Дороги на Ларедо - Макмертри Ларри. Страница 37

Страх Пи Ая стал передаваться и ей. Он завладел ими обоими, мужем и женой. Пи уезжал не в первый раз, и всякий раз это раздражало Лорену. Но никогда так не пугало. Она не любила, когда он уезжал, но всегда знала, что он вернется. Почему им казалось, что эта поездка должна закончиться по-другому, не могла объяснить ни она, ни сам Пи Ай. И теперь они лежали, одинаково встревоженные и испуганные.

— По крайней мере, заработаю немного денег, — неуверенно проговорил Пи Ай.

— Мне наплевать на твои деньги, — голос у Лорены дрожал. — Они не могут обнять меня, не могут сделать мне ребенка и не могут быть отцом Гасу, Джорджи, Бену и девчонкам.

— А в этом и не будет необходимости, — сказал Пи Ай, — ведь я вернусь.

— Я не верю тебе в этот раз. Если ты уедешь, то больше уже не вернешься. Мы никогда больше не будем лежать вот так в постели. Я состарюсь, и у меня не будет тебя, а у детей не будет отца.

Пи Ай ничего не сказал. В голове у него лихорадочно закружились мысли, одна из которых была та, что капитан, может быть, уже мертв. А это означало бы, что ему не надо ехать. Но если бы капитан был убит, то он бы уже услышал об этом.

Лорена тоже не произносила ни звука и в голове у нее тоже все перемешалось. Если Пи Ая убьют, ей, наверное, опять придется отказывать Дишу Боггетту. Он держал магазин в Мехико и все еще был неженатым, во всяком случае, до последнего времени. Если Пи Ая убьют, он вскоре прослышит об этом и тут же прискачет свататься. Он совсем даже неплохой человек, но она никогда не хотела его и не захочет ни за какие коврижки. Хоть бы все это прекратилось, думала она, я сойду с ума, если так будет продолжаться.

Утром оба они были такими разбитыми, как после трех дней непрерывной работы, Клэри пришлось одной заниматься и хозяйством, и малыми детьми.

— Что случилось, мама? — встревоженно спрашивала она. — В чем дело, папа?

И ни от одного из родителей не могла добиться ответа. Когда Клэри ушла доить коров, Лорена предприняла последнюю попытку.

— Почему ты думаешь, что сможешь найти его? — спросила она. — Уже почти месяц, как он уехал. К этому времени он мог уже проехать половину Мексики или даже добраться до Тихого океана.

— Я рассчитываю найти капитана, — ответил Пи Ай. — Люди всегда знают, когда он поблизости. Рой Бин или кто-то еще будут знать, где он.

— Тогда отправляйся сегодня же, — сказала Лорена. — Поезжай сейчас. Я не вынесу еще одной такой ночи, как прошлая. Уезжай прямо сейчас пока я не отправилась в школу.

Пи Ай взял плащ, подхватил винтовку и пошел седлать коня.

— Ты собираешься ехать верхом? — спросила Лорена, когда он вернулся. — Ты мог бы сесть на поезд, ведь он-то поехал поездом.

— Нет, я поеду верхом. На границе я могу не найти подходящую лошадь, — ответил Пи Ай. Пеструшка в белых пятнах с огромным животом была ему подходящей лошадью.

Пи Ай поцеловал на прощание каждого из детей. Все они ревели, причем Клэри громче остальных, хотя была уже почти невестой. Мальчишкам было жаль расставаться с отцом, а Лори плакала, потому что плакали все остальные.

Лорена пошла собираться в школу. Одевалась она медленно, очень медленно. Также медленно и аккуратно складывала учебники. Обычно она просто бросала их в сумку и разбиралась уже потом, в школе. Но этим утром она укладывала их медленно и аккуратно, словно от того, как они будут уложены, зависела вся ее жизнь.

Вновь оказавшись во дворе, она едва нашла в себе силы, чтобы поднять на мужа взгляд. Его глаза, хотя и встревоженные, были все теми же честными и бесхитростными, которые когда-то заставили ее перестать быть ко всему безразличной. Она быстро поцеловала его, крепко обняла и долго стояла, не разжимая рук, затем, двигаясь на негнущихся ногах, помогла детям забраться в коляску, села сама и поехала в школу. Обернувшись, дети смотрели на своего отца. Лорена не поворачивалась. Она неотрывно смотрела не лежавшие впереди равнины.

Пи Ай положил в мешок немного соли и перца, сунул в переметную сумку плоскую кастрюльку и постоял с минуту у двери дома, задумавшись о том, когда увидит всех их вновь — тех, кого любил и которые теперь почти скрылись из виду на северном горизонте.

Затем вскочил на Пеструшку, проверил, хорошо ли приторочена винтовка и, развернув коня на юг, по направлению к Мексике, двинулся на помощь капитану Вудроу Каллу.

14

По пути в Мексику Калл заехал попрощаться с Боливаром. Старик провел под его началом много времени, и при встрече с ним на капитана нахлынули воспоминания, хорошие и плохие, о роте рейнджеров и компании «Хэт крик». В памяти ожили образы Гаса и Дитца, Пи Ая и Ньюта, который был его сыном. Калл смог признать это только после смерти, настигшей парня в Монтане. Даже теперь, когда прошло уже несколько лет, Калл все еще не мог вспоминать об этом без боли. Он произвел на свет сына, но не был ему отцом, хотя тот провел в компании «Хэт крик» почти всю свою короткую жизнь. Он жил с ними, но как наемный рабочий, а не сын капитана. Теперь уже слишком поздно, чтобы изменить что-либо. Это была рана, которая болела каждый раз, когда он прикасался к ней. Боливар, которому не так уж много оставалось жить на этом свете, был так прочно вплетен в воспоминания Калла о своих прошлых днях, что ему совсем не хотелось оставлять его, хотя Боливар был слишком старым и дряхлым для опасных поездок.

Но, оставляя его, Калл словно оставлял позади свою жизнь.

—  Capitan, колокол! Я все еще могу звонить в колокол! — воскликнул Боливар. В глазах у него стояло отчаяние, а голос вибрировал. Он видел, что capitanсобирается уезжать без него. Двое гринго уже сидели в седлах, а их мул был навьючен и готов в дорогу. Это означало, что capitanуезжает и, наверное, уже никогда не вернется назад.

Боливар имел в виду обеденный колокол возле платной конюшни в Лоунсам Дав, которая когда-то принадлежала Каллу и его напарнику Гасу Маккрае. Боливар собирал их на свои не очень вкусные обеды, ударяя по колоколу кривым ломиком. Постепенно выживая из ума, он иногда звонил в колокол независимо от того, приготовлен обед или нет. Колокол у него часто звонил, когда вокруг никого не было и в помине, кто бы мог прийти и отведать приготовленной им пищи. Когда он бил в колокол кривым ломиком, жизнь не казалась ему горестной. Колокол звонил так громко, что чуть ли не делал его глухим, но он тем не менее продолжал нещадно колотить в него. Жизнь Боливара была полна горестей, и он нуждался в чем-то таком, что заставляло бы его забывать а них, даже если в результате он становился глухим.

Калл, как и Боливар, сожалел, что кампании «Хэт крик» больше не было. Теперь их объединяло одно только сожаление, которое не могло вернуть им друзей. Одних уже не было в живых, а другие были разбросаны по равнинам и рекам, Ньют, Дитц и Гас были мертвы, да и Боливара, как предчувствовал Калл, уже не будет в живых, когда он вернется в Ларедо.

— Этот старик нуждается в стрижке, — сказал помощник шерифа Планкерт, когда они покидали Нуэво-Ларедо. Седые волосы у Боливара отросли до самых плеч.

— Последнее время он пытался заколоть ножницами того, кто его стрижет, — пояснил Калл.

— По мне, пусть он лучше зарастет волосами, чем давать ему что-то такое, чем он может повредить кого-нибудь, — включился Брукшир, вспоминая с сожалением, как Боливар выхватил у него дробовик и пристрелил их лучшего мула. Брукшир был только рад, что Боливар остался. Он опасался, что Калл может поддаться на уговоры и взять его с собой, что наверняка не понравилось бы полковнику Терри.

То, что капитан Калл сразу же переправился на мексиканский берег реки, несколько удивило помощника Планкерта. Он лично предпочел бы продолжать двигаться по техасскому берегу. Сам он не чувствовал себя уютно, когда находился к югу от границы и особенно вблизи самого Ларедо. Будучи помощником шерифа и имея собственный значок, Тед Планкерт участвовал в повешении нескольких мексиканцев. Двоих мексиканцев ему пришлось пристрелить лично, а нескольким задать серьезную трепку. В конце концов, это была его работа, и граждане ждали от него исполнения его обязанностей. Ему было известно, что из-за своего рвения он был не только непопулярным, но и вызывал ненависть у тех, кто жил к югу от границы. Помощник Планкерт знал также, что мексиканские семьи зачастую были очень мстительными и шли на все только для того, чтобы отомстить за убитых или пострадавших близких. Помощник был готов ясно дать понять каждому, кто бы ни спросил его, что ему было бы спокойнее на техасском берегу реки.