Паутина грез - Эндрюс Вирджиния. Страница 30

И, несмотря ни на что, его лицо все еще мелькало передо мной. Глаза умоляли о снисхождении и доверии, упрашивали признать его отцом… Но разве могла я представить в этой роли такого молодого человека… Он сам, должно быть, почувствует себя глупо, когда узнает настоящий мамин возраст.

Жизнь, которая была простой и радостной, как детская книжка с картинками, вдруг стала сложной и мучительной. И мне все это противно, мерзко! Эта глупая репетиция, это нелепое платье, в конце концов, сама мысль о том, что я буду в свадебной свите родной матери, была мне ненавистна. Ненависть вызывали и этот дом, и бесчисленная прислуга, и усадьба, и…

— Привет! Готова?

Вулкан ненависти угас. Я увидела малыша Троя, одетого по всем правилам: смокинг, бабочка, фамильное колечко на пальце, аккуратно зачесанные волосы… миниатюрная копия красавца-брата. Ярости моей как не бывало.

— Почти готова, — сказала я.

— Тони говорит, что сразу после репетиции можно будет одеться «нормально»! — в восторге сообщил мальчик.

Меня рассмешил его энтузиазм наоборот.

— Что значит «нормально»?

— Я должен ходить медленно, ничего не трогать, ничего не есть, чтобы не испортить этот костюм. Это что, нормально? — как взрослый проворчал Трой и даже наморщил нос. Он был так мил, что мне хотелось затискать его, как любимого плюшевого медвежонка.

— Ты прав. Мне тоже не терпится надеть нормальное платье, — призналась я, встала и последний раз оглядела себя в зеркале.

Трой взял меня за руку, и мы заторопились вниз. Репетиция начиналась.

Всю церемонию мне казалось, что я нахожусь в царстве грез. Кругом было много незнакомых лиц, все поедали глазами маму и Таттертона, которые старательно исполняли свои роли, а я все вертела головой в поисках отца. Мне хотелось, чтобы распахнулись тяжелые двери и на пороге возник папа… Фантазия моя распалялась, и я представила, что смолкнет музыка и все повернутся к нему. А он воскликнет:

— Джиллиан! Как ты можешь! А ты, Энтони Таттертон, немедленно сними заклятие с моей жены!

В моих грезах отец был крупнее, сильнее, внушительнее, чем в жизни. Он грозно указывал пальцем на Таттертона, который даже подался назад, благоговея перед величием Клива ван Ворина. Мама зажмурилась, потом раскрыла глаза и смотрела то на отца, то на Тони.

— Клив? О, Клив, какое счастье, что ты пришел! Что со мной было? Я не знаю, почему оказалась здесь…

Мама ринулась в папины объятия, я за ней. Отец, придерживая за плечи, повел нас за собой, и так втроем мы покинули чужие стены и пошли домой, счастливые и умиротворенные…

Видение исчезло, как лопается мыльный пузырь, в тот момент, когда Трой требовательно подергал меня за руку. Я в толпе «подружек» ждала, когда «священник» обвенчает молодых. Репетиция близилась к концу, поэтому мальчик решил напомнить мне об обещании поиграть на улице.

— Через час ленч, — сказал Тони, разрешив брату погулять. Нам оставалось только одеться. Трой сменил праздничный костюм на «нормальный» просто молниеносно.

— Мне тоже идти с вами? — поинтересовалась миссис Хэстингс с откровенной надеждой услышать отрицательный ответ.

— Нет-нет, миссис Хэстингс, мы сами справимся, — обрадовала я няню. Она так и просияла, будто ее с каторги освободили. Маленький мальчик вполне может быть сущим наказанием для почтенной женщины, подумала я.

Мы с Троем сразу побежали к снеговику. На улице было еще светло, но небо затянуло и снова пошел снег. Я с удовольствием наблюдала, как малыш колдует над пальцами снеговика, и слушала его щебетание. Он сначала перечислял, какие игрушки обещали ему на Рождество, потом пересказал историю о мальчике с волшебной дудочкой, которую поведал ему Райс Уильямс, потом доложил мне, как повар жил раньше в Новом Орлеане, при этом все время называл его Рай. Я удивилась, а Трой пояснил, что его так зовут все слуги.

— Рай Виски, а не Райс Уильямс.

— Рай Виски? Но ты, надеюсь, так не обращаешься к нему?

— Ну-у… — неуверенно протянул Трой и, быстро оглянувшись, добавил: — Только если Тони нет рядом. Он не одобряет этого.

— Все ясно. Тогда, может, и не стоит так говорить?

Мальчик пожал плечами. В его глазах засветилась очередная идея. Он отбросил серебряную ложечку.

— Нам нужны всякие ветки, чтобы «одеть» его, Ли. Очень нужны.

— Ветки?

— Ну, маленькие веточки. Я знаю, где взять. Борис все время стрижет кусты в лабиринте. Там много. Ну, пожалуйста, Ли. Мы быстро, а?

Я вздохнула. Стоять на одном месте было холодно. Снег валил все гуще. Пробежаться нам обоим будет невредно, решила я.

— Ладно.

Мальчуган тут же потащил меня за собой.

— Я покажу. Не бойся. Я все покажу.

— Хорошо, Трой, хорошо. Только не так быстро. Твой снеговик не растает. Это я тебе обещаю.

Мы бежали по аллее, а совсем близко от нас шли к машине две женщины. Они тоже были в «свите» на репетиции и сейчас делились впечатлениями. Я замедлила шаг и прислушалась.

— Она была замужем за человеком, годным ей в дедушки, — сказала одна. — Говорят, он совсем в маразме, даже толком не осознал, что жена его бросила.

— На брак со стариком женщину могут вынудить только деньги, — заявила вторая.

— Вот уж о чем ей теперь не придется беспокоиться! — воскликнула первая женщина. — А кроме денег она заполучила еще сногсшибательного молодого красавца. Ловкая дамочка!

Обе подруги засмеялись и сели в машину.

Несмотря на холод и густой снегопад, меня бросило в жар. Мне хотелось подбежать к этой машине, разбить в ней стекла. Они насмехались над моим отцом! Как они смели! Откуда идут такие гнусные слухи? Эти женщины не имеют права принимать участие в свадебной процессии… Ревнивые, завистливые, злобные сплетницы…

— Идем же, Ли, — потянул меня Трой.

— Что? Ах, да.

Я пошла за мальчиком, то и дело оглядываясь на удаляющийся автомобиль. У входа в лабиринт мы остановились и я сказала:

— Что-то не видно никаких срезанных веток. Пойдем обратно.

— Нет, они всегда есть. Надо только поискать чуть-чуть. Ну, пожалуйста, — заныл он.

— Твой брат не разрешил бы этого.

— Да ничего страшного. Я знаю, как здесь ходить.

— Что, правда?

Порой этот малыш выглядел по-взрослому уверенно.

— Тони не будет сердиться. Тони теперь будет твоим папой.

— Нет, не будет! — отрезала я. Трой растерялся. — Он женится на моей матери, но это не значит, что он становится мне отцом. У меня есть папа.

— А где он? — тут же поинтересовался мальчик.

— Он работает в океане, командует гигантскими судами. Сейчас он в плавании.

— Он тоже переедет сюда?

— Нет. Моя мать больше не хочет жить с ним. Она хочет жить с твоим братом. Так что здесь будем только мы, а папа останется у себя. Это называется развод. Люди женятся, а потом расходятся. Понял?

Он отрицательно покачал головой.

— Если честно, то и я не понимаю, — пришлось признаться мне. Я оглянулась на дом. Из дверей гурьбой выходили мужчины — друзья Тони. Они смеялись, хлопали друг друга по плечу. — Ладно. Зайдем неглубоко, поищем твои веточки. Потеряться мы не потеряемся, — добавила я, — потому что на снегу останутся наши следы.

— Верно! — обрадовался Трой и бросился по аллее вглубь. Секунду поколебавшись, я последовала за ним.

На самом деле величавое спокойствие лабиринта было мне по душе. Хотелось отгородиться от шума и суеты. Я была взвинчена почти до предела — сердце отчаянно колотилось, болела голова, меня даже мутило, особенно когда я вспоминала аккорды венчального гимна… Казалось, ярость моя вот-вот выплеснется, но по мере того как мы углублялись в переплетение вечнозеленых коридоров, на душе у меня становилось легче, реальный мир отступал все дальше и дальше. Высокие стены кустарника отрезали от нас все звуки, исходившие от дома. Поглощал шумы и снег, валивший большими, мягкими хлопьями. Трой бежал впереди, ежесекундно оглядываясь, чтобы убедиться, что я не отстала. Я сбилась, пытаясь запомнить, на каком углу и в какую сторону мы поворачивали. Все ходы казались совершенно одинаковыми, особенно теперь, когда все покрыла густая снежная пелена. Хорошо, что мы идем по снегу, подумала я, только сейчас поняв, как просто здесь заблудиться. Лабиринт действительно казался бескрайним и бездонным.