Гражданин преисподней - Чадович Николай Трофимович. Страница 16

Во время похода пленников (а как иначе определить статус людей, которых под конвоем ведут в чужие владения?) старались друг к другу близко не подпускать. Возможно, так оно было и к лучшему – по крайней мере никто не морочил Кузьме голову нудными ветхозаветными преданиями.

Пообщаться им пришлось только на длительном привале, который темнушники устроили уже на своей стороне туннеля. Кстати говоря, по понятиям Кузьмы, привал этот был совершенно не нужен – до заставы оставалось всего полдня пути. Одно из двух – или темнушники, вырвавшиеся на волю, попросту тянули с возвращением, или они поджидали кого-то.

На привале много выпивали и обильно закусывали, причем большинство темнушников вели себя просто безобразно. Эта откровенная разнузданность претила Кузьме еще больше, чем показная добропорядочность светляков. Если «быки» и «зубры», расположившиеся отдельно, еще придерживались каких-то внешних приличий, то безусые молодцы, едва получившие статус «волков», позволяли себе самые хамские выходки – бранились по малейшему поводу, вырывали друг у друга лучшие куски, без зазрения совести здесь же на месте справляли малую нужду.

– Вернусь домой, – бахвалился один юный темнушник, – и сразу пойду к соседской дочке. За уши ее и об землю! И уж потом потешусь всласть! На неделю вперед оттянусь!

– А сосед как на это посмотрит? По голове тебя погладит? – интересовались его приятели.

– Он и знать не будет! Я такой момент выберу, когда он к моей мамаше в постель залезет!

– Как бы твой папаша все дело не испортил.

– С папашей я договорюсь. В крайнем случае пущу его к соседской дочке первым. Долго он не задержится. Устарел папаша, а девка огонь!

Общее ржание тут же перешло в потасовку: кто-то у кого-то случайно выбил из рук кружку. Относительный порядок наступил только после того, как один из «зубров» швырнул в чересчур распоясавшуюся молодежь увесистой костью.

Пользуясь тем, что их оставили без надзора, Кузьма и Венедим расположились в сторонке. И если Венедим к чужой пище старался не притрагиваться, то Кузьма с удовольствием грыз копченое мясо и прикладывался к манерке с водярой.

– Ты поел бы, – посоветовал он светляку. – Силы надо подкопить. Еще неизвестно, что нас впереди ожидает.

– Вера запрещает мне участвовать в трапезе этих грешников. Ведь они, говорят, даже человечинкой не брезгуют.

– Брехня, – возразил Кузьма. – Раньше, может, и случалось такое. А теперь у них всякой еды навалом.

– Откуда? Они ведь хозяйство не держат.

– Приторговывают. И весьма успешно. Случайно докопались до нефтехранилища и сосут оттуда потихоньку. Им этой нефти до конца жизни хватит. А метростроевцам без нее жизни нет.

– Знаю я эту нефть! – Венедим поспешно перекрестился. – То не нефть, а адская смола, для грешников предназначенная.

– Ох, и наивный ты, Веня! – вздохнул Кузьма. – Вы ведь торф жжете – и ничего. Нефть почти то же самое.

– Оставим эти богопротивные речи. Выслушай лучше притчу о праведнике, оказавшемся в стане разбойников.

– Собрался мне аппетит испортить? Не хочу я о праведнике слушать. Меня и от одного тебя временами тошнит. Расскажи лучше о блудницах.

– Воля твоя, – кротко ответил Венедим. – Только не знаюсь я с блудницами… Хотя, конечно, Феодосия пришлась бы здесь ко двору.

– Во-во! – кивнул Кузьма, сразу вспомнивший жаркие объятия постельной свахи. – Кстати, ты о своих подозрениях рассказал кому-нибудь?

– Увы… – замялся Венедим.

– Почему?

– Неопровержимых доказательств я так и не добыл. А возводить на человека облыжный навет – великий грех.

– Тебе, конечно, виднее, – пожал плечами Кузьма. – Как бы только твоя щепетильность не вышла нам боком.

Вскоре выяснилось, что Кузьма как в воду смотрел. В глубине туннеля замерцала одинокая лампочка, хотя все темнушники, вместе с Кузьмой и Венедимом покинувшие обитель Света, были на месте.

– Идут, – тихо сообщил Кузьма. – Двое идут. Интересно, кто такие. И как они сквозь завал перебрались…

Компания, в которой собрались темнушники постарше, разразилась приветственными возгласами, а молодежь вообще чуть ли не встала на головы. Из мрака появился тот самый «бык», что был оставлен в обители Света заложником, да еще не один – за ним гордо шествовала Феодосия, разряженная, как на праздник. Один только ее платок, шитый бисером и золотой канителью, чего стоил.

– Ну и змея подколодная! – простонал Венедим. – Она же покров с алтаря стащила! Накажет ее Бог!

– Вестимо, накажет. – Кузьма покосился на молодых чернушников, у которых при виде сочной бабы сразу потекли слюнки.

– Заждались! – Леня Черпак заключил приятеля в объятия. – Уже назад хотели возвращаться. Мало ли что… Ух и ответили бы за тебя эти святоши гугнивые!

– За меня волноваться не надо, – веско произнес бывший заложник. – Если Юрок Хобот сказал, что прорвется, значит, он прорвется… В обходной норе время потеряли. Вода там по колено стоит и всякая мразь плавает. Телка моя все юбки промочила.

– Да ты, я вижу, с подругой! – Отстранив Юрка, Леня уставился на Феодосию.

– Она ж меня на волю и вывела. Славная баба. Я ее по дороге уже два раза отдрючил, – заржал Юрок. – В знак признательности, так сказать. Вот и приданое ее! – Он сбросил с плеча увесистый узел.

Феодосия натянуто улыбалась, однако от прежней ее вальяжности не осталось и следа. Не по ней была эта компания. Эх, заманили жирную овечку в волчью стаю!

За благополучное возвращение Юрка тут же наполнили кружки. Всеобщее веселье не разделяли только Венедим, заранее поставивший крест на своей жизни, да Кузьма, вдруг утративший аппетит.

Ничто теперь не защищало его от произвола темнушников. Знал он повадки этого племени – если напьются до озверения, то могут порешить уже сегодня. Им своего брата растерзать не жалко, а уж чужака – с превеликим удовольствием.

Опорожнив три кружки подряд, Юрок развинченной походкой направился к пленникам. Эмоции просто переполняли его и рвались наружу, как пар из чайника. Рожа у героя дня кривилась, а глаза горели скрытым бешенством.

– Что приуныли, тараканы запечные? – процедил он сквозь зубы. – Кого хотели купить по дешевке? Да я за каждый час, проведенный в той вонючей конуре, по кружке крови из вас выпью! Я вам эту прогулочку живо прекращу! Дальше на карачках поползете!

Оправдываться, а тем более огрызаться было бессмысленно. Юрок, наверное, только и ждал повода для начала расправы. Оставалось только смирно сидеть и, уставившись в пол, выслушивать грязные оскорбления.

Выручил их Леня Черпак, позвавший распоясавшегося Юрка к себе.

– Ты мужиков зря задеваешь, – сказал он при этом. – Они тебе ничего не должны. Сам ведь в заложники напросился.

– А я без риска не могу! – Юрок гоголем прошелся вокруг Феодосии. – Видишь, какую маруху отхватил? Хочешь, я тебе ее подарю?

– Зачем? – хмыкнул Леня. – Ты еще в щелку за голыми сестренками подглядывал, а я ее уже вдоль и поперек знал. Правда, Дуська? Только девкой она была надежной и исполнительной, а бабой став – обнаглела. Тебе кто из обители Света позволил уйти?

– А как же… Я вашего человека спасала, – растерялась Феодосия. – Игумен его велел в железа заковать.

– Ну и хрен с ним! – Для пущей убедительности Леня махнул на Юрка рукой. – Такого добра килатого у нас навалом! А ты среди светляков одна была. Мы и ушей, и глаз своих сразу лишились! Ты хоть понимаешь это, гусыня раскормленная?

– Ленечка, прости, – взмолилась Феодосия. – Подозревать меня стали! Игумен в поломойки хотел назначить, а вон тот малохольный, – она пальцем указала на Венедима, – проходу не давал. За каждым шагом следил. Еще бы чуть-чуть, и я бы пропала.

– Ты все равно пропала. – Леня демонстративно отвернулся. – Нет над тобой моей защиты. Живи как хочешь.

Темнушники от восторга даже взвыли. Ошарашенная таким поворотом событий, Феодосия и слезу пустить не успела, как ее узел оказался выпотрошенным. Добычей темнушников стали не только богатые женские уборы, но и серебряные подсвечники, дорогие оклады икон, позолоченные напрестольные кресты.