Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 113
Подняв рог над головой и в последний раз взглянув на Хведру, Орик пришпорил своего пони и, выехав из главных ворот Брегана, свернул на восток, в сторону обширной долины. Эрагон и остальные двенадцать гномов последовали за ним.
Три часа они двигались по хорошо наезженной и утоптанной тропе, все выше поднимаясь по боковому отрогу горы Тхардур над долиной. Гномы подгоняли своих пони, но коротконогие лошадки не могли сравниться в скорости с Эрагоном, особенно когда ему удавалось бежать свободно, не встречая особых преград. Он хоть и был не слишком доволен столь медленным темпом, но от жалоб воздерживался, отлично понимая, что двигаться быстрее гномы просто не могут; впрочем, ему со всеми приходилось сдерживать свой шаг, если не считать эльфов и куллов.
Было холодно; Эрагон даже немного продрог и поплотнее закутался в плащ. Солнце еще не поднялось над Беорскими горами, и долина была погружена во влажный ледяной сумрак, хотя до полудня оставалось всего несколько часов.
Вскоре они достигли ровного гранитного плато шириной не менее тысячи футов, ограниченного справа наклонной стеной из созданных самой природой восьмигранных колонн. Дальний конец плато скрывал от взгляда колышущийся занавес тумана.
Орик поднял руку и объявил:
— Смотри, вот он, Аз Кнурлдратхн! Это и есть наш каменный лес!
Эрагон нахмурился. Как он ни напрягал зрение, ему не удавалось разглядеть среди этих скал и камней ничего интересного.
— Я не вижу никакого каменного леса.
Орик спешился, отдал поводья одному из сопровождавших его воинов и сказал Эрагону:
— Следуй за мной.
И они пошли прямо к той крутящейся стене тумана. Эрагон все придерживал шаг, стараясь не обгонять Орика. Когда они нырнули в туман, тот словно поцеловал его холодными и мокрыми губами в обе щеки. Влага прямо-таки висела здесь в воздухе; пелена ее была такой густой, что скрывала от глаз оставшуюся внизу долину и каждого человека, каждый камень рядом с ними превращая в некие непонятные расплывчатые предметы, у которых невозможно даже определить, где верх и где низ. Но Орик уверенно шел вперед, и шаг его оставался все таким же твердым. Эрагон, напротив, чувствовал себя совершенно потерянным; он был не в силах правильно определить направление, а потому даже немного пошатывался. Он даже руку вытянул перед собой, чтобы случайно не напороться на что-нибудь, скрытое за стеной тумана.
Наконец Орик остановился на краю узкой расщелины, словно расколовшей гранитное основание плато, по которому они шли. и спросил:
— Ну, а теперь-то ты видишь?
Прищурившись, Эрагон стал озираться, но сплошной туман по-прежнему скрывал все вокруг, и он уже открыл было рот, чтобы сказать об этом Орику, но тут заметил справа нечто необычное, некий едва заметный рисунок или узор на этом туманном занавесе или, может, чьи-то светлые и темные силуэты внутри этой белесой воздушной реки. И вдруг очень быстро перед ним стали возникать и другие формы и силуэты, тоже совершенно неподвижные и весьма странные, то очень светлые, то совсем темные, и ни в одном из этих странных объектов он не мог опознать ничего знакомого.
— Я не… — начал Эрагон, и тут внезапный порыв ветра, взлохматив ему волосы, немного развеял туман, и неопределенной формы предметы оказались толстенными стволами деревьев с корой пепельного цвета и голыми изломанными ветвями. Вокруг были десятки подобных деревьев — бледные скелеты древнего леса. Эрагон прижал ладонь к ближайшему стволу. Кора на ощупь была холодной и твердой, как гранитный валун. К ней словно прилипли клочья светло-серого лишайника. Эрагону стало не по себе; у него даже волосы на затылке зашевелились. Хотя он и не считал себя излишне суеверным, однако все это: и призрачный туман, и странный полумрак, да и внешний вид самих этих деревьев, мрачных, таинственных, угрожающих, — будило в его душе неясный страх смерти.
Он облизнул губы и спросил:
— Откуда тут эти деревья? Орик пожал плечами:
— Некоторые утверждают, что это Гунтера поместил их сюда, когда в черной пустоте создавал Алагейзию. Другие считают, что каменные деревья создал Хельцвог, потому что камень — его любимое вещество, вот этому богу и вздумалось устроить себе такой каменный сад. А некоторые клянутся, что все это было совсем не так, что когда-то эти деревья, подобные любым другим, оказались погребены под землей в результате страшной катастрофы, случившейся много-много тысячелетий тому назад, и, видимо, с течением времени дерево превратилось в глину, а глина — в камень.
— А такое возможно?
— Только боги знают это наверняка. Да и кто, кроме них, может хотя бы надеяться, что поймет, зачем и почему происходит все в нашем мире? — От волнения Орик немного потоптался на месте и прибавил: — Наши предки открыли этот лес. попросту добывая здесь камень. Это случилось более тысячи лет назад. А потом Хвальмар Безрукий, гримстборитх клана Дургримст Ингеитум, прекратил здесь разработки и велел своим каменщикам высвободить эти деревья из окружавшей их горной породы. Но вскоре, когда каменщики высвободили уже больше пятидесяти деревьев, Хвальмар понял: этих каменных деревьев тут, наверное, сотни или даже тысячи, и приказал своим людям оставить все как есть. Но это место все же сильно повлияло на воображение нашего народа, и с тех пор представители всех кланов кнурлан приезжают сюда и трудятся, стараясь высвободить из гранитного плена как можно больше деревьев. Были даже такие, кто посвятил этому всю свою жизнь. А еще появилась традиция высылать сюда самых вредных и непослушных юнцов, чтобы они заслужили честь стать взрослыми кнурлан, вырубив из камня хотя бы одно или два дерева — под наблюдением опытного каменщика, конечно.
— Довольно утомительное занятие.
— Зато дает время подумать о смысле жизни и раскаяться в своих прегрешениях. — Орик пригладил свою заплетенную в косички бороду. — Я и сам однажды провел здесь несколько месяцев; мне тогда было всего тридцать четыре года, и я считался парнем весьма буйного нрава.
— И что, раскаялся ты в своих прегрешениях?
— Нет. Уж больно… утомительное это оказалось занятие. Я был вымотан до предела. За три недели тяжких трудов мне удалось очистить от гранита всего одну ветку, и я попросту отсюда сбежал и примкнул к одной банде вреншрргнов…
— То есть гномов из клана Вреншрргн?
— Да, это были кнурлан из клана Вреншрргн. На вашем языке это значит примерло Волки Войны или Боевые Волки. Ну, в общем, примкнул я к ним и однажды, перебрав эля, решил — а надо сказать тебе, что они охотились на награ, гигантских вепрей, — что и мне непременно тоже надо убить такого вепря и притащить его к Хротгару, чтобы он сменил гнев на милость и больше меня не наказывал. Идея, конечно, была совершенно дурацкая. Даже самые опытные и умелые кнурлан боятся охотиться на награ, но у меня, молодого, ветер в голове гулял, и взрослых мне слушаться было ни к чему. Правда, когда у меня в мозгах немного прояснилось, я, разумеется, обругал себя последним дураком, но делать было нечего: я уже поклялся непременно принять участие в охоте на награ, и оставалось лишь выполнять свою клятву.
— И что было дальше? — спросил Эрагон.
— Ну, убил я одного награ, с помощью других конечно, но проклятый вепрь распорол мне плечо и закинул на вершину росшего рядом дерева, так что остальным охотникам пришлось тащить назад нас обоих — и награ. и меня. Хротгар вепрю обрадовался. А я, несмотря на усилия самых лучших лекарей, целый месяц провалялся в постели да еще и получил нагоняй от Хротгара; он мне заявил, что так мне и надо, раз я ослушался его приказа.
Эрагон некоторое время молча смотрел на гнома, потом сказал:
— Тебе, я вижу, очень его не хватает.
Орик низко опустил голову, почти касаясь подбородком груди, помолчал, потом поднял топор и так ударил рукоятью о гранит, что по окрестным горам прокатилось громкое эхо.
— Прошло уже почти два столетия, Эрагон, с тех пор, как нашу расу сотрясала последняя дургримстврен, война кланов. Но клянусь черной бородой Морготала, сейчас мы снова на грани такой войны!