Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 133

— …наши рассыльные обнаружили следы серьезного боя в одном из туннелей, вырытых еще нашим знаменитым предком Корганом Длиннобородым. Пол там был залит кровью, стены почернели от копоти после взрыва светильника, который умудрился разбить своим клинком какой-то неуклюжий вояка, камень на стенах и потолке потрескался, а на полу лежали семь трупов, обгоревших и изуродованных. Можно было также предположить, что некоторых убитых или раненых оттуда успели унести. Это определенно не было следами какой-то неизвестной схватки времен битвы при Фартхен Дуре. Ни в коем случае! Кровь на камнях еще не высохла, сажа еще ссыпалась со стен, и трещины явно возникли совсем недавно, а также, как мне сообщили сегодня, вокруг были обнаружены многочисленные следы применения магии. Сейчас несколько наиболее искусных наших колдунов и магов пытаются восстановить истинную картину того, что там произошло, но у них мало надежд на успех, ибо участники этого сражения были укрыты самыми изощренными чарами. Итак, мой первый вопрос к уважаемому собранию таков: не располагает ли кто-либо из присутствующих некими дополнительными сведениями об этом таинственном происшествии?

Когда Ганнел умолк, Эрагон весь напрягся, готовый мгновенно вскочить, если гномы из клана Аз Свельдн рак Ангуин возьмутся за мечи.

Орик прокашлялся и сказал:

— Я полагаю, Ганнел, что имею некоторую возможность удовлетворить твое любопытство. Однако, поскольку ответ на твой первый вопрос будет достаточно длинным, я предлагаю тебе задать и остальные свои вопросы, прежде чем я начну отвечать.

Ганнел слегка помрачнел, сдвинул брови, но, побарабанив пальцами по столешнице, все же сказал:

— Хорошо. Но, во-первых, скажу следующее: думаю, что к этой вооруженной схватке в туннелях Коргана, несомненно, имеют отношение те, о ком мне давно уже поступают сообщения, — я имею в виду немалое количество кнурлан, которые с непонятными намерениями бродят по нижним туннелям всего Тронжхайма и сбиваются в вооруженные отряды. Моим агентам не удалось выяснить, к какому клану принадлежат эти кнурлан, однако сам данный факт, безусловно, достоин нашего внимания, ибо некто пытается тайно собрать силы, причем явно с намерениями самого дурного свойства, пока мы тут заседаем и решаем вопрос о том, кто должен наследовать королю Хротгару. Итак, вот мой второй вопрос: кто стоит во главе всех этих незаконных и весьма дурно пахнущих приготовлений? Если же никто не пожелает добровольно признаться, то я настоятельно предлагаю: изгнать из Тронжхайма всех воинов вне зависимости от их клановой принадлежности на все время работы нашего Совета и немедленно назначить официальное расследование для выяснения всех обстоятельств данного происшествия и выявления виновного, подлежащего наказанию.

Сообщение Ганнела, его вопросы и предложения вызвали оживленную дискуссию среди вождей, сопровождаемую яростными обвинениями, гневным возмущением, всевозможными обвинениями, оправданиями и контробвинениями. Свара разгоралась по нарастающей, и, когда разъяренная Тхордрис, уже не сдерживаясь, в полный голос орала на красного от гнева Галдхима, Орик встал и, откашлявшись, заставил всех замолчать, ибо совершенно спокойным тоном заявил:

— Все это я, в общем, могу объяснить, Ганнел. По крайней мере, отчасти. Я, разумеется, не могу отвечать за действия других кланов, но несколько сотен воинов, спешно собранных в служебных помещениях Тронжхайма, принадлежат к клану Дургримст Ингеитум. Это я признаю совершенно открыто.

Воцарилось молчание. Потом Иорунн спросила:

— И какое объяснение ты можешь представить в оправдание подобных воинственных действий, Орик, сын Трифка?

— Как я уже имел честь сообщить, мой ответ будет довольно долгим, так что если у тебя, Ганнел, имеются еще какие-либо вопросы, я предлагаю тебе их задать.

И Ганнел мрачно ответил, совсем сдвинув на переносице свои кустистые брови:

— Я пока что подожду с остальными вопросами. Все они имеют самое непосредственное отношение к тем, которые я уже поставил перед уважаемым собранием, и, как мне представляется, нам сперва следует получить от тебя некие сведения, проясняющие ситуацию. Но поскольку выяснилось, что ты и сам замешан в упомянутых преступных действиях, у меня возникает еще один вопрос и уже конкретно к тебе, гримстборитх Орик. По какой причине ты вчера покинул наш совет? Позволь сразу предупредить тебя, я не потерплю никаких уверток. Ты уже намекнул нам, что располагаешь некими важными сведениями о случившемся в нижних туннелях. Что ж, поделись с нами этими сведениями, а заодно и дай отчет о своих собственных деяниях, гримстборитх Орик!

Орик встал и почти весело заявил:

— С огромным удовольствием!

Затем он немного помолчал, опустив голову, так что вся его грудь почти до пояса оказалась укрытой густой бородой, выждал паузу и заговорил, уверенно, звучным голосом. Но сперва совсем не о том, чего ожидал Эрагон, да, похоже, и остальные никак не ожидали подобного начала. Вместо того чтобы рассказать о покушении на жизнь Эрагона и тем самым объяснить, почему вчера ему пришлось срочно покинуть заседание совета, Орик начал вдруг рассказывать о событиях, имевших место на заре истории, когда раса гномов мигрировала с некогда зеленых и плодородных полей, существовавших там, где теперь безжизненная пустыня Хадарак, в Беорские горы. В горах гномы прорыли множество туннелей в сотни миль длиной, построили великолепные города и над землей, и под землей, а потом стали, как водится, воевать друг с другом, создавая различные группировки и союзы, а также — с драконами, к которым гномы на протяжении тысячелетий относились со смешанным чувством ненависти, страха и невольного восхищения.

Затем Орик перешел к прибытию в Алагейзию эльфов и страшной войне эльфов с драконами, в результате которой обе эти расы чуть не истребили друг друга, но потом все же пришли к некому соглашению и договорились создать орден Всадников — воинов, летающих на драконах, — и поручить ему поддерживать в Алагейзии мир.

— Но что же сделали мы, гномы, узнав об этом? — воскликнул Орик, и голос его громким эхом разнесся по залу. — Может быть, мы выразили желание тоже присоединиться к этому договору? Или, может быть, нам захотелось разделить с Всадниками приданную им силу и власть? Нет! Ничего этого у нас и в мыслях не было! Мы держались своих застарелых привычек, уповали на прежнюю ненависть к драконам и отказывались даже помыслить о договоре с ними или о том, чтобы позволить кому-то, не принадлежащему к нашему народу, следить за порядком в Алагейзии, нашем общем мире. Решив во что бы то ни стало сохранить свою драгоценную независимость и особость, мы принесли в жертву наше будущее. Я совершенно уверен, что, если бы среди Всадников были и кнурлан, Гальбаторикс никогда не сумел бы обрести такую власть и могущество. Может быть, я и ошибаюсь, ибо у меня нет намерения приуменьшать заслуги Эрагона, он уже доказал свои прекрасные качества, но такой замечательный дракон, как Сапфира, вполне мог бы вылупиться из яйца для кого-то из кнурлан, а совсем не обязательно эльфа или человека. Вы только представьте себе, какую славу мы могли бы тогда стяжать!

Но вместо этого наше влияние в Алагейзии все падало. Оно начало падать с того дня, когда королева Тармунора и великий воин Эрагон, тезка нынешнего Всадника Эрагона, заключили с драконами мир. Поначалу утрата былого влияния не вызывала у кнурлан особо горьких сожалений, а нередко мы попросту отмахивались от мыслей об этом, не желая признавать собственное поражение; это, конечно, было куда легче, чем с ним смириться. Но потом пришли ургалы, а потом и люди, а эльфы придумали новые заклинания, благодаря которым люди тоже могли становиться Всадниками. Но мы и тогда не стали искать путей примирения с ними, хотя вполне могли бы тоже примкнуть к достигнутому ими соглашению… Мы имели на это полное право! — Орик покачал головой. — Нет, гордыня не позволяла нам склонить голову перед эльфами! Как это мы, старейшая раса на этой земле, станем просить у эльфов позволения воспользоваться их магией? Не желали мы также и связывать свою судьбу с судьбой драконов, как это сделали эльфы и люди, хотя этим могли бы спасти нашу расу от уничтожения. И уж разумеется, мы не придавали значения той вражде, что разгоралась между нашими собственными кланами. Эти войны, как нам казалось, — частное дело того или иного клана, а остальных они попросту не касаются.