Серебряная ветка - Сатклифф Розмэри. Страница 19

— Император Курой! — быстро повторил Флавий и добавил: — Прости меня, я не должен был спрашивать.

— Отчего же, он поступил как дурак, когда пошел за ним, — проворчал старик. — Пускай слышит мои слова, я и тогда говорил то же самое. — Старик сделал долгий глоток и, причмокивая, поставил чашу на стол. Потом покачал головой: — А все-таки это большая потеря, он был лучшим охотником среди моих сыновей. И все равно теперь в Британии новый император.

Юстина вдруг охватило странное чувство — как будто вся кровь у него прихлынула к сердцу, а вокруг все замерло и наступила тишина. Он бросил искоса взгляд на Флавия и увидел, что рука его, расслабленно лежавшая на коленях, медленно сжалась в кулак и так же медленно разжалась. И все.

— Так, так. Это важная новость. И кто же теперь император? Не тот ли по имени Аллект? — раздался голос Эвиката.

— Да. А вы даже и не слыхали?

— Мы давно не слыхали людской речи. Как это случилось?

— Расскажу вам все так, как рассказал один купец из Гибернии, который заходил сюда вчера вечером. Он сказал: это дело рук Морских Волков. Они воспользовались туманом и темнотой, проскочили мимо кораблей римлян, охотившихся на них, и вытянули на берег свои плоскодонки с драконами — прямо под домом Куроя. Курой в тот вечер был там. Говорят, Аллект сам подал им сигнал. Он был в ту ночь с Куроем, и, говорят, это он впустил их. Так или не так все было — разницы нет. Все знают, кто стоит за Морскими Волками. Они напали на караульных, убили их и крикнули Курою, чтоб выходил из своей большой комнаты. Он вышел к ним без оружия, и они зарубили его на пороге. — Старик закончил и опять потянулся за пивом. При этом он бросил настороженный взгляд на гостей, словно испугавшись, что наговорил лишнего.

Флавий успокоил его, сказав при этом каким-то тусклым, невыразительным тоном:

— Не бойся, мы не принадлежим к людям Аллекта. И когда это случилось?

— Шесть ночей назад.

— Шесть ночей?! Подобные новости доходят быстро, спору нет, но эта новость, должно быть, перенеслась на крыльях ветра. Но быть может, это просто неверный слух?

— Нет, — на сей раз ответил Эвикат, твердым, уверенным голосом, не спуская глаз с хозяина дома. — Это не слух. Это новость, которая идет старинными путями, о которых ты и твой народ давно забыли.

И эта суровая уверенность передалась двум его спутникам. Напрасной оказалась вся эта гонка, мелькнуло в голове у Юстина. Но теперь нет смысла торопиться. Они опоздали. Поздно теперь. Ему вдруг представилась ярко освещенная комната на скалах, какой они видели ее в зимнюю вьюжную ночь почти год назад; пылающие поленья в очаге, большое окно, выходящее на гезориакский маяк, и грозный маленький император, который спасал Британию и ее морские пути от врагов, держа страну в безжалостных и в то же время любящих руках. Юстин словно увидел красный отблеск огней во дворе, услышал крики и лязг оружия и голоса, вызывавшие Караузия. Он ясно представил себе, как невысокая, приземистая фигура выходит из дверей во двор, без оружия, навстречу смерти, как факелы золотят надвигающийся с моря туман, он представил себе свирепые лица варваров — тоже моряков, как и тот человек, что вышел им навстречу, и даже одной крови с ними. Юстин воочию увидел презрительную улыбку на тонких губах императора и сверкание рубивших его клинков…

Но сверкнула лишь обгоревшая березовая ветка, свалившаяся в красную сердцевину костра. И опять заходил по кругу кувшин с пивом, и разговор с императора перешел на предстоящую зимнюю охоту. В конце концов, какое им тут, в горах, дело до правителей! Олень был такой же быстроногий и корова вынашивала теленка положенное ей число дней — вне зависимости от того, кто носил пурпур.

У троих друзей не было возможности перекинуться словом друг с другом до глубокой ночи. И только когда они вышли проведать своих лошадей, им удалось обсудить случившееся. Они стояли у входа в конюшню, перегороженного стволом терновника, перед ними расстилалась широкая долина, а из-за темных холмов выползала чуть кривобокая луна.

Флавий заговорил первым:

— Шесть ночей назад. Значит, когда мы писали то письмо, мы уже опоздали на одну ночь и один день. — Он оглянулся на своих товарищей — в лунном свете глаза его казались черными дырами. — Но почему Аллекту понадобилось искать помощи у раскрашенного народа против императора, если он задумал убить его еще до того, как те подоспеют? Почему, почему, почему?

— Может быть, он не собирался убивать его, когда посылал своих гонцов на север, — предположил Эвикат. — А потом у Куроя зародились подозрения, и Аллект не решился дольше ждать…

— Если бы тогда, весной, нам удалось убедить его! Если бы только удалось!.. — Голос Флавия дрогнул. Но он тут же взял себя в руки и продолжал уже твердым голосом: — Раз Аллект отнял власть без помощи пиктов и у него сейчас будет полно других забот, твой народ, Эвикат-с-копь-ем, до поры до времени в безопасности.

— Пока — да, — согласился Эвикат, с улыбкой взглянув на большое копье, на которое опирался. Прохладный ветерок ерошил лебединые перья, они ярко белели в лунном свете. — Через несколько лет, если Аллект еще будет носить пурпур, опасность вернется снова. Но до той поры мой народ в безопасности.

— А значит, это уже не твоя тропа.

Эвикат взглянул ему прямо в глаза:

— Не моя. Утром я двинусь на север к моим собакам, которых оставил с кузнецом Кускридом. Я вернусь на свои охотничьи тропы, но все же постараюсь, чтобы меня никто на Валу не видел. Может, на время укроюсь в вереске, послежу, послушаю… А вы? Какую тропу изберете теперь вы?

— Прежнюю, на юг, — ответил Флавий. — Нам остается одно: добраться до Галлии, а оттуда — до цезаря Констанция. — Он вскинул голову. — Максимиану и Диоклетиану не оставалось ничего другого, как замириться с нашим маленьким императором. Но его убийцу они не потерпят. Рано или поздно они пошлют цезаря Констанция положить этому конец.

Не отводя глаз от лебединых перьев на шейке боевого копья, трепещущих на ветру, Юстин тоже подал голос:

— Странное дело: при Караузии Британия стала чем-то большим, чем-то более важным, нежели просто одна из многих провинций. А сейчас, в один миг, которого, впрочем, оказалось достаточно, чтобы убить человека, все враз рассыпалось. И единственная наша надежда — вот придет цезарь Констанций и отберет то, что некогда принадлежало ему.

— Для Британии лучше уж попытать счастья с Римом, чем погибнуть под властью Аллекта, — заключил Флавий.

Глава 9. Праздник дельфина

Наступила зима, и снежная вьюга завыла среди голых деревьев в Спинайском лесу, когда наконец Юстин и Флавий вместе с рыночными тележками рано утром, едва открылись ворота, вошли в Каллеву. Они выбрали Каллеву по той простой причине, что все долгие, утомительные недели путешествия на юг жили впроголодь, хоть и продали своих лошадей. К тому же денег у них осталось мало, и о том, чтобы добраться до Галлии, нечего было и думать.

— На ферму я идти не хочу, — объявил Флавий за несколько дней до этого. — Сервий, конечно, раздобыл бы для нас денег, но на это потребуется время, и большая часть судов уже будет вытащена на берег. Нет, мы отправимся к тете Гонории — вдруг она еще не перебралась в Аква-Сулис. Она одолжит нам денег, а Сервий отдаст ей, когда и как сможет. Да и потом, мне кажется, если мы попадем в Галлию, то вернемся не скоро. И я не хотел бы уехать, не попрощавшись.

Они прошли в Каллеву через Восточные ворота, и Флавий сказал: — Здесь мы свернем. Покинув крикливый, мычащий поток, который тек на рынок, они взяли влево, прошли насквозь полосу лавчонок, миновали затихшие сады больших домов, где слышалось лишь предутреннее шуршание зимнего ветерка, и очутились на задах какой-то скромной виллы.

— Здесь, за углом, — шепнул Флавий. — Ляжем за поленницу и осмотримся. Неохота напороться на раба и объяснять, что к чему.

Они обогнули толпившиеся темной кучей надворные постройки и через минуту уже выглядывали из-за груды хвороста. Перед ними, совсем близко, только перейти дворик, которым пользовались слуги, стоял дом. Дом постепенно просыпался. Вот в окне появился свет лампы, послышался голос — кто-то кого-то распекал. Небо над крышей начало светлеть, лимонно-желтая полоса все разрасталась, и вскоре на пороге кухни появилась сухонькая женщина небольшого роста, с красным платком на голове, и принялась выметать из кухни на двор пыль и мусор, напевая себе под нос.