Паутина грез - Эндрюс Вирджиния. Страница 28

— Люди знают, что мне предстоит стать миссис Таттертон. Соответственно, ко мне присматриваются, на меня равняются. Отныне я в настоящем светском обществе, Ли.

Я, правда, считала, что лишние несколько часов перед зеркалом ничего не изменят. Ее волосы не могли стать еще более шелковистыми и мягкими, а кожа более чудного сливочно-персикового тона. Но я ничего не говорила маме, поскольку понимала, как важны для нее предстоящие события. А вот что по-настоящему коробило меня, так это ее отношение к старым друзьям. Об Элизабет Деврой она отзывалась теперь плохо. Наверное, мать считала, что, будучи замужем за папой, она могла дружить с ней, но в качестве миссис Таттертон… нет. Если раньше они с Элизабет работали вместе, то отныне та будет работать на нее. Где уж тут дружить!

Когда миссис Уолкер называла в списке гостей имена старых знакомых, мама морщилась и вздыхала:

— Конечно, приходится их приглашать. Но они будут чувствовать себя не в своей тарелке в таком обществе.

Одну пару она все-таки вычеркнула, а вместо них вписала другую — неких Кингсли, только потому, что Луиз Эвери сказала ей недавно: «Мартин Кингсли, издатель газеты «Глоб», недавно вернулся из Москвы, и теперь они с женой самые популярные гости в свете». Миссис Уолкер относилась ко всей этой суете явно скептически, но мама ничего не замечала. Она была в своем мире, в своей паутине грез, которую называла счастьем.

Мы проехали уже знаменитые фартинггейлские ворота, а мама все продолжала «проверку». В очередной раз проговаривалось меню. Она теребила нас с миссис Уолкер, спрашивая, не стоит ли сделать дополнительный заказ на холодные закуски. Вполуха слушая ее болтовню, я сказала, что всего и так предостаточно и что еды будет больше, чем на папиных двухнедельных круизах. Это оказалось непростительной ошибкой. Мама осеклась, будто ее ударили, а потом заговорила еще жарче:

— Ли, как же можно сравнивать! Мы не собираемся набивать гостям животы, лишь бы произвести впечатление своим богатством. Это будет парад кулинарных шедевров. Я наняла лучших бостонских поваров, и у каждого своя специализация. А француз, который будет готовить раковый суп, вообще мировая знаменитость…

— Но и Райс Уильямс великолепный повар. Разве он не справился бы сам, а?

— Справился?! Со всеми блюдами? — Мать расхохоталась, тем самым показывая миссис Уолкер, что рассуждать так, как я, может разве что пятилетний ребенок. — Конечно, нет. Работы хватит на десять поваров такого уровня, как Райс Уильямс. Но ты не должна этим забивать себе голову, — дружелюбно добавила она, похлопывая меня по коленке. — Тебе надлежит думать о нарядах и своей красоте.

Признаться, это всерьез меня волновало. В свите невесты всем женщинам полагалось появиться в светло-розовом шифоновом платье без бретелек с белыми кружевными оборками на пышных юбках. Но среди взрослых женщин я одна была девчонка — ни у кого нет таких узеньких, костлявых плечиков, никому не придется надевать бюстгальтер с пышными чашечками… Я была уверена, что в этом наряде буду выглядеть, по меньшей мере, глупо. Но мать настаивала на единообразии одежды в свите подружек, вплоть до того, что никому не разрешалось надевать ожерелья и серьги. Мать желала в одиночестве сверкать драгоценностями. Впрочем, ей было чего опасаться, так как многие из ее знакомых могли позволить себе настоящие сокровища.

Когда мы подъехали к парадным дверям Фартинггейла, я сразу увидела на улице Троя и миссис Хэстингс, его няню. Это была очень милая женщина, но, встречая ее, я всякий раз чувствовала, что ей нелегко с Троем, настолько для своих лет он был умен и развит. Конечно, он быстро научился добиваться своего в спорах с ней, потому что такому чертенку ничего не стоило перехитрить любого взрослого. И в этот раз няня стояла рядом с воспитанником, который «ваял» снеговика, и тщетно пыталась увести его домой. По выражению лица мальчика я сразу поняла, что он настолько увлечен, что просто не слышит ее. В таком творческом экстазе я уже видела Троя, когда мы вместе раскрашивали его картинки. Он прорабатывал каждую деталь фигуры снеговика, а черты лица вырезал с помощью серебряной ложечки.

— Ли! — закричал Трой, увидев нас. — Иди посмотри, какой у меня снеговик. Иди скорее!

— Тебе надо переодеться! — предупредила меня мама.

Миссис Уолкер и Майлс уже возились с багажом. Навстречу им спешил Куртис — я еще не видела, чтобы он двигался с такой скоростью. Бедняга запыхался и даже не успел одеться по форме. В жилете, но без сюртука, он выглядел просто комично.

— Вот это снеговик! — одобрила я труды Троя. Он горделиво выпрямился и посмотрел на миссис Хэстингс. Она стояла, съежившись от холода и так глубоко спрятав в карманах пальто руки, что возникала угроза оборвать эти карманы.

— Но сейчас мы все идем в дом, чтобы готовиться к репетиции. И ты тоже, — твердо сказала я мальчику. Няня сразу повеселела и с благодарностью взглянула на меня. — Ты ведь шафер, не забывай.

— Я знаю. Тони уже сказал, что я буду подносить кольца.

— Тогда быстро переодеваться. Потом повозимся еще в снегу.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Я протянула Трою руку, в которую он сразу вцепился, и все вместе мы вошли в дом. Шествие замыкала сияющая миссис Хэстингс.

Свадебную церемонию решено было проводить в большом парадном зале. С первыми аккордами венчального гимна на лестнице должна была появиться невеста и торжественно сойти вниз; таким образом, всякий вынужден будет любоваться «сошествием ангела с небес». У подножия лестницы красавицу-невесту будут ожидать счастливый жених, священник и шафер Трой с кольцами на подносике. Гостям отводились места в зале; мягкие кресла уже были расставлены, ковры расстелены. Тони рассказал маме, что для Фартинггейла это будет уже четвертая свадебная церемония. Его прадед, дед и отец венчались в родных стенах. Каждый камень здесь пропитан традициями, в каждом зале портреты предков, и где же, как не в Фарти, жениху и невесте клясться друг другу в вечной любви.

Тони покинул свой рабочий кабинет сразу, как только ему доложили о нашем приезде. Он был еще не готов — в рубашке без галстука и манжет и без смокинга. Впервые я увидела его в таком домашнем виде, и почему-то в этом облике он еще больше походил на киногероя — высокий, ласково-небрежный, элегантный… Его мужская красота не давала мне покоя. Отца нельзя было назвать безобразным, но он был на много лет старше, его лицо давно исчертили морщины, просолило море, обветрили штормы. Внешне папа не был красавцем, никогда не имел ничего общего с кинозвездой, но для меня это не играло роли. Все равно я любила его. Но сейчас передо мной стояли Тони и мама. Вместе они мгновенно привлекали всеобщее внимание. Казалось, эта великолепная пара сошла с обложки модного журнала. С болью в сердце, но мне приходилось признать, что они идеально подходят друг другу. И образ папы таял, уходил все дальше и дальше, в глубины времени и пространства. Я отчаянно пыталась сберечь в душе этот образ, мечтала, что когда-нибудь выйду замуж за человека, похожего на отца…

— Дорогая. — Тони мягко взял мамину руку и поднес к губам. Потом улыбнулся, в его глазах мелькнул озорной огонек. — Ты готова к репетиции?

— Конечно.

— Твоя комната ждет тебя. — Он повернулся ко мне: — Здравствуй, Ли. Держу пари, ты спокойна, не в пример мне.

— А вот и ошибаетесь, — резко ответила я, не сдержавшись. Неужели он действительно думает, что их дурацкая свадьба оставляет меня равнодушной? Что не причиняет мне боль? Я вообще предпочла бы не знать о ней и не слышать. Пришлось отвести глаза, чтобы не выкрикнуть такие слова.

— Я совершенно спокоен, — важно пропищал Трой, и все, кроме меня, засмеялись.

— Потому что не ты женишься! — шутливо пояснил брат. Мальчик пожал плечами, но руку мою не отпустил. — А теперь самое время проводить Ли в приготовленные для нее апартаменты, — провозгласил Тони, бесшумно хлопая в ладоши.

— О да! Это будет прекрасно, правда, Ли?

— Комнаты полностью переоборудованы. Я хотел сделать тебе сюрприз, — продолжал Тони, обжигая меня взглядом. Он предложил мне руку для сопровождения, а я оглянулась на маму. Она кивнула, подсказывая, что я должна взять его под руку. Я повиновалась.