Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 70

«Сапфира, а ты что об этом думаешь?» — спросил он мысленно.

Дракониха резко взмахнула хвостом:

«Не стоит так колебаться. Ты уже достаточно многое понял в результате своей первой ошибки и не повторишь ее. Так почему бы тебе не дать своего благословения тем, кому оно, по всей видимости, принесет пользу? Так благослови же их и на этот раз сделай все как следует».

— Как ваши имена? — спросил Эрагон.

— Не угодно ли тебе узнать, Губитель Шейдов, — сказала высокая черноволосая женщина с каким-то странным акцентом, природу которого он определить не сумел, — что имена обладают определенной силой, и мы бы предпочли, чтобы наши имена остались никому не известными.

Она говорила, слегка потупившись и глядя в сторону, однако голос ее звучал твердо и бесстрашно. А вот девочка даже слегка ахнула, словно ее потряс этот почти наглый ответ.

Эрагон кивнул, не выказав ни удивления, ни обиды, хотя сопротивление женщины еще больше подстегнуло его любопытство. Ему бы очень хотелось узнать их имена, однако это отнюдь не было необходимым для того, что он собирался сделать. Стянув с правой руки перчатку, он приложил ладонь к центру теплого лба женщины. Она вздрогнула от этого прикосновения, но ни на шаг не отступила. Ноздри ее раздувались, она поджала губы, точно подавляя страдание, а между бровями у нее появилась напряженная складка. Эрагон чувствовал, что она вся дрожит, словно его прикосновение обжигает ее, и она с трудом сдерживается, чтобы не сбросить со лба его руку. Краем глаза Эрагон видел Блёдхгарма, который осторожно подбирался все ближе, готовый броситься на женщину, если та проявит хоть каплю враждебности.

Ее реакция несколько обескуражила Эрагона, и он, раскрыв свои мысли и полностью отдавшись на волю магии, произнес, вкладывая в свои слова всю силу древнего языка:

— Атра гулия ун илиан таутхр оно у натра оно вайзе сколиро фра раутхр. — Наполнив слова этого пожелания магической силой, словно слова заклинания, Эрагон постарался, чтобы они, как бы формируя ход событий, тем самым исправили, улучшили выпавшую этой женщине долю. Он был очень осторожен и ограничивал то количество энергии, которое вкладывал в благословение, в ином случае это заклинание стало бы вытягивать жизненные силы из него самого до тех пор, пока не поглотило бы их все, превратив его в пустой сосуд. Но, несмотря на все меры предосторожности, силы его уменьшились существенно больше, чем он ожидал. Перед глазами у Эрагона поплыла пелена, ноги стали ватными, колени подгибались, и казалось, он вот-вот упадет.

Впрочем, уже через несколько мгновений он пришел в себя.

И, испытывая огромное облегчение, снял ладонь со лба женщины; похоже, и она испытала примерно те же чувства, ибо отступила назад и стала растирать онемевшие от напряжения руки. На него она посматривала так, словно пыталась очистить себя от прикосновения чего-то в высшей степени неприятного.

Эрагон проделал то же самое и с ее спутницей, и лицо этой девочки-подростка словно раскрылось, когда он произнес заклинание, словно она способна была почувствовать, как эти магические слова становятся частью ее существа. Склонившись перед ним в благодарном реверансе, она сказала:

— Спасибо, Губитель Шейдов. Мы в долгу перед тобой. Я надеюсь, что тебе удастся одержать победу над Гальбаториксом и Империей.

Она уже повернулась, чтобы уйти, когда Сапфира вдруг всхрапнула и, змеей просунув голову между Эрагоном и Анжелой, воздвиглась над обеими женщинами. Затем, нагнувшись, дунула сперва в лицо старшей незнакомки, затем в лицо младшей, и Эрагон почувствовал, с какой силой она направила поток своей мысленной энергии в души этих женщин, — подобный напор мог бы сломать любую, даже самую мощную защиту. Видимо, Сапфира, как и Эрагон, сразу заметила, что у старшей, черноволосой женщины разум отлично вооружен. Дракониха сказала им:

«Доброй охоты вам, Дикие и Необузданные! И пусть под крылом у вас будет попутный ветер, пусть он несет вас, пусть солнце всегда светит вам в спину и пусть вам удастся настигнуть вашу добычу, пока она еще спит! А еще, о Волчьи Глаза, я очень надеюсь, что, когда вы отыщете того, из-за кого ваши лапы угодили в капканы, вы не станете торопиться, убивая его».

Обе женщины замерли, как изваяния, когда Сапфира начала свое мысленное напутствие, потом старшая, стукнув себя кулаком в грудь, сказала:

— Уж торопиться в этом случае я точно не стану, Прекрасная Охотница! — Затем она поклонилась Анжеле и сказала ей: — Учись наносить удар первой, Ясновидящая.

— Я постараюсь, Поющий Меч.

Затем черноволосая женщина и девочка развернулись и, не говоря ни слова, быстро пошли прочь; вскоре они пропали из виду, затерявшись среди одинаковых серых палаток.

«Но почему у них на лбу не осталось никаких отметин?» — спросил Эрагон у Сапфиры.

«Эльва была одна такая. Я не стану никого больше клеймить подобным образом. То, что случилось в Фартхен Дуре, это просто… случайность. Я шла на поводу у инстинкта. А более я ничего не могу тебе объяснить».

Когда они втроем уже шли к шатру Насуады, Эрагон глянул на Анжелу и спросил:

— Кто они?

Губы ее дрогнули, но она сказала лишь:

— Странницы. Идут своей дорогой.

— Это не ответ, — обиделся Эрагон.

— Не в моих обычаях выдавать чужие тайны, точно засахаренные орехи на праздник зимнего солнцестояния.

Эрагон некоторое время сердито молчал, потом все же не выдержал:

— Когда-то кто-то отказывается поделиться со мной сведениями, которые я хотел бы знать, это лишь прибавляет мне решимости непременно узнать правду. Я терпеть не могу чувствовать себя незнайкой. Для меня не получить ответа на заданный вопрос — все равно что чувствовать занозу в боку, которая причиняет мне боль при каждом движении, пока я ее не вытащу.

— Очень тебе сочувствую.

— Но почему?..

— Потому что если это так, то ты должен каждый день просыпаться, безмерно страдая от боли, ибо мир полон вопросов, на которые нет ответа.

В тридцати шагах от шатра Насуады им преградил путь отряд копьеносцев, строем проходивших через лагерь. Пока они ожидали возможности пойти дальше, Эрагон передернулся, как от озноба, и подышал на руки.

— Жаль, что у нас не хватило времени позавтракать, — сказал он.

Анжела, как всегда, не замедлила с ответом:

— Это ведь из-за магии, верно? Она из тебя все силы выпила.

Эрагон кивнул. Сунув руку в один из мешочков, свисавших у нее с пояса, Анжела извлекла оттуда твердый коричневый комок, покрытый блестящими льняными семечками:

— Вот возьми, это поможет тебе продержаться до обеда.

— Что это?

Но она продолжала настойчиво совать ему коричневый комок.

— Ешь. Тебе понравится. Можешь мне поверить. — Когда он взял маслянистый комок, она сжала его руку и немного задержала ее в своих, рассматривая мозоли высотой в полдюйма у него на косточках пальцев. — До чего же умно ты это придумал! — сказала она. — Они столь же безобразны, как бородавки на жабе, но какая разница, если они помогут тебе не повреждать кожу, верно? Мне очень даже нравится. Неужели это гном Стальные Кулаки тебя надоумил?

— От тебя ничто не ускользнет, да? — усмехнулся Эрагон.

— Да пусть ускользнет. Меня заботят только те вещи, которые существуют в действительности.

Эрагон захлопал глазами, как всегда оказавшись в некоторой растерянности из-за ее словесных штучек, Она постучала по одной из мозолей ногтем:

— Я бы и сама, пожалуй, такую штуку сделала, вот только за эти мозоли шерсть будет цепляться, когда я стану вязать или прясть.

— А разве ты сама ту шерсть прядешь, из которой вяжешь? — удивился Эрагон; ему казалось, что Анжеле просто некогда заниматься столь нудными обыденными делами.

— Естественно! Это чудесный способ отдохнуть и расслабиться. А кроме того, откуда бы еще я взяла свитер с чарами Двалара, помогающими от бешеных кроликов, и с вывязанными на груди письменами Лидуэн Кваэдхи? Или сетку для волос из разноцветной, желтой, зеленой и ярко-розовой шерсти?