Мама, я люблю тебя - Сароян Уильям. Страница 19

— Никогда в жизни я больше с тобой не заговорю, — ответила Глэдис Дюбарри.

Она повернулась к своему доктору и заплакала, а потом закричала на него:

— А ты-то какого дьявола стоишь тут разинув рот? Если ты врач, смерь ей температуру! Неужели ты не видишь, что бедная девочка смертельно больна, больна, больна? Я никогда не видела ее такой больной!

Доктор обнял ее и сказал:

— Хорошо, пончик, хорошо.

Глэдис Дюбарри отскочила от него как ужаленная и завизжала:

— Не смей называть меня пончиком, докторишка, шарлатан, специалист по богатым невестам! О, я знаю тебя, мистер Высокий, Черный, Красивый, Скользкий и Нудный, знаю как облупленного! Посмей еще хоть раз назвать меня пончиком!

Глэдис посмотрела на всех, кто был в комнате, а потом как начнет топать ногами, рвать сумочку и визжать! Ее доктор достал из кармана коробочку с таблетками и сказал:

— Мисс Дюбарри, примите, пожалуйста, две таблетки.

Глэдис Дюбарри выбила коробочку у него из рук, коробочка ударилась о потолок, и все таблетки рассыпались. Доктор присел и начал их подбирать. Зазвонил телефон, и Мама Девочка взяла трубку.

— Нет, — сказала она, — абсолютно ничего не случилось. Можете сказать моим соседям, что я репетирую и прошу извинить, если побеспокоила их. Больше это не повторится.

Она положила трубку и посмотрела в упор на свою старую подругу, и сказала:

— Ну, не нахальство ли — заявилась к нам да еще кричит, как торговка! Ведь ты до смерти перепугала мою дочь.

— И вовсе не перепугала, — сказала я.

— Вот видишь! — воскликнула Глэдис. — Вовсе не перепугала! Она-то великолепно понимает, какая обида мне нанесена, и кем? Моей лучшей подругой! Что ж, если ты мне больше не подруга, то она остается ею по-прежнему — правда, Лягушонок?

— Я бы предпочла, чтобы ты не задавала ей глупых вопросов, — сказала Мама Девочка.

— Я пришла сказать вам обоим, как я рада за вас. Я пришла разделить вашу радость. Очень жаль, что первая же удача превратила мою задушевную подругу в бесчувственного врага.

Доктор подошел к ней и протянул ей на ладони две маленькие таблетки.

— Что это? — спросила Глэдис.

— Успокаивающее, — прошептал доктор.

Глэдис Дюбарри ударила по его руке. Две маленькие таблетки стукнулись о потолок и раскололись.

— Сам принимай их! — сказала она, теперь уже без крика. — Не нужны мне никакие успокаивающие, понял, ты, охотник за богатыми невестами? И кстати говоря, никакое это не успокаивающее: будь это успокаивающее, я не была бы такой легко возбудимой. Уже целый год я принимаю их по шесть-семь в день. Мел — вот что это такое, обыкновенный мел. Ну а мел мне ни к чему!

Доктор поклонился Маме Девочке, а потом мне и повернулся было, чтобы уйти.

— Ты куда это? — крикнула на него Глэдис Дюбарри.

Доктор остановился перед дверью, обернулся и только поглядел на нее долгим взглядом, не говоря ни слова. А потом отворил дверь и вышел.

Глэдис посмотрела на свою сумочку, которую порвала в клочья, но удержалась и не заплакала.

— Почему ты не выйдешь за него замуж? — спросила Мама Девочка шепотом.

— А почему я должна за него выходить? — сказала, тоже шепотом, Глэдис Дюбарри.

— Ну хотя бы потому, что он тебя любит.

Глэдис, не глядя на Маму Девочку, все разглаживала и распрямляла свою сумочку.

— Ты действительно так думаешь?

— Ну конечно любит! Я поняла это в первый же раз, когда увидела его с тобой.

— Я не выношу мужчин, которые позволяют женщине помыкать собой, — сказала Глэдис.

— Ты о его матери?

— Нет, не о его матери. О себе. Мать его обожает. И презирает меня.

— Выйди за него замуж.

— Он вовсе не охотник за богатыми невестами — я это сказала просто так, со злости. Но он не знает, как надо вести себя с такой девушкой, как я.

— Так научи его.

— А чего, по-твоему, я добиваюсь весь этот год?

— Ну а как ты хочешь, чтобы он с тобой себя вел?

— Я хочу, чтобы он обращался со мной, как с обычной девушкой. Не хочу, чтобы он слушал все, что я болтаю, и делал все, чего я требую. И хочу, чтобы он заставил меня выйти за него замуж.

— А ты заставь его заставить тебя выйти за него замуж.

— Как?

— Не знаю как, но уверена, что ты знаешь.

— Боюсь.

— Чего?

— Совершить ошибку.

— Знаешь, иногда ошибкой бывает не совершить ошибку.

— Я боюсь, что он меня отравит.

— Чего ради?

— Ради моего состояния.

— Слушай, брось ты это, — сказала Мама Девочка. — Подумаешь, твое состояние! Да ты самая бедная девушка в Нью-Йорке.

— Правда ведь?

— Ну конечно. Забудь про свое состояние и выходи за него замуж.

— Так ты уверена, что он меня не отравит?

— Да с какой стати он должен тебя травить?

— Если бы он обращался со мной так, как я с ним, и мы бы поженились, я бы его отравила.

— Тогда перестань с ним так обращаться.

— Не могу. Хочу, но… не могу.

— Может, тебе стоит показаться психиатру?

— Ты знаешь хорошего?

— Я — нет, но уж он — обязательно.

— Не хочется, чтобы он об этом знал. И еще я боюсь иметь детей.

— Ой, уходи, пожалуйста, очень тебя прошу, — сказала Мама Девочка, но сказала безо всякой злости.

— Я уйду, но запомни: я не заговорю с тобой до конца своей жизни.

— Хорошо, — ответила Мама Девочка.

Глэдис Дюбарри пошла к двери.

— С этого дня я буду тебе только писать, — сказала она, — и чтоб не смела со мной заговаривать, не то… Пиши, если тебе будет позарез нужно, а говорить — ни-ни.

— Хорошо.

— Прощай, Лягушонок. Я люблю тебя и буду любить вечно.

— Я тебя тоже люблю, — сказала я.

— Знаю, что любишь, Лягушонок, и знаю, что это не потому, что ты хочешь, чтобы я не забыла тебя в своем завещании, но я все равно не забуду.

— Ох, уходи скорее, — попросила Мама Девочка.

— Я рада, что ты прославилась, — прошептала Глэдис Дюбарри, — но ужасно жаль, что это вскружило тебе голову. Никогда не думала, что ты бросишь свою лучшую подругу, как только станешь знаменитостью.

— Никакая я не знаменитость. А ты иногда умеешь быть самой ужасной занудой в мире.

— Может быть, в Вене найдется очень хороший, — подумала вслух Глэдис Дюбарри. — Тогда я выпишу его сюда.

— Конечно, конечно — зачем тебе мелочиться!

— Но ведь мне необходим самый лучший!

— Когда спустишься вниз, попроси у портье телефонную книгу. По оглавлению найди психиатров. Выбери того, чья приемная ближе других к твоему дому. Созвонись с ним и договорись о приеме. Назовись Глэдис Смит и расскажи ему о себе всю правду. Только таким путем ты сможешь освободиться от пожизненной мании величия.

— Никакой такой мании у меня нет.

— Да ну? А ты попробуй прожить хоть месяц без своего состояния — тогда узнаешь, что у тебя есть, а чего нет. Выдай себе пятьдесят долларов и живи на них в какой-нибудь клетушке, пока не найдешь работу.

— Пожалуйста, могу хоть сейчас снять такую же комнату, как эта, прямо здесь, в «Пьере». Ты поговори с управляющим и скажи ему, что у тебя есть очень бедная подруга и ей, пока она не найдет себе работу, нужна такая комната.

— И не подумаю.

— Больше не заговорю с тобой ни разу в жизни. Проходит слава, дружба — никогда. Знаю, тебе будет очень горько и стыдно, когда ты придешь ко мне за помощью, а я, вместо того чтобы дать тебе от ворот поворот, тебе помогу. Прощай навеки.

— Прощай навеки, — ответила Мама Девочка.

Глэдис Дюбарри вышла.

Мама Девочка снова взяла пьесу и начала читать ее — так, как будто ничего не произошло. Ее голос звучал теперь даже лучше. Я слушала, но все никак не могла забыть Глэдис Дюбарри. Мне хотелось, чтобы она перестала быть такой несчастной.

К нам позвонили. Мама Девочка открыла дверь, и это снова оказалась Глэдис. Она протянула Маме Девочке пачку денег.

— Я случайно нашла эти деньги в сумке, — заговорила она, — и мне хотелось бы, чтобы Лягушонок потратила их на платья и автомобиль для себя еще до того, как я умру.