Против ветра - Фридман Дж. Ф.. Страница 5

Она качает головой. Видно, что она пьяна: оступается, чуть не падая, потом выпрямляется.

— Я не пьяна.

— Я этого не говорил.

— Я там работаю. Взамен мне отвели номер. Там есть маленькая кухня и все остальное. — Она делает глубокий вдох: — Я хочу на улицу.

Они заводят мотоциклы, оглушительный рев моторов разрывает тишину так, что, того и гляди, лопнут барабанные перепонки. Хотя уже третий час ночи, жара по-прежнему одуряющая. Она устраивается позади Одинокого Волка, обнимает его за талию, кладет голову на спину, обтянутую цветастой рубахой. Сквозь ткань он чувствует прикосновение ее сосков, он не трахался уже три дня, член моментально встает, на этот раз все будет в полном порядке.

Мотель справа, сразу за перекрестком, занимает целый квартал. Номер там — 24 доллара за ночь. Кабельное телевидение, которое гонит порнуху для взрослых, бьющие в глаза неоновые вывески.

— Вот он! — вопит она ему на ухо, пытаясь перекричать шум мотора и свист ветра, и указывает рукой в сторону. — Притормози во дворе, управляющий не любит рокеров, особенно таких, как вы. У меня в холодильнике припрятаны две «Лоун стар» по кварте в каждой.

Взревев моторами, мотоциклы проскакивают перекресток, не обращая никакого внимания на красный свет и даже не сбавляя скорости. Мотель проносится мимо.

— Эй, вы куда? Мы же его только что проехали!

— Ну и черт с ним!

Обернувшись, она смотрит назад. Мотель становится все меньше, яркие неоновые вывески у входа сливаются со щитами световой рекламы, которые тянутся вдоль шоссе. На мгновение ее охватывает такой безотчетный страх, что она, того и гляди, пустит струю прямо в трусики. Потом страх отступает, утонув в море виски, которое все еще отдается тупой болью в желудке.

По рокерским меркам, это сущая ерунда! Их всего четверо, а каждый трахнул ее всего по два раза. Первым к ней подходит Одинокий Волк, конечно. Он — вожак, ему всегда достается лакомый кусочек, и он нежно ее любит, целуя взасос и доставая языком до самого неба. Она так пьяна, что не догадывается, что ей предстоит, а когда наконец соображает, уже слишком поздно, гонка уже началась, и ей уже все равно, что с ней. Пьяная или трезвая, она понимает, что единственный шанс остаться в живых — это примириться с неизбежным и сделать вид, что ничего не случилось. Достав нож, они суют его ей под нос, это большой охотничий нож, но брать ее на испуг, угрожая пустить его в ход, ни к чему. Вот ногти почистить — другое дело. Хорошая девочка, послушная и вся такая ладненькая, что просто загляденье.

Они поднялись почти на самую вершину гор Сангре-де-Кристо. Внизу в знойном мареве мерцают столичные огни Санта-Фе. Рокеры принимают еще несколько стимуляторов, от которых перед глазами полыхают красные круги; одно слово, водородные бомбы, только в 30-миллиграммовых дозах. Они не могут позволить себе поспать, предстоит ехать целый день и надо держать ухо востро.

— Иди сюда, девочка. — Привалившись спиной к валуну и глядя вниз, на огни города, Одинокий Волк привлекает Риту к себе. Сначала она обиженно надувает губки, но, сообразив, что не стоит чересчур его злить, подходит поближе и, повернувшись, садится спиной к его груди. Боль в паху жуткая, целую неделю она будет ходить, переваливаясь с ноги на ногу, словно ковбой.

Он закуривает сигарету с травкой, пуская ее по кругу.

— Ну что ж, неплохо. Ты славная девочка. Ты мне даже нравишься.

— Ты мне тоже. — Она скажет что угодно, лишь бы угодить ему. Она напугана, измучена, исстрадалась от боли. Из-за отравления дрожжами, сказывающегося до сих пор, смазки при половом акте было недостаточно, они буквально разорвали ей влагалище.

— Может, в следующий раз, когда я буду здесь проездом, загляну к тебе в гости, но уже один, а?

— Да, это было бы здорово, я была бы не против. Только с тобой, я хочу сказать. — Говори ему все, что он хочет слышать!

— Вот именно. — Взяв девушку рукой за подбородок, он поворачивает ее лицо к себе. — А этой ночью ничего не было. Правда?

Ответ напрашивается какой надо, но в горле у нее застревает комок.

— Ничего, — наконец отвечает она. — Ничего.

Ты не трахнул меня, говорит она про себя. Дружки твои тоже меня не трахали, а киска у меня не болит так, словно внутри разорвалась ручная граната.

— Вы только подвезли меня до мотеля, и больше я вас не видела.

— Точно. — Отвечает он тихо, чуть ли не шепотом. — И мне так кажется.

Затем встает, поднимая на ноги и ее тоже. Все садятся на мотоциклы и возвращаются в город. Рита прижимается к спине Одинокого Волка. Они довозят ее до мотеля и напоследок трахают по очереди еще раз. Не в силах сопротивляться, она просто лежит без движения.

Мир начинает расплываться у нее перед глазами, она помнит, как кто-то стал бить кулаком по стене и кричать: «Эй вы, кончайте трахаться!» По голосу она узнала парня из соседнего номера, с которым раньше встречалась в городе, еще раньше он познакомился с другим парнем в баре «Росинка», который сказал, что торгует наркотиками или еще чем-то. Парень за стеной не унимался, и кто-то из рокеров крикнул в ответ: «А пошел ты куда подальше!» Наконец она теряет сознание, куда-то проваливается, чуть слышно стонет в полудреме, больше напоминающей кошмарный сон, пока не слышит наконец рев их мотоциклов, мало-помалу затихающий вдали.

Вздрогнув, она приходит в себя, подмышки мокрые от пота. На улице ослепительное солнце, на небе ни облачка, жара стоит такая, что тарантулы уже высматривают себе тенистое местечко, где можно спрятаться. Она проходит через грязный двор. Сейчас она избавится от всей этой мерзости, все это гадко, черт, ведь есть же презервативы и все такое прочее! Впрочем, больше всего ей сейчас хочется вернуться в мотель и уснуть. О Боже, киска болит так, что сил нет терпеть!

Ее подруга Эллен, тоже горничная, заканчивает свою смену.

— Где ты была?

— Не спрашивай.

— Ты жутко выглядишь. — Солнце бьет ей в глаза, и она прищуривается. — Что у тебя с глазом? Черт побери, подруга, слева на лице у тебя живого места нет! А глаз распух и почти закрылся.

— Со мной все о'кей. — Нет сил стоять, она чертовски устала, но ничего не поделаешь — надо изворачиваться. Если они узнают, что она болтает лишнее, то вернутся и всыплют по первое число. — Ездила отдыхать с одними ребятами. Мы были в горах. — Она с трудом ворочает языком, словно обмотанным куском материи, силится облизать пересохшие губы. — Перепила. Пора завязывать с этим.

— Расскажи, как съездила.

В номере Рита откупоривает бутылку виски, делает большой глоток, чтобы пропала сухость во рту, раздевается до трусиков.

— Боже мой, Рита!

Трусики впереди залиты кровью. В испуге она отворачивается: не дай Бог, Эллен догадается о том, что произошло.

— Наверное, у меня месячные.

— Какие еще месячные! Посмотри, сколько крови. У тебя такой вид, будто тебя пырнули ножом или еще чем-нибудь в этом роде.

Она подходит ближе, чтобы получше разглядеть Риту, та уворачивается, накидывает махровый халат, который стащила из отеля «Ромада», где раньше работала, пока не попалась на краже и ее не вышибли.

— Дай-ка мне посмотреть.

Рита слишком устала, чтобы спорить и сопротивляться, она стоит с безучастным видом, а Эллен осторожно распахивает полы халата, стягивает насквозь промокшие трусики, которые жалким комочком падают на пол.

— Черт!

— Я в порядке. На самом деле все не так плохо.

— Тебе нужно в больницу.

Рита отшатывается, плотно запахивая халат вокруг холодного, влажного тела. Боже, как же ей погано! Нужно сейчас же уснуть.

— Еще чего!

Эллен отстраняется, окидывая ее подозрительным взглядом.

— У тебя что, неприятности?

Рита садится на кровать и делает большой глоток «Лоун стар».

— Да ничего страшного. Просто трахнулась с парнем, у которого большой член.

— Да, это так, судя по тому, как он тебя отделал. Нет, Рита, если серьезно, то нужно показаться врачу.