Обман - Фрэнсис Клэр. Страница 45

Затем я беру в руки маленький дешевый конверт из тех, что продаются в газетных киосках и в кондитерских. Адрес подписан неровными буквами разных размеров. В конверте обнаруживаю сложенный пополам листок бумаги и вырезку из газеты «Телеграф». Ее я тотчас узнаю – это сообщение о поминальной службе в честь Гарри. На полях тем же неразборчивым почерком написано: «Теперь мерзавец стал героем…»

В течение нескольких минут я изумленно смотрю на вырезку, затем медленно разворачиваю тонкий листок бумаги. «А как же Джо Конгрив? Это – настоящий герой, преданный мерзавцем. Вдова Джо не получила ничего, и не было никакой панихиды. Британия должна помнить о настоящих героях, но они уже мертвы».

Я разглаживаю письмо, вновь его перечитываю и кладу на стол рядом с газетной вырезкой. Чувствую, как голова у меня наливается свинцом. Я пытаюсь осмыслить слова из письма, но не могу этого сделать. Снова складываю записку и вырезку и вкладываю их в конверт, а через некоторое время достаю и перечитываю. Значит, Гарри – мерзавец. Этого Джо Конгрива предал мерзавец. Следовательно, его предал Гарри. Видимо, по замыслу автора я должна уяснить именно это.

Я пытаюсь успокоиться, внушая себе, что у каждого человека есть враги. Гарри столького достиг в жизни, что не мог не стать объектом зависти. Наверное, это какой-нибудь обозленный солдат, изливший долго сдерживаемую обиду.

Но вспоминаю слова Морланда, и армейская жизнь Гарри представляется мне во все менее героическом свете. Непопулярность у солдат – одно, а предательство – совсем другое, и автор письма прекрасно это знает. Приходилось ли Гарри выслушивать подобные упреки раньше? И не остались ли воспоминания об этом навсегда в его сознании?

Если быть откровенной, то где-то в душе я хочу, чтобы все оказалось правдой, потому что в этом случае все встанет на свои места. Тогда становятся понятными причины краха нашей семейной жизни, обозначившегося в последние месяцы. И если уж быть честной до конца, следует признать, что это помогло бы мне избавиться от чувства вины, помогло бы успокоиться.

С этой мыслью я оставляю анонимное письмо на столе и иду в сад.

Я окликаю Мориса. Он тут же поднимает голову и с некоторым недовольством приветствует меня. Он так здоровается со всеми, включая свою жену. Похоже, что в свои пятьдесят лет Морис находит растения существами куда более привлекательными, чем людей. А поскольку сад выглядит просто великолепно, может быть, он прав.

– Мне кажется, что ее следовало бы еще подержать в грядке, – говорит Морис, указав на морковь. – А то эти морковки и с лупой-то в кастрюле не разглядишь. – Он не разделяет моей любви к молодым овощам.

Я отвечаю ему, что морковь отличная. Затем мы обсуждаем, когда собирать свеклу и картошку, что сажать в зиму. Честно говоря, не понятно, зачем я обо всем этом с ним говорю – осенью меня здесь может уже не быть.

В скором времени мне придется побеседовать с Морисом о его дальнейшей работе. Я все откладываю этот разговор, так как надеюсь, что Гиллеспи сможет наскрести хоть немного денег. А попросту говоря, в данный момент просто не нахожу в себе сил для подобного разговора.

Мы прогуливаемся по теплице, обсуждаем урожай слив. Воздух наполнен ароматом дозревающих фруктов.

– Между прочим, Морис, к вам не приезжали полицейские?

– Как раз перед обедом, – утвердительно хмыкает он.

– Все прошло нормально?

– Все было так, как вы и говорили. Они спросили насчет ключей от шкафа. Я им сказал, что ни разу к нему даже не подходил, а уж тем более никогда не трогал ружья. Да я и не знал, что они были в том шкафу.

Я осторожно дотрагиваюсь до белой петуньи и говорю:

– Уверена, что Гарри забыл ружье в Шотландии. Мы с Маргарет просто ума не приложим, где оно может быть еще.

– Я бы не удивился, если бы узнал, что оно лежит у кого-нибудь в багажнике.

– Вполне возможно. – Я улыбаюсь ему, и мы идем дальше.

Я останавливаюсь, чтобы полюбоваться прекрасной геранью в нескольких одинаковых горшках, и вновь оборачиваюсь к Морису.

– А раньше полиция к вам не приезжала? Пока мы были в Америке?

– В Америке?.. Нет. – Он немного задумался. – Нет, точно не приезжала.

– Я просто так спросила.

Похоже, мой вопрос слегка озадачил Мориса, и я пытаюсь его успокоить:

– Им всегда в подобных случаях приходится проводить расследование. Я просто поинтересовалась, не беспокоили ли они вас?

– Нет.

– Ну и отлично! – Наконец мы выходим из теплицы. – Какой прекрасный день! – Я с удовольствием вдыхаю свежий воздух.

Морис оглядывается с видом человека, который редко испытывает подобное наслаждение.

– Сейчас дождик не помешал бы, – произносит он.

– Морис, да ведь только что был дождь! – со смехом восклицаю я.

– Нужен еще.

Качая головой, я замечаю долговязую фигуру Чарльза, идущего ко мне от дома. Он приветливо машет рукой и мы встречаемся на лужайке.

– Ты выглядишь немного лучше, – говорит он после того, как мы чмокаем друг друга в щеку. И повторяет: – Куда лучше!

– Серьезно? Да, у меня все хорошо.

Он смотрит на меня своим добродушным взглядом.

– А как Джош?

– Он сейчас на рыбалке. У него все в порядке. – Я беру Чарльза под руку и мы идем к террасе. – Как твои дела? Я имею в виду, с твоим выдвижением?

– Неплохо.

– Значит, у тебя есть мощная поддержка? – Я немного удивлена его уверенностью.

– Ну, я не думаю. Стопроцентную гарантию мне никто дать не может, но я уже встречался со многими членами комитета, и, похоже, шансы есть. – Он улыбается подобно школьнику, которому намекнули насчет места в команде по регби.

– Вот как…

– По-моему, ты этому не особенно рада, – произносит он несколько обиженно.

– Просто я… – Умолкнув, я останавливаюсь и смотрю ему в глаза. – Никогда не думала, что тебе это нужно. – И со смешком добавляю: – Мне показалось, ты и так счастлив.

Похоже, он удивлен моими словами.

– Да, я счастлив. Но это не может помешать мне попасть в парламент.

– А вся эта клевета, интриги?

Будто бы не расслышав моих слов, Чарльз серьезно продолжает:

– Может, я и неправ, но думаю, что справлюсь с этим делом не хуже других. И буду изо всех сил стараться, чтобы добиться своей цели.

– Я в этом и не сомневаюсь. Но эта ужасная работа… Заседания чуть не до ночи, мероприятия по выходным… Всему этому не будет конца. – Сказав это, я вдруг понимаю, что для Чарльза, тихо живущего в семье без детей, постоянно терпящего недовольство и неудовлетворенность Энн, парламентская жизнь может стать подарком судьбы.

– Ничего, я это все переживу, – твердо произносит он. И кроме обычного огонька я вижу в его глазах твердую решимость, чего раньше никогда не замечала.

Мы идем дальше.

– Кстати, я хочу тебя спросить: не была бы ты против посетить одну вечеринку с политическим подтекстом? – с наигранной легкостью говорит Чарльз. – Я понимаю, для тебя это может быть скучновато… – Он издает неопределенный смешок. – Но я был бы просто счастлив, если бы ты смогла пойти.

Я смахиваю пыль с металлического садового кресла и быстро сажусь в него.

– Ты имеешь в виду встречу с членами партийного комитета в понедельник?

– Да. Ты уже знаешь? Тебя пригласил Бэрроу?

– Нет, Джек.

У Чарльза вытягивается лицо. Губы складываются в немое восклицание «Ого!»

– Я сказала ему, что пойду, но только в том случае, если мы все отправимся туда вместе. Понимаешь, чтобы никто не почувствовал себя обиженным.

– Вместе? – Чарльз осторожно опускается в кресло напротив.

– Ты, я и Джек. И Энн, конечно.

– Понятно. – Он аккуратно подтягивает брюки на коленях и медленно отклоняется на спинку кресла. Взгляд у него какой-то плавающий. – Понятно… – И вдруг лицо его озаряет хитроватая улыбка. – А ты умница!

Я с сомнением пожимаю плечами.

– Ты совершенно права! – преувеличенно бодро восклицает он. – Действительно лучше всего, если мы покажем, что отношения между нами всеми абсолютно равные. Что ты не занимаешь ничью сторону.