Сыщик-убийца - де Монтепен Ксавье. Страница 120

— Ты думаешь, что она еще жива?

— Конечно: кровь теплая.

— Надо помочь ей!

— Конечно, но как?

— Возьмем лестницу.

— Нет, наша слишком коротка. Тут не менее тридцати футов.

— Поставим две лестницы, одну на другую.

— Это идея, Граншан, принеси две лестницы, а я достану веревку.

Лестницы были положены на землю, связаны веревкой и затем подняты.

— Достаточно ли теперь? — спросил Симон.

— Да, — ответил Граншан, — она доходит до кустов.

— Хорошо. Я подымусь, а вы держите крепче.

Симон был невысокого роста, лет тридцати, но отличался замечательной силой. Скоро он поднялся до дерева, задержавшего падение.

— Ну что? — крикнули снизу.

— Это молодая женщина или девушка, но только не здешняя.

— Что с ней?

— Не знаю, она бледна, как мертвая, а глаза закрыты.

— Что будешь делать?

— Я постараюсь взять ее на руки. Держите крепче лестницу.

Но дело оказалось труднее, чем он думал.

— Черт возьми! — закричал он после тщетных усилий. — Я не могу выпутать ее из ветвей и боюсь уронить, а может быть, и сам упаду вместе с ней.

— Есть одно средство, — сказал Граншан.

— Какое?

— Мы пойдем наверх с веревкой; дойдя до края отверстия, мы спустим один конец, ты привяжешь тело, мы поддержим его, и вы спуститесь без малейшей опасности.

— Хорошо, только, прежде чем уйти, укрепите лестницу.

— Не беспокойся: она более чем на фут вошла в землю.

— В таком случае, идите скорей.

Симон с участием и состраданием глядел на молодую женщину, руки которой инстинктивно сжали ветви. Он дотронулся до руки: она была холодна.

«Кровь больше не течет, — подумал он, — кажется, она умерла, а жаль».

В эту минуту его товарищи подошли к краю отверстия и спустили конец веревки.

Обернув несчастную несколько раз веревкой, Симон завязал ее четырьмя узлами и сказал:

— Подымайте тихонько, я подставлю плечо, а вы постарайтесь спустить тело мне на спину, только осторожно, а не то мы упадем оба.

После нескольких усилий им удалось, наконец, положить тело на плечо Симона, который начал тихонько спускаться, крикнув, чтобы они продолжали слегка поддерживать тело. Он с бесчисленными предосторожностями спустился вниз. В углу лежало несколько охапок соломы, и Симон уложил на нее девушку.

Лицо Берты было бледно, как мрамор, глаза закрыты, а на платье виднелись большие красные пятна.

Через несколько минут товарищи Симона вернулись.

— Ну что, — спросил Граншан, — она умерла?

— Не думаю, — ответил Симон, — так как все ее члены совершенно мягки.

Он опустился на колени и, приложив ухо к груди, стал слушать, бьется ли сердце.

— Она только в обмороке, — сказал он. — Я слышу, как бьется сердце.

— Может быть, у нее что-нибудь сломано?

— Едва ли.

— Ну, что же нам с ней делать?

— Мы не можем оставить ее без помощи, а унести не можем.

— Я побегу за доктором и приведу комиссара.

Граншан сейчас же ушел, а Симон намочил платок в луже, оставшейся после вчерашнего дождя, и смочил виски Берты. Но это первобытное средство не возымело действия.

— Чудо, что она еще жива, — прошептал Симон.

Прошло полчаса, обморок продолжался, но сердце билось, хотя слабо.

Наконец явился полицейский комиссар в сопровождении доктора и двух людей с носилками.

Доктор констатировал две незначительные раны: одну на голове, другую в груди. Первая была почти царапиной, вторая немного более глубокая, и причины ее доктор не мог объяснить. Рана та вызвала большое кровоизлияние.

После перевязки доктор объявил, что девушку надо перенести в соседний госпиталь, так как неизвестно ее местожительство.

Берту положили на носилки.

— Надо посмотреть, — сказал полицейский, — нет ли у нее в платье чего-нибудь, что могло бы указать на ее имя и адрес.

Симон опустил руку в карман и вынул сначала ключ, потом портмоне, которое открыл комиссар. Там находился только золотой и несколько мелких монет. Всего тридцать два франка семьдесят пять сантимов. Затем был вынут маленький клочок смятой бумаги.

— Номер фиакра, — сказал комиссар. — Но этот номер мог лежать в кармане уже давно, и к тому же кучер не знает, кого везет.

— Это указание не имеет значения, — продолжал доктор. — Обморок кончится, и больная даст показания, но сначала ее надо отнести в госпиталь. Сейчас, господин комиссар, я подпишу билет о приеме, который вы потрудитесь засвидетельствовать.

— Куда прикажете нести? — спросил один из носильщиков.

— В госпиталь Святого Антуана.

— Черт возьми! Это не близко, нам не донести вдвоем.

Симон и старший из рабочих предложили свои услуги.

— А ты не идешь с нами? — спросил Симон Граншана.

— Во мне нет надобности, я буду работать в ожидании вас.

— Как хочешь.

Но, оставшись один, Граншан не шевелился и, казалось, не был расположен работать.

Он думал, пристально глядя на бумажку, брошенную комиссаром. И вдруг, наклонившись, поднял ее.

— Черт возьми! — прошептал он, пожимая плечами. — Этот комиссар не хитер!… Он находит, что бумажка ничего не значит!… Но, предположив, что девочка умрет, не сказав ни слова, ее адрес можно узнать, обратившись к кучеру фиакра номер 13 и показав ему в морге покойницу… Я спрячу этот номер и покажу его в случае надобности.

Тщательно сложив бумажку и положив ее в карман, Граншан принялся за работу.

Несчастную Берту отвезли в госпиталь Святого Антуана.

Дежурный доктор убедился, что у нее ничего не сломано. Оставалось только опасаться сильного потрясения, а относительно этого нельзя было ничего узнать до окончания обморока.

Сквозь сжатые губы ей влили в рот несколько капель лекарства, а так как его действие могло последовать с минуты на минуту, доктор не отходил от ее постели.

По прошествии получаса Берта сделала слабое движение, затем приподнялась и, открыв глаза, бросила вокруг испуганный взгляд, потом глаза ее снова закрылись, и она упала на подушку.

Доктор взял ее руку и тихо заговорил.

Она снова открыла глаза, ее губы зашевелились, видно было, что она хотела что-то сказать, но только кровавая пена показалась на ее губах.

— Я боюсь внутреннего кровоизлияния, — сказал доктор стоявшим около него двум студентам. — Бедная девушка очень больна…

Но оставим на время Берту и возвратимся к другим героям нашего рассказа.

Мы видели, как был испуган Тефер при рассказе Пьера Лорио начальнику полиции.

Он испугался, что дядя доктора Этьена подозревает истину, но скоро успокоился.

Кучер только делал логические выводы, но было очевидно, что не знал ничего.

К Теферу вернулось его хладнокровие, и он задрожал от радости, когда начальник полиции поручил ему следствие.

«Отлично, — думал Тефер, потирая руки с циничной улыбкой, — они могут надеяться, что розыски будут произведены самым тщательным образом… Точно так же, как относительно фальшивомонетчиков Дюбье и Термонда. Но надо сделать вид, что я работаю усердно и заслуживаю всяких похвал».

Затем он позвал двух агентов, которые по большей части работали под его надзором. Они помогали при аресте Рене Мулена и наблюдали за домом, где жила вдова казненного. Их звали Леблонд и Банкаль.

Инспектор объяснил им, в чем дело, и наметил их действия.

— Фиакр был взят на Восточной улице в десять часов, — сказал он, — и найден в половине первого на набережной Рапе. Он должен был проехать большой путь по глинистой дороге. Люди, укравшие его, кажутся мне очень ловкими и, по всей вероятности, они отвели фиакр на эту набережную единственно для того, чтобы сбить с толку следствие, если оно будет производиться.

По моему мнению, — продолжал Тефер, — следы фиакра надо искать на Монмартре или в Бельвиле. Вам, Леблонд, я поручаю осмотреть Бельвиль, а вам, Банкаль, — Монмартр.