Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 116

После некоторого молчания Карн сказал:

— Я передал сигнал. Мартланд говорит, что разделяет твою озабоченность, но велел передать тебе, что если ты еще не хочешь, поджавши хвост, бежать в лагерь к Насуаде, то все же следует попытать удачи.

Роран крякнул и отвернулся. Мотнув головой, он подал знак остальным, и они на четвереньках отползли туда, где оставили своих коней.

Поднявшись на ноги, Роран сел в седло.

— Ну-ка, стой смирно, мальчик! — прошептал он Сноуфайру, погладив жеребца, когда тот недовольно тряхнул мордой. В сумеречном свете шкура и грива коня отливали серебром. Уже не в первый раз Роран пожалел, что его конь столь заметен в темноте. Лучше бы он был гнедой или каурый.

Отвязав щит от седла, Роран продел левую руку в ременную петлю и вытащил из-за пояса молот. Во рту сразу пересохло; он с трудом сглотнул, ощущая знакомое напряжение в груди, и перехватил молот поудобнее.

Когда все пятеро были готовы, Карн поднял палец, полуприкрыв глаза, и зашевелил губами, словно разговаривал сам с собой. Невдалеке затрещал сверчок.

Карн резко распахнул глаза:

— Помните, надо все время смотреть вниз, пока глаза не привыкнут, и только потом можно на небо посмотреть. — И колдун начал нараспев читать что-то на древнем языке — непонятные эти слова были исполнены могучей силы.

Роран прикрылся щитом и зажмурился, покрепче устраиваясь в седле, когда все вокруг вдруг осветила вспышка ярчайшего света, слепящая, точно полуденное солнце. Насколько мог понять Роран, вспышка возникла где-то над лагерем противника, и он с трудом поборол желание присмотреться и выяснить, в каком точно месте она возникла.

Скомандовав: «В атаку!» — он послал коня вперед, сильно пригнувшись к шее Сноуфайра. Остальные вардены и Карн сделали то же самое, на ходу вытаскивая и поднимая свое оружие. По голове и плечам Рорана больно хлестнули ветки, и Сноуфайр, вылетев из зарослей, стремительным галопом помчался к неприятельскому лагерю.

Одновременно с Рораном и его группой к лагерю устремились еще две; одну вел Мартланд, другую — Улхарт.

Солдаты и возницы закричали, вскочили на ноги и бросились за оружием, толкаясь и падая, а потом попытались даже принять боевой порядок, чтобы отразить неожиданную атаку.

Роран даже не пытался сдерживать Сноуфайра. Наоборот, пришпорил жеребца и привстал в стременах, стараясь удержаться в таком положении, когда Сноуфайр перемахнул через две поставленные рядом повозки и с такой силой приземлился, что у Рорана звучно клацнули зубы. Затем, взбрыкнув задними ногами и забросав один из костров землей, Сноуфайр перескочил через него, подняв тучу искр.

Остальные из группы Рорана также перескочили через фургоны. Поняв, что они займутся солдатами, оставшимися позади, он решил сосредоточиться на тех, что оказались прямо перед ним, и погнал коня прямо на них, тут же раздробив одному нос концом своего молота. Ярко-красным фонтаном брызнула кровь, заливая лицо солдата, и вторым ударом по голове Роран его прикончил. И тут же парировал выпад еще одного.

Чуть дальше, у другого конца образованного повозками полукруга, в лагерь противника ворвались Мартланд и Улхарт со своими воинами, усилив общий шум топотом конских копыт, звоном оружия и доспехов. Заржала чья-то лошадь и резко смолкла, а потом упала, пораженная копьем.

Роран вторично отбил вражеский выпад и ударил молотом по руке, державшей меч, раздробив ее и заставив противника выронить оружие. А сам, не медля ни секунды, нанес ему удар в середину груди, вдребезги разбив грудину. Роран приподнял раненого, который безнадежно пытался вздохнуть, хватая ртом воздух, и отбросил его в сторону.

Развернувшись в седле, он оглядел лагерь, ища следующего противника. Тело у него дрожало от напряжения; боевое возбуждение все сильнее овладевало им; все вокруг он видел на редкость четко и ясно, в мельчайших подробностях, точно тонкая резьба по стеклу. Роран чувствовал себя непобедимым, неуязвимым. Время словно растянулось, замедлило свой бег, и Рорану казалось, что заблудившийся мотылек, пролетавший мимо, как будто порхает не в воздухе, а с трудом пытается выбраться из липкого густого меда.

И тут чьи-то руки ухватили его сзади за кольчугу, сдернули с седла и с такой силой швырнули на землю, что у него перехватило дыхание и на мгновение потемнело в глазах. А когда он пришел в себя, то увидел, что тот самый первый солдат, которого он прикончил, сидит у него на груди и душит его, закрывая собой тот магический свет, который Карн зажег над лагерем противника. Вокруг головы и туловища солдата при этом образовалось нечто вроде яркого нимба, но лицо его оставалось в такой глубокой тени, что Роран не мог разглядеть его черт, лишь оскаленные зубы врага посверкивали в темноте.

Солдат еще крепче сжал пальцы на горле Рорана, когда тот попытался вдохнуть, и Роран принялся судорожно шарить рукой по земле, пытаясь нащупать выпавший из рук молот, но отчего-то не находил его. Напрягая мышцы, чтобы не дать противнику сломать себе шейные позвонки или порвать горло, он вытащил из-за пояса кинжал и вонзил его солдату в левый бок, пробив кольчугу и кожаный доспех под нею.

Однако солдат даже не вздрогнул и хватку свою не ослабил.

И тут из горла у него вырвался смех — точно полилась, булькая, какая-то жидкость. Это был такой жуткий, давящий, заставляющий прижиматься к земле, лишающий последних сил смех, что у Рорана все похолодело внутри. Он помнил этот смех, он уже встречался с этим явлением — когда вардены дрались с точно такими же, не чувствующими боли воинами Гальбаторикса на поросшем травой лугу близ реки Джиет. И тут до него вдруг дошло, почему эти солдаты так бездарно выбрали место для лагеря: им было наплевать, нападут на них или нет, потому что никто не смог бы сразить их.

Перед глазами у Рорана плыла красная пелена, в которой плясали желтые искры. Почти теряя сознание, он выдернул кинжал из тела хихикающего воина и всадил его ему под мышку, да еще и повернул при этом. На руку ему сразу хлынул поток горячей крови, но солдат и этого как будто не заметил. Обеими руками приподняв Рорана, он с такой силой ударил его головой о землю, что у того словно все взорвалось в мозгах, а перед глазами поплыли, замигали, дробясь, разноцветные огни. Еще удар о землю, еще и еще. Роран выгнулся, тщетно пытаясь сбросить с себя противника. Он почти ничего не видел и отчаянно размахивал кинжалом, пытаясь попасть туда, где, по его разумению, находилось лицо врага. Почувствовав, как кинжал вспорол мягкую плоть, он чуть отвел клинок назад и снова пырнул туда же. На этот раз острие уперлось во что-то твердое, видимо в кость.

И душившие Рорана руки вдруг обмякли и отпустили его горло.

Роран еще некоторое время полежал в том же положении, пытаясь перевести дыхание, потом перекатился на живот, и его вырвало. Горло жгло как огнем. Кашляя и хватая ртом воздух, он с трудом поднялся на ноги и увидел, что его противник неподвижно лежит рядом, а кинжал торчит у него из левой ноздри.

— Бейте в голову! — закричал Роран, превозмогая боль в горле. — В голову!

Кинжал он оставил торчать в башке убитого солдата, а сам поднял с вытоптанной земли свой молот и еще на мгновение задержался, подбирая брошенную кем-то пику. Ее он взял в левую руку, в которой держал и щит. И, перепрыгнув через труп солдата, бросился на помощь Халмару, который, тоже успев спешиться, дрался сразу с тремя солдатами. Прежде чем те успели его заметить, Роран нанес двоим из них мощные удары по голове, разбив им шлемы. Третьего он оставил Халмару, а сам обернулся к тому солдату, которому раньше раздробил грудину и принял за мертвого. Оказалось, что тот уже сидит, опираясь спиной о колесо фургона и сплевывая сгустки крови. Когда же он попытался подняться на ноги, Роран ткнул его пикой в глаз и сразу же выдернул ее, с отвращением заметив, что к наконечнику пристали какие-то серые ошметки.

Тут ему в голову пришло интересное решение. Он метнул пику в очередного противника, воздвигшегося возле ближайшего костра, насквозь пробил ему торс, а сам, заткнув рукоять молота за пояс, поднял с земли брошенный кем-то из солдат лук и, натянув тетиву, прислонился спиной к фургону, стрелять по солдатам, мечущимся по лагерю. Он старался либо сразу убивать их удачным выстрелом в лицо, в горло или в сердце, либо тяжело их ранить, чтобы его соратникам было легче их прикончить. Самое малое, решил он, пусть эти раненые истекут кровью еще до исхода боя.