Ангел тьмы - Эндрюс Вирджиния. Страница 6

— Я очень ревностно отношусь к своему кабинету, — пояснил он. — И не позволяю никому входить сюда в мое отсутствие. Служанки почему-то считают своим долгом наводить здесь порядок: они аккуратно складывают в стопку мои записи, ставят раскрытые книги на полки, после чего я уже не могу найти то, что мне нужно. Уйма времени уходит на поиски сделанных заметок и необходимой литературы. Вот почему в отношении кабинета я настоящий тиран!

Я никак не могла представить себе доброго на вид мужчину в роли тирана. Вот мой папаша — тот настоящий тиран! У него рокочущий голос, тяжелые кулаки, вспыльчивый нрав, в общем — настоящий деспот. Но сейчас, когда я вдруг вспомнила о нем, на глазах у меня невольно выступили слезы — мне так нужна была его любовь, но он лишил меня ее… Правда, уделял несколько больше внимания и ласки Тому и Фанни, но я ни разу не видела, чтобы он обнял Кейта или Нашу Джейн.

— У тебя сложный характер, Хевен, — прервал мои размышления голос Тони. — Ты только что светилась от счастья, а сейчас я уже вижу слезы на глазах. Вспомнила о своей матушке? Тебе лучше смириться с потерей и утешиться мыслью о том, что мама прожила счастливую жизнь. Не каждый может этим похвастаться.

На самом же деле она видела так мало счастья, подумала я, однако вслух этого не произнесла. Мне следовало обдумывать каждое свое слово, каждый свой шаг, пока я не обрету друга в этом доме! Я взглянула на Тони, предполагая, что буду видеться с ним чаще, чем с Джиллиан, и сердце подсказало, что именно он придет мне на помощь, если мне понадобится, — кажется, я понравилась ему…

— Ты выглядишь утомленной, — сказал Энтони. — Пошли, я покажу тебе твои комнаты, где ты сможешь расслабиться и отдохнуть. — Без лишних слов мы поднялись на второй этаж, и Тони театральным жестом распахнул передо мной створки широкой двойной двери. — Когда мы с Джиллиан поженились, Ли было двенадцать лет, и я переделал специально для нее две комнаты, превратив детскую в апартаменты для взрослой женщины: мне хотелось польстить ее самолюбию. Надеюсь, и тебе здесь понравится…

Он говорил это, слегка отвернувшись от меня, и я не могла видеть его глаза.

Рассеянный солнечный свет, падая сквозь палевые занавески, придавал гостиной мистический вид. По сравнению с другими комнатами, которые я успела увидеть в доме, эта казалась маленькой, но все равно вдвое просторнее, чем вся наша лачуга. Стены были обиты той же изящной тканью с вытканными на ней тонкими восточными узорами зеленого, фиолетового и голубого цветов, что и два маленьких диванчика с голубыми подушечками и китайским ковром на полу перед ними, расшитым шелком в пастельных тонах. Я представила себя в этой комнате сидящей у миниатюрного камина и едва не прыснула со смеху: моя одежда никак не вписывалась в это великолепие. Да я и пальцем не посмею прикоснуться к этим стенам, диванчикам и абажурам из дорогой материи. Но тотчас же вспомнила, что здесь мне не придется работать в саду и мыть полы, как в нашей горной хибаре и в доме Деннисонов в Кэндлуике.

— Взгляни теперь на свою спальню, — позвал меня Тони из смежной комнаты. — Мне нужно успеть переодеться для приема, который Джиллиан не хотелось бы пропустить. Ты должна извинить ее за это, Хевен, она запланировала, что мы непременно пойдем на него, еще до того, как узнала о твоем приезде. Прием устраивает одна дама, являющаяся одновременно и ее ближайшей подругой, и самым опасным ее врагом. — Он похлопал меня по щеке, заметив недоумение на моем лице, и направился к двери. — Если тебе что-нибудь понадобится, вызови по телефону служанку, она все принесет. Если же захочешь поужинать в столовой, позвони на кухню, тебе все устроят. Дом полностью в твоем распоряжении. Желаю приятного отдыха! — Тони вышел из комнаты, затворив за собой двери прежде, чем я успела раскрыть рот.

Как эти две комнаты в синих и палевых тонах, должно быть, нравились моей матери! Я с восторгом уставилась на симпатичную двуспальную кровать с четырьмя стойками по углам и балдахином из плотных кружев. Потом прошла в ванную комнату, не переставая изумляться обилию зеркал, хрустальных люстр и светильников в больших кладовых и стенных шкафах, куда по пути заглянула. Вдоль стены на длинном туалетном столике стояли фотографии в рамках. Я стала рассматривать снимок милой маленькой девочки, сидящей на коленях у своего отца. Это, несомненно, была моя мама! А этот мужчина — мой настоящий дедушка. Трепет и волнение охватили меня. И в этот момент кто-то негромко постучал в дверь спальни.

— Кто там? — спросила я.

— Это Беатрис Перси, — ответил строгий женский голос. — Мистер Таттертон послал меня узнать, не нужно ли помочь вам распаковать и разложить ваши вещи. — Дверь отворилась, и в комнату вошла высокая женщина в черном костюме служанки. — Меня все зовут здесь просто Перси, — улыбнулась она. — Вы тоже меня можете так называть. Я буду вашей личной служанкой, пока вы здесь, могу также причесывать вас и делать маникюр. Если хотите, я наполню ванну, — предложила она тоном, не допускающим возражений.

— Обычно я моюсь перед тем, как лечь спать, или принимаю душ утром, — неуверенно возразила я, смущенная тем, что обсуждаю столь интимные вопросы с незнакомой женщиной.

— Мистер Таттертон велел мне позаботиться о вас.

— Благодарю вас, Перси, но мне пока ничего не нужно.

— А из продуктов вам что-то противопоказано? — спросила она.

— У меня хороший аппетит, я ем все и почти всегда с удовольствием. Будь я слишком разборчива в пище, я давно бы умерла с голоду!

— Вам прислать ужин сюда? — спросила она.

— Как вам удобнее, Перси, — ответила я.

По лицу служанки промелькнула легкая тень, словно бы подобная покладистость госпожи не устраивала ее.

— Слуги для того и находятся в этом доме, чтобы обеспечивать максимальные удобства для господ, — наставительно произнесла Перси. — Если пожелаете поужинать здесь или в столовой, мы сделаем все, что необходимо.

От одной лишь мысли об ужине в одиночестве за длинным столом в пустой столовой мне стало тоскливо.

— Будет достаточно, если часиков в семь вы подадите мне что-нибудь легкое, — попросила я. — Прямо в спальню.

— Слушаюсь, мисс, — сказала Перси, удовлетворенная тем, что может быть хоть чем-то полезной, и удалилась.

И лишь тогда я спохватилась, что забыла спросить у нее, знала ли служанка мою маму.

Я вновь занялась осмотром спальни. Похоже, все здесь оставалось нетронутым с тех пор, как мама убежала из дому, хотя и содержалось в идеальной чистоте и порядке: свежий воздух, нигде не заметно было ни пылинки. Одну за другой рассматривала я множество фотографий в серебряных рамках, пристально вглядываясь в каждую из них, и пыталась угадать неизвестные мне черты характера моей матери. С одного фото во всем блеске своей молодости глядела на меня Джиллиан с мужем и дочерью. По краю снимка выцветшими чернилами было выведено детской рукой: «Папа, мама и я».

Обнаружив в ящике комода толстый фотоальбом, я медленно переворачивала его страницы, разглядывая взрослеющую и хорошевшую девочку. Цветные снимки запечатлели все дни ее рождения, вплоть до тринадцатилетия. Каждая фотография была подписана: «Ли Диана ван Ворин», — мать явно гордилась своим именем. Здесь были также фотографии Клива ван Ворина, ее отца, Джиллиан ван Ворин, ее матери, Дженнифер Лонгстоун, ее подруги, и Джошуа Джона Беннингтона, первого, а возможно, и последнего друга моей мамы.

Я еще не просмотрела и половины альбома, а уже завидовала этой красивой белокурой девочке, с ее богатыми родителями и сказочными костюмами. Она посещала музеи и зоопарк и даже бывала за границей, а я лишь рассматривала блеклые иллюстрации в старых номерах журнала «Нэшнл джиогрэфик» или картинки в школьных учебниках. При виде Ли с папочкой и мамочкой на палубе теплохода, направляющегося в далекий неведомый порт, у меня к горлу подступил ком. Девочка махала рукой кому-то, кто фотографировал ее. Ли в бассейне на корабле, Ли танцует с отцом, вот она рядом с матерью в Лондоне на фоне Биг-Бена, а вот наблюдает смену караула у Букингемского дворца.