Мама, я люблю тебя - Сароян Уильям. Страница 17

— А вы? — спросила ее Мама Девочка.

— Это нечестно, — сказала мисс Крэншоу. — Ответьте на мой вопрос, и я отвечу на ваш.

— Тогда — нет. Я не хочу, чтобы она играла в какой-нибудь пьесе, потому что, мне кажется, этого не захочет ее отец.

— Не в какой-нибудь пьесе, а именно в этой, — возразила мисс Крэншоу. — Это вовсе не одно и то же.

— Даже в этой, — ответила Мама Девочка. — Я не хочу, чтобы она в ней играла, потому что ей пришлось бы тогда очень много работать, а я не считаю себя вправе требовать этого от нее. Но если она сама решит, что хочет играть, я сделаю для нее все, что в моих силах.

— Почему вы думаете, что ее отец будет против?

— Он ее любит. Он хочет, чтобы она была маленькой девочкой, его дочерью — и только. Уже год, как он пишет ей по разу в неделю — ей, не мне. Он трудится в поте лица, чтобы заработать на жизнь ей и мне, и хочет, чтобы она не знала никаких забот. Разумеется, они все равно есть — но у какого ребенка их нет?

— А не может он изменить свое мнение, если сам прочтет пьесу?

— Этого я не знаю, но уверена, что пьеса ему понравилась бы, уверена, что он увидел бы свою дочь девочкой из этой пьесы, а потом сказал: нет, об этом и разговора быть не может, ее вы не трогайте.

— А он не предложит ей решить самой за себя?

— Ни в коем случае, уж это я знаю. Не то чтобы он не считался с желаниями своих детей — нет, он с ними считается. Но он очень подозрительно относится ко всем желаниям, кроме направленных на одни удовольствия.

— А что, если его дочь для своего удовольствия захочет играть в пьесе?

— Он не поверит, что она может принять самостоятельное решение.

— По закону он имеет право препятствовать ее выступлению в пьесе?

— Конечно нет. Ни у него, ни у меня нет таких прав. Но хоть мы и разведены, мы не перестали от этого быть родителями своих детей. Если он не захочет, чтобы она играла в пьесе, я буду просить ее не делать этого.

— Даже если сама она очень хочет играть?

— Даже тогда.

Мисс Крэншоу улыбнулась, а потом посмотрела на меня.

— Ну хорошо. А теперь ты, Сверкунчик: вчера, когда мы с тобой пили чай, мы болтали без умолку и нам было очень весело — вчера, но не сегодня. Сегодня ты говорила очень мало, и теперь твоя очередь. Девочка в пьесе тебе нравится?

— Нравится.

— О, ради бога — не останавливайся. Это не суд, а чаепитие, и пусть всем будет весело.

— Но я не знаю, о чем говорить.

— О маленькой девочке, конечно.

— Она… нравится мне, но я ее не знаю.

— Нравится и то, что она воображает, и то, что происходит с ней на самом деле?

— Все нравится.

— Хотелось бы тебе сыграть ее роль в этой пьесе?

— Хотелось бы, но я не смогу.

— Потому что твой отец, возможно, будет против?

— Нет, потому что я просто не могу быть другой девочкой. Я могу быть только собой.

— Ну а играть в другую девочку ты могла бы?

— Ну конечно! Я все время во что-нибудь играю, только не обязательно в девочек. Играю в свою маму и еще играю в подающих.

— В кого, в кого?

— В подающих — ну, в бейсболе, потому что, когда я вырасту, я буду подающей у «Нью-йоркских гигантов».

— Почему именно у них?

— Потому что мой брат хочет быть подающим у «Бруклинских ловкачей».

— Понятно.

— Еще я играю в зверей. Вообще я играю во всех — и во все.

— То есть?

— Когда я вижу яркую звезду, я играю в звезду.

— Как?

— Будто я здесь, но и далеко-далеко, и будто я сверкаю прямо как звезда.

— Не потому ли твой отец называет тебя Сверкунчиком?

— Нет. Я никогда не рассказывала ему, что играю в звезду. Просто однажды он начал звать меня Сверкунчиком — и все.

— Ну хорошо, а почему твоя мать зовет тебя Лягушонком?

— Я люблю лягушек. Я ловлю их все время и очень люблю их.

— Да и сама она была ужасная попрыгунья, — очень серьезно объяснила Мама Девочка.

В дверь позвонили, и мисс Крэншоу сказала:

— Вероятно, Майк. Я просила его прийти, как только он освободится.

Она открыла дверь, и вошел Майк Макклэтчи.

— Кэйт, — сказал он, — ничто никогда меня так не радовало, как твоя уверенность в том, что пьеса провалится…

А потом он поздоровался со мной и с Мамой Девочкой, и принял от мисс Крэншоу чашку чая, и сказал:

— Это означает для меня одно: тебе пьеса нравится. А раз она тебе нравится, я хочу поставить ее — с твоей помощью, конечно.

— Как раз об этом мы сейчас говорили, — сказала мисс Крэншоу.

— Годится Сверкунчик на роль девочки? — спросил Майк.

— О, я думаю, можно найти сколько угодно девочек, у которых уже есть опыт и с которыми работать легче.

— Ну а с ней ты работать станешь?

— Я уже с ней работаю.

— И твое мнение?

— Она и есть та девочка.

Майк Макклэтчи поглядел на Маму Девочку и сказал:

— Тогда чего же мы ждем? Давайте радоваться.

— Она еще не сказала, что хочет быть этой девочкой, — проговорила Мама Девочка.

Майк Макклэтчи поглядел на меня и спросил:

— Но ведь ты хочешь?

— Да, хочу, — сказала я, — но не могу, потому что не умею.

— Мисс Крэншоу тебя научит, — ответил Майк.

— Ну, так как, Лягушонок? Решай сама, — проговорила Мама Девочка.

— Если мой отец разрешит, я могла бы попробовать.

— Хорошо, — сказал Майк Макклэтчи. — Вот телефон. Позвони ему.

Мама Девочка подняла трубку и сказала телефонистке номер телефона в Париже. Мы все стали ждать, а потом Мама Девочка протянула мне трубку и сказала:

— Все в порядке, Лягушонок, можешь поговорить с отцом.

— И с братом тоже?

— Ну конечно, — сказала мисс Крэншоу, и я поговорила с отцом, а потом с братом, а потом снова с отцом и уже собиралась прощаться, когда Мама Девочка попросила:

— Лягушонок, дай мне, пожалуйста, тоже поговорить с ними.

Мама Девочка поговорила с ними и сказала моему отцу:

— Она должна была попросить у тебя разрешения играть в пьесе, но забыла.

И Мама Девочка ответила моему отцу на много разных вопросов о пьесе, а потом отдала мне трубку и сказала:

— Спроси его сама, Лягушонок.

И я спросила его:

— Так мне можно?

— А ты хочешь?

— Хочу.

— Очень-очень?

— Да.

— Хорошо, попроси тогда маму послать мне авиапочтой экземпляр пьесы. Я прочту и телеграфирую ей. А пока ты можешь поступать так, как если бы я сказал «да»; но ты ведь понимаешь, Сверкунчик, что сперва я должен прочитать пьесу.

— Хорошо, папа. А когда ты приедешь домой?

— Вообще-то я чувствую себя здесь как дома, но, конечно, очень скучаю по тебе.

И тихо-тихо добавил:

— И по маме тоже — только ты не говори ей об этом, пожалуйста.

— Ладно, папа.

— Пит хочет еще с тобой поговорить.

Мой брат Питер Боливия Сельское Хозяйство взял трубку и сказал что-то по-французски, а потом объяснил:

— Это значит: почему вы с мамой не приедете в Париж?

— Не могу. Чем ты занимаешься, Пит?

— Да в основном учусь, но все равно много интересного. Каждый день, конечно, занимаюсь музыкой. Сам сочинил несколько пьесок, я их тебе когда-нибудь сыграю. Ты знаешь, папка в моем возрасте сочинил целый фортепьянный концерт! Так что я тоже решил сочинить до моего дня рождения. До свидания, Сверкунчик. Если удастся, посмотри игру команд Американской лиги — сейчас самый разгар.

— Хорошо, Питер, — сказала я, — постараюсь. До свидания.

Я положила трубку и рассказала всем, что мне сказал отец, и сказала Маме Девочке, что он просит прислать ему пьесу авиапочтой, и тогда Майк Макклэтчи достал из портфеля пьесу и большой коричневый конверт, Мама Девочка написала на нем адрес моего отца, Майк вложил в него пьесу и запечатал, и сказал, что не пройдет и часа, как пьеса уже будет в пути, а завтра ее должны получить в Париже.

— Ну, так как, по-твоему, — спросил он меня, — разрешит тебе отец играть или нет?

— Разрешит.

Майк улыбнулся и сказал:

— Знаешь, Кэйт, я склонен думать, что пьеса эта будет иметь колоссальный успех!