Лучше умереть! - де Монтепен Ксавье. Страница 6

— Вы так считаете?

— И вполне обоснованно: я детально изучал эту систему.

— Вы забываете, Жак, что слово «невозможно» явно не французского происхождения! Трудно — да… Но не невозможно… Я изобрел машину для гильоширования контуров.

Старший мастер выпучил глаза и замер в изумлении.

— Если вы не заблуждаетесь, господин Лабру, — произнес он наконец, — то заработаете миллионы! Да эту редкостную машину у нас с руками оторвут…

— Я изобрел ее, но еще раз повторяю: мне необходимо обсудить с вами способы внедрения этой системы. Я, как и вы, считаю, что, если все сложится удачно, у моего сына будет огромное состояние. Ведь именно с мыслью о нем, о его будущем я так отчаянно работаю, но не хочу быть эгоистом. Сейчас я ознакомлю вас со своими проектами. Мы тщательно просмотрим их вместе, и, если вы не найдете ничего, что стоит переделать или изменить, сразу же приметесь за работу над моделью, приняв все необходимые меры для сохранения тайны. Ведь простейшая неосторожность приведет к тому, что у нас украдут изобретение, способное принести столько денег.

— О! Господин Лабру! — воскликнул Жак. — Вы прекрасно знаете, что на меня можно положиться.

— Знаю, и именно поэтому с сегодняшнего дня намерен сделать вас своим компаньоном. Вы получите пятнадцать процентов от прибыли, которую принесет нам совместно созданная машина.

В глазах старшего мастера вновь вспыхнул алчный огонек.

— Пятнадцать процентов! — повторил он.

— Да, а когда цифра чистой прибыли достигнет трех тысяч франков, я увеличу вашу долю до двадцати процентов. Впрочем, дабы обеспечить сохранность ваших прав, мы подпишем небольшой договор. А сейчас давайте посмотрим проект.

Господин Лабру открыл сейф, стоявший с другой стороны окна, достал оттуда шкатулку, поставил ее на рабочий стол и, открыв висевшим на цепочке от часов микроскопическим ключиком, вынул бумаги и развернул их на зеленом сукне стола.

— Вот это устройство, — сказал он, коснувшись пальцем сложных линий чертежа.

Жак пожирал чертеж горящими глазами. Инженер продолжал:

— Теперь я вам все объясню.

Жак все быстро понял: лицо его осветилось воодушевлением, в глазах засиял энтузиазм.

— Восхитительно, господин Лабру! — воскликнул он, когда инженер наконец закончил. — Вы осуществили невозможное.

— Полагаете, что успех реален?

— Думаю, он обеспечен…

— Ну хорошо! Моя часть работы готова. Теперь дело за вами. Принимайтесь за работу.

— Я примусь за нее на свежую голову, изучив детали, чтобы отдать макеты кузнецам и литейщикам.

— Делайте, как вам удобнее. Вы каждый день будете заходить ко мне, и я буду выдавать вам чертежи часа на два-три. Позволить вынести их отсюда я не решусь: лишняя предосторожность никогда не помешает.

— Прекрасно понимаю и считаю, что вы совершенно правы. Я буду здесь, на ваших глазах, делать чертежи и макеты, и, если сочту, что можно внести какие-то небольшие изменения, тут же смогу с вами посоветоваться.

— Решено, Жак, будем работать вместе. Вы довольны тем будущим, которое вам теперь светит?

— Я благодарен вам от всей души, господин Лабру. Уверен, что ни один хозяин на такое не способен, и вечно теперь буду вам признателен.

— Нисколько не сомневаюсь. Теперь, когда вы, так сказать, стали моим компаньоном, вам следует действовать еще активнее, удвоить свое рвение и построже держать себя в цехах. Требуйте от подчиненных самого четкого соблюдения правил и при малейших нарушениях строжайше их наказывайте!

— Мне все-таки следует составить расчет для Винсента и передать его в кассу?

— Да, я настаиваю, чтобы он был наказан в назидание другим. По пути загляните в контору: если рассыльный там, пусть вызовет ко мне госпожу Фортье.

— Хорошо, господин Лабру.

Жак вышел. Рассыльный еще не вернулся, и старший мастер сам пошел к Жанне.

— Госпожа Фортье, — сказал он, — вас вызывает хозяин.

Женщина задрожала.

— Он говорил с вами обо мне, да? — запинаясь, в тревоге спросила она.

— Да. И намерен отчитать вас всерьез. Вы же знаете: сердце у него доброе, но подчас он бывает резок. Дайте ему выговориться, а сами помалкивайте. Любой ответ только настроит его против вас еще больше. И, что бы там ни было, Жанна, не забывайте о нашем недавнем разговоре. Помните, что имеете в моем лице беспредельно преданного друга.

— Будь что будет! Ничего дурного я не сделала, совесть моя чиста. Пойду! Но кого же оставить в привратницкой?

— Заприте дверь, и дело с концом. Вы же ненадолго. А я пойду в мастерские.

Жанна заперла дверь, оставив в привратницкой маленького Жоржа, и отправилась в кабинет хозяина.

Жак выглядел озабоченным. Пройдя через цеха, он вошел в тесную комнатку, отведенную специально для него. Там он рухнул на стул и обхватил голову руками, словно она стала вдруг непомерно тяжелой.

— Ведь точно, — прошептал он себе под нос, — хозяин не ошибается! Это целое состояние! Он нашел именно то, что искал я! Если бы изобретение было моим, я бы получил не какую-то там тысячу франков, две или три, а миллионы! Да, миллионы. Но ведь для того, чтобы арендовать мастерские, оборудовать их, наладить производство, нужны деньги. А у меня нет ничего!

Помолчав, Жак продолжал, сжимая кулаки:

— О! Какой соблазн! Пятнадцать процентов… двадцать процентов… да что они значат, когда я мог бы иметь все! Тогда я стал бы богат, и Жанна уже не отказывалась бы меня слушать! Хозяин сердит на нее. Пусть бы он повел себя с ней грубо, пусть бы уволил! Она оказалась бы на улице, с детьми и без средств к существованию. И ей бы пришлось пойти ко мне!

Старший мастер умолк. На губах его блуждала гадкая улыбка; глаза злобно сверкали. Но через несколько секунд улыбка исчезла, взгляд потух, и Жак отправился в цеха исполнять свои обязанности.

Жанна Фортье, снедаемая вполне понятной тревогой, вошла во флигель и направилась к кабинету хозяина. Дрожащей рукой постучала.

— Войдите, — крикнул господин Лабру.

Женщина открыла дверь, вошла и, запинаясь, проговорила сдавленным голосом:

— Вы меня вызывали, господин Лабру?

— Да, сударыня, — ответил инженер суровым тоном. — Я хочу знать, почему сегодня днем вы ушли с работы, оставив привратницкую на одну из работниц, что полностью противоречит существующим правилам. Вы занимаете ответственный пост, требующий особой бдительности и непреклонности. Видно, я ошибся, предложив вам эту работу.

Жанна по натуре своей была горда и обидчива почти до мнительности. Слова хозяина задели ее за живое.

— Господин Лабру, — сказала она, — если я сочла нужным оставить привратницкую, то это было исключительно в интересах моей работы. Я ходила купить все необходимое для того, чтобы лампы горели всю ночь.

— Возможно! Но ведь вам ничто не мешало дождаться конца рабочего дня, чтобы сходить в лавку. Кроме того, слабость, проявленная вами в отношении Винсента, свидетельствует о том, что на вас нельзя рассчитывать. Я крайне недоволен. Еще раз повторяю, госпожа Фортье: вы работаете не на своем месте; я ошибся, взяв вас сторожем на завод.

Глаза Жанны наполнились слезами.

— Я не напрашивалась на эту работу, господин Лабру, — сказала она с чувством собственного достоинства, — вы сами сочли нужным предложить мне ее, чтобы помочь как-то выжить после смерти моего несчастного мужа, погибшего у вас на службе. Я с благодарностью согласилась, ведь в будущем меня ждала неминуемая нищета. Но если вы, господин Лабру, сожалеете о том, что сделали, то я сожалею об этом еще больше, ибо вы сейчас жестоко упрекаете меня, а я вовсе не заслуживаю таких упреков.

— Что? — вскричал инженер. — Вы смеете утверждать, что не нарушили существующих правил?

— Я попросила одну девушку, которая работает сдельно, подменить меня на час. Разве это такое уж серьезное нарушение? Она сама располагает своим временем: ей за него не платят.

— Что за неуместные вещи вы тут несете! Охрана завода была поручена вам, и никому другому; следовательно, в рабочее время вы ни в коем случае не должны покидать свой пост. Но хватит об этом! Вы без разрешения выпустили рабочего, что строжайше запрещено.