Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 51

И в эту минуту Эрагон понял, что должен делать. Оглянувшись через плечо, он увидел, что Арья уже смотрит на него и взгляд ее тверд, но глаза сияют. Он слегка подмигнул ей. Она тоже ему подмигнула. И пальцы его крепче стиснули камень-голыш.

Большая часть тех воинов, с которыми Эрагон сражался на Пылающих Равнинах, обладала определенными, какими-то примитивными средствами защиты от волшебных чар, и он подозревал, что эти патрульные тоже были защищены подобным образом. Он был уверен, что сумеет разрушить или перехитрить любые чары, изобретенные магами Гальбаторикса, однако на это потребуется больше времени, чем есть у него сейчас. Вместо этого он слегка согнул руку и легким быстрым движением кисти метнул камешек в того офицера с усами.

Камешек чиркнул по металлу и насквозь прошил его шлем.

И прежде чем остальные воины успели опомниться, Эрагон мгновенно повернулся, выхватил копье из рук у того, кто бил его сзади, и вышиб этого патрульного из седла. А когда тот рухнул на землю, пронзил ему сердце острием, которое прошло как раз меж нагрудными пластинами доспехов. Вытащив копье, Эрагон сильно отклонился назад, зависнув почти параллельно земле, и семь копий, одновременно брошенных в него, воткнулись в то место, где он только что стоял. Казалось, смертоносные орудия просто проплыли над ним, словно по волшебству.

В то же мгновение, как Эрагон метнул свой голыш, Арья взлетела на ближайшего к ней коня, сунув ногу в свободно болтавшееся стремя и тут же перепрыгнув в седло, из которого одним ударом по голове вышибла ничего не подозревавшего седока. От ее удара тот пролетел, по меньшей мере, футов тридцать. Затем Арья принялась перепрыгивать с одной лошади на другую, убивая солдат с помощью колен, ступней и кулаков и действуя с невероятной быстротой, грацией и уверенностью.

Под ложечкой у Эрагона точно колючие камни заворочались. Он запнулся и остановился. Потом, поморщившись, выпрямился. Четверо солдат, которые успели спешиться, наступали на него с обнаженными мечами. Они одновременно сделали выпад, и Эрагон, отклонившись вправо и чуть присев, поймал ближайшего воина за запястье и нанес ему удар кулаком в подмышку. Тот рухнул на землю и больше не шевелился. Эрагон расправился и с остальными своими противниками, попросту свернув им головы, так что хрустнули позвонки. Но четвертый солдат оказался слишком близко от него и успел уже замахнуться мечом, так что уйти от удара Эрагон явно не успевал.

Оказавшись в ловушке, он сделал то единственное, что еще мог сделать: изо всех сил ударил этого человека в грудь. От этого удара во все стороны полетели брызги пота и крови. Кулак Эрагона сокрушил противнику ребра и отшвырнул его футов на двенадцать. Там он и приземлился на зеленую траву рядом с еще одним трупом.

Эрагон охнул и даже согнулся от боли в руке. Похоже, четыре сустава из пяти были повреждены, кожа на костяшках пальцев лопнула, из ран брызнула кровь. «Вот черт!» — выругался он. Пальцы отказывались ему повиноваться, ион понял, что эта рука останется совершенно бесполезной до тех пор, пока у него не будет возможности ее исцелить. Опасаясь очередной атаки, он огляделся, пытаясь понять, где находится Арья и остальные солдаты.

Лошади патрульных разбежались. Да и самих патрульных в живых осталось всего лишь трое. Арья сражалась с двумя из них, а третий воин пытался удрать по дороге на юг. Собрав последние силы, Эрагон бросился вдогонку. Когда расстояние между ними стало сокращаться, солдат стал просить пощады, обещая, что никому не расскажет об этом побоище, и показывая Эрагону, что совершенно безоружен. Когда Эрагон был от него на расстоянии вытянутой руки, его противник резко свернул в сторону, затем, пробежав несколько шагов, снова сменил направление; он метался по заросшей травой равнине, точно испуганный кролик, и все время неустанно молил о пощаде. По щекам его струились слезы; он говорил, что слишком молод, чтобы умирать, что еще не успел жениться и родить ребенка, что его родители будут тосковать по нему, что его силой заставили вступить в армию и это всего лишь пятое его служебное задание. Он умолял Эрагона смилостивиться и оставить его в живых.

Чем я так уж тебе насолил? — рыдал он. — Я ведь всего лишь выполнял приказ, делал то, что мне было велено.

Я — хороший человек!

Эрагон на минутку остановился и заставил себя заговорить:

— Ты не можешь пойти вместе с нами. И оставить тебя тут мы тоже не можем; ты поймаешь лошадь, а потом выдашь нас.

— Нет, я не выдам!

— Люди спросят, что здесь произошло. Ты дал клятву Гальбаториксу, и Империя не позволит тебе солгать ей. Извини, но я не знаю, как освободить тебя от того, что тебя с нею связывает, кроме как…

— Почему ты так поступаешь? Ты чудовище! — завопил несчастный. С искаженным от ужаса лицом он попытался проскользнуть мимо Эрагона и вернуться на дорогу. Но Эрагон нагнал его уже шагов через пять и, хотя бедняга по-прежнему плакал и молил о пощаде, обхватил его левой рукой за шею и с силой сжал ее. Затем ослабил свою страшную хватку, и мертвый солдат рухнул к его ногам.

Чувствуя во рту привкус желчи, Эрагон неотрывно смотрел в равнодушное лицо мертвеца. «Когда мы кого-то убиваем, то убиваем и часть самих себя», — думал он. Весь дрожа от потрясения, боли и отвращения к себе, он побрел назад, к тому месту, где и началась эта схватка. Арья стояла на коленях возле одного из мертвецов и пыталась отмыть руки водой из его фляжки.

— Как же так, — спросила Арья, — ты смог убить этого человека, а предателя Слоана даже пальцем не тронул? — Она встала и откровенно посмотрела Эрагону прямо в глаза.

Чувствуя себя совершенно опустошенным, он лишь пожал плечами.

— Он представлял собой прямую угрозу нам. А Слоан нет. Разве это не очевидно?

Арья некоторое время молчала.

— Было бы очевидно, однако это не так… И мне стыдно, что мне читает мораль человек, обладающий намного меньшим опытом, чем я. Возможно, я проявила чрезмерную самоуверенность, чрезмерную доверчивость…

Эрагон слышал, как она что-то говорит, но слова ничего для него не значили, ибо взгляд его блуждал по разбросанным вокруг трупам людей. «Неужели это все, во что превратилась теперь моя жизнь? — думал он. — В бесконечную череду сражений и убийств?»

— Я чувствую себя убийцей, — сказал он вслух.

— Я понимаю, как это нелегко, — откликнулась Арья. — Вспомни, Эрагон, ты испытал всего лишь небольшую часть того что означает быть Всадником. Вскоре эта война закончится, и ты увидишь, что твои обязанности значительно шире простого насилия. Всадники были не просто воинами, они были учителями, целителями, учеными.

Он стиснул зубы.

— Но почему мы сражаемся с этими людьми, Арья?

— Потому что они защищают Гальбаторикса.

— В таком случае мы должны найти возможность ударить непосредственно по Гальбаториксу.

— Такой возможности пока нет. Мы не можем победным маршем войти в Урубаен, пока не победим его войска. И мы не сможем войти в его замок, пока не обезвредим те ловушки, на создание которых он потратил почти сто лет.

— Но должна же быть какая-то возможность! — пробормотал Эрагон. Он остался стоять на месте, а Арья прошла немного вперед и подняла с земли копье. Но когда она приставила наконечник копья к подбородку убитого солдата и насквозь пронзила его череп, Эрагон не выдержал. Он подбежал к ней, оттолкнул ее от тела и закричал:

— Что ты делаешь?

Лицо Арьи вспыхнуло гневом.

— Я прощаю это тебе только потому, что ты в расстроенных чувствах и плохо соображаешь, — сказала она сердито. — Подумай, Эрагон! Сейчас, пожалуй, уже слишком поздно, и пока что за тобой никто не погонится, но подумай: для чего это необходимо?

Ответ был ему очевиден, и он ворчливо ответил:

— Если мы этого не сделаем, Империя заметит, что большая часть этих людей убита вручную, без помощи оружия.

— Вот именно! И на такое способны только эльфы, Всадники и куллы. И поскольку любой тупица способен сделать вывод, что куллы тут ни при чем, слуги Гальбаторикса вскоре догадаются, что мы где-то поблизости, и не пройдет и дня, как Торн и Муртаг начнут кружить у нас над головой. — Послышался отвратительный хлюп, когда она выдернула копье из мертвого тела. Она протянула копье Эрагону и держала его до тех пор, пока он его не взял. — Мне это кажется не менее отвратительным, чем тебе, — сказала она, — так что, будь добр, постарайся взять себя в руки и немного помочь.