Лев и ягуар - Горелик Елена Валериевна. Страница 47

— Испанцы ли?

— И вы тоже сомневаетесь, сэр?

— Здешние пираты способны на любую подлость.

— В этом я также с вами совершенно согласен, сэр Чарльз. Однако, если Сен-Доменг нанесёт удар первым…

— …то Англия получит отличный повод уничтожить это осиное гнездо. Но для этого нужно натравить ямайских каперов на корабли под флагом Сен-Доменга, а они, насколько мне известно, вряд ли рискнут навлечь на себя гнев здешних флибустьеров.

— Если уверить их в заведомой слабости охраны и вовремя сообщить перевозимую сумму — они полезут даже к чёрту в пасть, сэр.

— Их уничтожат.

— Что с того, если одни разбойники уничтожат других?

— Охрана конвоя может быть слишком серьёзной, ямайские каперы при виде, скажем, линкора скорее всего откажутся от нападения, — с сожалением проговорил сэр Чарльз, разглядывая узорный медный обод матового стеклянного плафона изящно отделанной керосиновой лампы: леди Ховард всё же купила для супруга это чудо техники, и нельзя сказать, что господин посол был недоволен подарком жены. Только приходилось теперь посылать Джонатана ещё и за керосином в ближайшую лавку. — Другое дело — селения южного побережья… Правда, они не так богаты, как купеческие суда, но зато верная пожива.

— Недостаток этого варианта я уже озвучивал, сэр: пираты Ямайки не настолько сильны, чтобы задираться с пиратами Сен-Доменга. Они боятся гнева миссис Эшби.

— Миссис Эшби незаурядная дама, но всё же она — женщина. Если хотя бы одного капера удастся уговорить напасть на селения неподалёку от столицы, она отреагирует на это по-женски импульсивно. И по пиратскому обыкновению атакует английские корабли. Мы же в свою очередь объявим, что не имеем никакого отношения к каперу, самочинно напавшему на жителей Сен-Доменга, и Англия получает прекрасный повод для начала военных действий.

— Но, сэр…

— Не желаю слышать никаких отговорок, мистер Хиггинс. Действуйте в соответствии с моими указаниями, — надменно и холодно произнёс сэр Чарльз: его бесила манера этого «выскочки» всюду соваться со своими сомнениями.

— Как скажете, сэр, — Хиггинс скрипнул зубами: ну вот, опять началось. И ведь не сдвинешь этого буйвола с места, коль упёрся рогами. Хотя… Зерно здравого смысла в его плане имеется. Нужно всего лишь подкорректировать пару мелких деталей…

7

Его величество Карлос Второй Габсбург и сам понимал, что слаб. И дело было не в хлипком здоровье — результате слишком близкого родства его отца и матери. Дело было в слабом характере. Нельзя сказать, что этот коронованный юноша был глуп. Нет, учитель Рамос, недавно пожалованный титулом графа Франко, на этот счёт был совершенно спокоен за своего августейшего ученика. Однако было кое-что, сводившее на нет все достоинства Карлоса: слабая воля. Ему ещё ни разу не удалось отстоять своё мнение, даже если он был прав.

Как тогда, с письмом…

И всё-таки сегодня появилось кое-что ещё. Злость. На себя, не способного в семнадцать лет от роду избавиться от изрядно прискучившей материнской опеки. Что бы он ни сделал, для матушки всё равно всё было не так. В конце концов это унизительно, даже если речь идёт не о короле Испании. Злость на мать, присвоившую себе право единолично принимать решения государственного масштаба. Злость на те ничтожества, коих дражайшая родительница собрала вокруг себя. Но почему только сегодня? Всё очень просто: матушка изволила в который раз за последние дни помянуть волю Божью, спасшую Маракайбо от нашествия еретиков англичан. Совершенно некстати она это сделала: ведь именно сегодня его величеству стали известны кое-какие подробности, о которых матушка сочла нужным скромно умолчать.

— Не слишком ли вы поспешны в выводах, мама? — поинтересовался юный король, самым тщательным образом скрывая свою злость под маской незаинтересованности. — Помнится, вы были категорически против вмешательства Санто-Доминго в дела наших колоний, а сейчас изволите приравнивать это вмешательство к воле Господней. Будьте же последовательны.

Королева-мать так взглянула на сына, словно он сказал ей гадость.

— Дитя моё, не вам судить, насколько я последовательна в своих действиях, — резко ответила она, обмахнувшись драгоценным веером, инкрустированным золотом и перламутром.

— Мама, вам стоит заняться подготовкой к моему бракосочетанию с её высочеством Марией-Луизой. Политику же извольте оставить мне, поскольку именно я являюсь королём Испании, — уже более жёстко проговорил Карлос.

— Сын мой, вы слишком самоуверенны, — матушка нахмурилась: очень плохой признак, если не уследить, сейчас снова начнутся гневные крики. Те самые, которых так пугался когда-то маленький мальчик. — Губернатор Маракайбо, вступив в сговор с предателями из Санто-Доминго, сам заслуживает наказания как предатель. Мы намерены отстранить его от должности и подвергнуть тюремному заключению.

— Нелогично, мама. — На сей раз Карлос сказал это с явственной насмешкой. — Вы собираетесь наказать преданного слугу лишь за то, что он слишком хорошо исполнил свой долг, не допустив врага в испанский город?

— Мне не всё равно, каким способом он этого добился! — Любящая мать, услышав насмешливые нотки, изволила разгневаться.

— Как жаль, что в этом мы с вами не сходимся во мнениях, мама. Вы желаете наказать губернатора, а я желаю его наградить. Как же мы поступим?

— Сын мой, вы намерены оспаривать решение матери? — её величество, не ожидавшая такого упорства от покорного сына, опешила.

— Я намерен быть королём. Всего лишь. А вы, как моя мать и моя вернейшая подданная, надеюсь, не откажете мне в своих мудрых советах.

Ирония Карлоса была столь едкой, что гнев матери сразу выплеснулся наружу.

— Сын мой, вам не кажется, что ваша самоуверенность способна лишь повредить — как мне, вашей матери, так и стране, королём которой вы являетесь? — королева вскочила с ажурного стула, стоимость которого по самым скромным оценкам равнялась стоимости небольшого городского дома. — Губернатор Маракайбо понесёт наказание. Таково моё решение, и оно неизменно!

Гнев. Чувство, доселе неведомое юному королю. Настоящий монарший гнев…

— Государыня мать моя! — этот гнев, прозвучавший в его голосе, заставил её величество застыть на месте в немом удивлении. — Приказываю вам замолчать!

Если бы не присутствие статс-дам и секретаря — безмолвной тени, ожидавшей монаршего приказа — её величество уже знала бы, как себя вести. Но при посторонних… А сын, не удовлетворившись достигнутым успехом, принялся его развивать.

— Мы намерены вызвать в Мадрид дона Хуана, — тоном, не допускающим никаких возражений (с ума сойти!) проговорил Карлос. — А вам, дорогая матушка, я уже высказал своё пожелание — займитесь устроением моего бракосочетания.

Королева, не в силах произнести что-либо внятное, без сил опустилась на стул. Рвения сына надолго не хватит, это она знала как никто другой. Но её эпоха закончилась бесповоротно. Дон Хуан — серьёзный противник, который, получив от короля благословение на реальную власть в стране, уж точно не допустит её возвращения.

… Посему повелеваем Вам, дон Антонио, принять должность вице-короля Новой Испании и вести от Нашего имени переговоры с предводителями мексиканцев. Используйте все возможные аргументы, чтобы город Вера-Крус вместе с прилегающими к нему землями остался под властью короны. Если мексиканцы желают быть независимы — отдайте им всё прочее и действуйте в дальнейшем исходя из упомянутых Вами ранее предположений.

Да благословит Вас Бог!

Карлос

8

Затонувший испанский Серебряный флот! Какой соблазн для любого джентльмена удачи!

Губернатор Пуэрто-Плата, ушедший «на покой» пиратский капитан Диего, получив сведения о находке Блезуа, сразу воодушевился. Ведь по законам Сен-Доменга (стало быть — по законам пиратского сообщества) что добыча, что найденный клад делились на три части. Треть принадлежала нашедшему клад или команде корабля, взявшей приз; треть уходила в казну провинции, в которую поступили сведения о добыче или находке; треть шла в республиканскую казну. Конечно, у многих капитанов возникал соблазн оставить себе не треть, а всю добычу, но шила в мешке не утаишь, а «крыс» в Сен-Доменге по-прежнему вешали. Случалось, крестьяне находили сундучки с ценностями, зарытые испанскими купцами и идальго перед завоеванием острова французско-пиратскими войсками. И не откопанные по той причине, что их хозяева уехали и не вернулись. Но опять-таки, простым как топорище земледельцам очень редко удавалось скрыть факт находки клада. Тут либо честно оставь себе законную треть и живи спокойно, либо делись найденным со всей деревней, чтоб помалкивали, либо уходи с острова. И ведь не факт, что сумеешь добраться с этим сундучком даже до Пуэрто-Рико. Потому большинство предпочитало не дразнить пиратов. Отсчитал свою долю в присутствии чиновника и свидетелей — и будь здоров. Но этот случай действительно был особый.