от Сесиль Бернье Анджело Пароли отправился к нотариусу, который должен был выдать ему купчую. Пароли хотелось иметь этот документ как можно скорее, и нотариус, желая угодить клиенту, не тянул дело.

Пароли вышел от него уже с бумагой в кармане, но все же это несколько подзадержало его, так что он пришел к «Вашетту» только в три четверти седьмого.

Аннибал встретил его улыбкой, крепко пожал руку и не без удивления констатировал полнейшую и быструю метаморфозу, как во внешности, так и в манерах друга.

От посетителя низких притонов и истребителя абсента не осталось и следа. Вчерашнего цыгана заменил человек, видимо положительный и серьезный, несмотря на свои молодые годы.

Одет он был с самой изящной простотой.

Подобное превращение казалось почти чудом.

— Ну, милый мой, — проговорил Жервазони, — надеюсь, что ты объяснишь мне…

— Мое присутствие в Париже? — перебил Анджело, весело смеясь. — Да, я понимаю, что мое письмо должно было сильно удивить тебя.