Роман - Миченер Джеймс. Страница 89

Разговор по телефону длился так долго, что я почти забыла о существовании Ивон. Тем более что в это время меня занимала Дженни Соркин. Наклонившись ко мне, она шептала:

— Посмотрите на это изумительное квадратное лицо Цолликоффера. Оно так напоминает меннонитский амбар, что когда смотришь на него, кажется, что вот-вот увидишь магический знак у него на лбу. — Я с удовлетворением отметила, что мой внук нашел девушку не только остроумную, но и толковую.

Возвратившаяся раскрасневшейся Ивон не спешила присесть:

— Звонил мистер Троксель. Он сказал, что Хертцлеры приняли мое предложение о покупке их фамильного дома — подождите радоваться, — но они настаивают, чтобы я взяла на себя весь необходимый ремонт — подождите возмущаться, — потому что они возвращают мне полторы тысячи долларов на покрытие его стоимости.

Чтобы успокоиться, она потянулась за своим запотевшим стаканом и прижала его к разгоряченному лбу, затем провозгласила, поднимая его:

— За старых и новых друзей! Теперь я среди вас и не могу представить себе более подходящей возможности отпраздновать это событие.

Звучали поздравления, вперед вышли Стрейберт с Тимоти и стали обнимать ее. Йодер довольно кивал головой, а Эмма пожимала ей руку. Я постучала по стакану и предложила:

— Предлагаю выпить за нашего нового налогоплательщика. Салют!

— Прозит! — поправили меня Цолликоффер с Йоде-ром, и раздался звон стаканов.

Со стола убрали. Пока ожидали перемену блюд, поднялся Стрейберт, тихо откашлялся и сказал:

— Я удостоился чести быть принятым вновь в этот круг только благодаря отзывчивости моего давнего друга миссис Гарланд, за что я ей премного благодарен. В прошлом году было запланировано, что я буду председательствовать на симпозиуме, который состоится завтра вечером в Мекленберге, на тему, близкую моему сердцу, — «Место художника в обществе». Увы, я не смогу на нем присутствовать. Но всех вас я приглашаю посетить его в качестве моих доверенных лиц. Вечер обещает быть бурным.

Он сел, мы зааплодировали, и я спросила:

— А заметили ли вы, что, убирая со стола, официанты оставили один горшочек? С пометкой «сладкое», он символизирует самую сладкую из всех сладостей…

Прозвучал звонок, дверь кухни отворилась и вышли три официанта, все они вынесли на вытянутых руках пышные и ароматные пироги — яблочный, тыквенный и миндальный. Один за другим они были водружены перед женщинами, которым дали затем сервировочные ножи.

Пироги были встречены возгласами восхищения, и Эмма, взявшая на себя роль церемониймейстера, выкрикнула, размахивая ножом:

— Делайте свой выбор!

Наибольшей популярностью пользовался тыквенный пирог, но знатоки предпочитали миндальный, ибо это замечательнейший из немецких пирогов. Некоторые просили по маленькому ломтику двух разных пирогов, а миссис Цолликоффер захотела отведать все три, не указывая при этом размеры ломтиков.

Покончив с одним куском, многие просили второй. В это время Эмма, постучав по стакану, чтобы привлечь внимание, загадала загадку:

— Кто мне может сказать, что еще, кроме орехов, используется в качестве начинки миндального пирога?

Немцы почувствовали себя в своей стихии. Высказанные ими догадки были на редкость точными: «Яблоки, изюм, цукаты, смородина, пряности, жженый сахар». Но Эмма сказала:

— Очень хорошо, но вы не назвали самого главного.

Гости попробовали аппетитную начинку еще раз, но так и не смогли отгадать эту загадку.

— Мясо! Да, мелко нарезанные кусочки говядины со свининой. Именно это делает пирог таким вкусным и сытным.

Ивон осенило:

— Ломтики ветчины и окорока — вот чего не хватает моей лимонной меренге! Надо будет попробовать.

ПЯТНИЦА, 1 НОЯБРЯ. Сначала Ивон не собиралась задерживаться в Дрездене. Но теперь она решила остаться, чтобы совершить покупку дома. Это дало мне возможность обсудить с ней одну важную тему, которая давно волновала меня.

Ее, наверное, удивило, что чай, на который я пригласила ее, не напоминал старинную церемонию XVIII века, во время которой две светские дамы лениво обмениваются сплетнями. Это больше походило на допрос с пристрастием:

— Помогите мне разобраться в проблемах моего внука Тимоти.

— Мне кажется, что любая бабушка была бы только рада иметь такие проблемы, какие доставляет этот удивительный молодой человек.

Я подалась вперед:

— Скажите, он действительно одаренный?

Удивленная моим напором, она произнесла с большой осторожностью:

— Таких, как Тимоти, приходится один на десять тысяч. При правильном отношении к нему со стороны и вас, и Стрейберта, и «Кинетик» он может достичь небывалых вершин.

— Мне бы хотелось поговорить с вами начистоту, миссис Мармелл. Тимоти двадцать три года. Он уже практически завершил свой второй роман, отличающийся такой же новизной, как и первый. Как вы, наверное, слышали, мой муж — его дед — унаследовал значительное состояние, которое затем многократно увеличил, возглавляя сталелитейную компанию Бетлехема.

У нас с Ларримором был один ребенок — прелестная, но ужасно своенравная дочь, сбежавшая впоследствии с прожигателем жизни, который женился на ней из-за денег. Оба они погибли, когда Тимоти был еще совсем маленьким. Я взяла его под свою опеку и воспитывала как умела — иногда допуская ошибки, иногда находя на редкость правильные решения. Но это не важно. Главное то, что у меня нет других наследников, и, когда я умру, Тимоти станет очень богатым человеком, настолько богатым, что мне иногда становится страшно. Сможет ли он справиться с таким состоянием и продолжать карьеру писателя?

Раздумывая над ответом, Ивон отмела несколько резких подходов, каждый раз встряхивая головой:

— Я росла в благородной нищете еврейской семьи: не слишком много нарядов, но зато горы книг. Некоторые из моих подружек и друзей имели все. Но мне не казалось тогда, что они были намного счастливее меня. А вспоминая их теперь, я вижу, что достаток только навредил им. Но была еще одна девочка, которой я по-настоящему завидовала. Ее родители были богаты, по нашим меркам, и ничего не жалели для нее, но щедры они были и на любовь к ней. Она пошла учиться в Барнард, закончила его с отличием и сейчас замужем за ректором университета на Среднем Западе и имеет троих детей. Я по-прежнему завидую ей.

— Вы думаете, у Тимоти есть характер?

— Он не боится сражаться со мной. И то же самое я слышала от Стрейберта.

— А какого вы мнения о молодой мисс Дженни Соркин? — внезапно спросила я.

— Очень одаренная девушка. Основательная и крепко стоит на ногах. Я бы гордилась, если бы у меня была такая дочь.

— Я рада слышать это. Тимоти, как они говорят, «тащится от нее», и я вижу в ней его спасение. Она может стать тем якорем, который не даст ему оторваться от реальности.

— В моей книге жизни она мисс Реальность, и Тимоти повезло, что он встретил ее.

Я успокоилась, мы наскоро перекусили, и она отвезла меня в расположенный неподалеку колледж. Там мы увидели взволнованную толпу, собравшуюся на симпозиум. Председательствующий на симпозиуме профессор изящных искусств из университета штата Огайо пояснил нам:

— План проведения и, по сути дела, весь список выступающих были составлены еще год назад профессором Стрейбертом, который, к сожалению, не сможет быть здесь сегодня, но его блестящая концепция под названием «Императив настоящего времени» будет определять весь ход дискуссии.

Первым на симпозиуме выступил профессор Ноттингемского университета из Англии, который в своем блестящем обзоре показал, как интеллектуальная жизнь Европы 30-х годов, способствовавшая превращению таких впечатлительных людей, как Паунд и Элиот, в ярых антисемитов и подталкивавшая растерявшуюся молодежь из Кембриджского университета на путь предательства интересов союзников, в конечном итоге привела к тому, что кое-кто из них стал работать на коммунистическую Россию, выдавая ей секреты, главным образом Соединенных Штатов. После такого начала он бросился в самую гущу споров, которые все еще велись вокруг фигуры Паунда: