Страсти по-губернаторски - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 5

– И что ты предлагаешь? – Зотов остановился и посмотрел на Плата в упор.

Тот усмехнулся:

– Если не боишься лишних шишек, давай внимательно его выслушаем, не перебивая, затем зададим парочку каверзных вопросов, а потом ты, как властное лицо, примешь решение, вызовешь конвой и отправишь голубя в КПЗ. Пусть хотя бы ночку до утра посидит, репу почешет. Это все-таки убийство, а никаких смягчающих обстоятельств я, как ни пытался, в показаниях свидетелей и участников конфликта не нашел, нет.

– Так он же еще и депутат!

– Ну и что? А ты – руководитель оперативно-следственной бригады, официальный представитель закона. Не нравится – пусть строчит жалобы. Пока напишет, пока они дойдут. Телефон у него надо отобрать, связи с миром лишить. Тебя разве не учили? Нет, утром-то шум начнется, жалобщики побегут... А у тебя – веские аргументы. Пока опровергнут...

– И это ты мне даешь такой совет?

– Именно я. Потому что и мне эта гнида – правильно обозвал его покойник, жалко парня! – очень не нравится. Но я властью не облечен, могу только советы давать. А вот принимать их или нет, это уже твое, брат, дело. Смотри сам, но я на твоем месте все-таки припугнул бы Генерала.

– А кто генерал, он, что ли?

– Нет, это кличку ему такую дали уголовники. Он же с некоторых пор с самим Журой дружбу водит.

– Это ты Журавлева имеешь в виду? – удивился Зотов. – Местного «смотрящего»?

– Его, болезного. Генерал у него, по моим данным, в личных адвокатах числится. Тоже имей в виду на будущее, мало ли...

– Ничего себе... – пробормотал Зотов и почувствовал какой-то неприятный холодок, пробежавший по спине – под форменной рубашкой и кителем.

Дик рычал на незваных гостей, и из открытой его пасти свисала слюна.

Васильчиков, напротив, был совершенно спокоен, даже равнодушен ко всему происходящему. Впустив Зотова и Плата в прихожую своей обширной квартиры, еще пахнущей свежим евроремонтом, он посмотрел на собаку и тихим голосом приказал:

– Свои, Дик, лежать.

Пес послушно закрыл пасть и улегся на своем коврике в углу прихожей.

– Видите, какая спокойная и смирная собачка? – уже с любопытством посмотрев на пришедших, сказал Васильчиков. – А про нее рассказывают какие-то страшные сказки. Все – враки! Это нашего брата, состоявшегося гражданина свободного общества, обыватель не любит.

– Да брось, Роберт Олегович, это как раз свободное общество от вас, новых господ, стонет, не путай. Ну пойдем. Присядем, а ты расскажи-ка нам о том, что произошло, и постарайся убедить в своей невиновности.

– Да ты что, Артем Захарович, никак обвинять меня явился? – делано удивился Васильчиков.

– А ты хотел, чтоб тебя похвалили? Это у тебя какой труп-то на счету? Четвертый?

– Так, я категорически протестую против такой постановки вопроса! Если вам угодно снять с меня показания, извольте официально вызвать повесткой, а я еще решу у себя, в Законодательном собрании, стоит ли мне отвечать на ваши вопросы.

– Эва! – совсем уже взял на себя инициативу такого неожиданного разговора Плат. – Да ты уж не спятил ли, Роберт Олегович? Разве у тебя есть уже свое собрание?

– Я оговорился...

– Плохая оговорка, она не понравится твоим коллегам, я в этом просто уверен. Не забывай, что ты совершил убийство. При каких обстоятельствах, это нам предстоит разобраться. Даже если в порядке самообороны, это все равно убийство. Но только пока у нас со следователем, – Плат кивнул на Зотова, – твоя «самооборона» в кавычках, никак, Роберт Олегович, не получается. Не проходит. Это ты еще ему, молодому, можешь впаривать, а я-то тебя хорошо знаю. Так что валяй, доказывай, как это ты умеешь. Все факты пока говорят против тебя. У тебя свидетелей нет, а со стороны убитого тобой – весь дом. И, заметь, не просто люди, а общественность! – Плат поднял со значением указательный палец. – Они – твои избиратели, между прочим. Поэтому не теряй времени, поздновато уже для долгих препираний.

– Ты прав, Артем Захарович, действительно поздно. И я мог бы выставить вас вон из квартиры, но этого не сделаю. Извольте, проходите в комнаты, присаживайтесь и задавайте ваши вопросы. Как вас кличут, молодой человек? – Он посмотрел на Зотова. – Извините, я не расслышал.

– Фамилия моя – Зотов, – мрачно глядя на Васильчикова, сказал Михаил Юрьевич. – Можете так и обращаться – господин, товарищ, как вам угодно. А кличек я, в отличие от вас, не имею.

Уже собиравшийся саркастически ухмыльнуться, Васильчиков немного смешался, но, как бы для себя самого, заметил:

– Хм, остряки...

И когда все расселись вокруг стола в большой комнате, увешанной коллекционными ружьями и картинами с охотничьими сюжетами – видно, все это было главной страстью хозяина, – Васильчиков заговорил:

– Я хочу изложить вам, господа, – он снова хмыкнул, – свою, и единственно верную, версию происшедшего сегодня события. А дальше вы можете поступать по своему усмотрению. Но предупреждаю заранее, что я никаких инсинуаций с вашей стороны не потерплю и буду немедленно жаловаться как вашему непосредственному начальству, так и повыше. Ты, Артем Захарович, знаешь мои возможности.

– Не пугай, рассказывай лучше, – посоветовал Плат.

– А я и не пугаю. Всего лишь предупреждаю. И тебе, Артем Захарович, это известно лучше, чем кому-либо другому, вот так-то, товарищ капитан, – с сарказмом добавил он.

Плат не отреагировал. Но Зотов мог бы поклясться, что увидел, как на миг потемнели его голубые глаза.

А Васильчиков между тем стал излагать собственную версию случившегося.

По его рассказу выходило, что он вышел, чтобы прогулять милого песика Дика, когда ему совершенно неожиданно стали угрожать сидевшие давно, видно, уже в скверике трое пьяных молодых людей с огромной собакой на ремне.

– Ружье с собой зачем взяли? – спросил Зотов.

– Так вот же от таких, как они, и защищаться, – улыбнулся Васильчиков, искренне надеясь на понимание. – Мне постоянно сыплются угрозы со стороны всяких бандитов.

– А вот это, Роберт Олегович, я уверен, не понравится Журе.

– Я протестую, – спокойно ответил Роберт. – Прошу записать в протокол, господин следователь, что оперуполномоченный Плат позволяет себе оскорблять во время допроса свидетеля.

– Вы – не свидетель, вы – ответчик, – хладнокровно поправил адвоката Зотов. – Давайте дальше.

– А что дальше? Дальше все понятно. – Васильчиков развел руки в стороны, мол, рад бы вам помочь, да... – Они набросились на меня...

– Кто – они? Прошу назвать конкретно, – перебил Зотов.

Васильчиков внимательно посмотрел на него и ответил:

– Ну не они, а он, хотя в полной темноте я не успел разглядеть злостного хулигана.

– Темно не было, вы говорите неправду. Даже когда мы приехали к уже остывшему трупу, было еще достаточно светло. Итак, на вас напали, я верно понял?

– Верно.

– А вы оказали сопротивление.

– Так точно, – улыбнулся Васильчиков.

– Кому конкретно вы оказывали сопротивление?

– Ну, во-первых, огромной собаке, которая бросилась на меня...

– Это неправда. Именно ваша собака кинулась на сидящего на привязи колли. Это подтвердили все до единого свидетеля. И именно вашего Дика не могли оттащить от колли Кураева, пока вы не дали команду отпустить его. Таким образом, получается, что это вы натравили своего пса на чужую собаку, которая к вам даже не приближалась. Кроме того, это вы приказали, чтобы посетители скверика убрались оттуда к чертовой матери. Не так ли?

– Ну как вам сказать? – Адвокат, конечно, не был в замешательстве, он искал наиболее точный ответ, который согласовывался бы именно с его версией события. – Вполне возможно, что мы даже крикнули одновременно и таким образом не смогли расслышать друг друга. А потом ведь все развивалось так быстро, почти мгновенно, что тут и собаки еще эти, и верзила, который движется на тебя с матерной бранью...

– По показаниям свидетелей, Кураев не матерился, а просто назвал вас гнидой, – тонко улыбнулся теперь и Зотов. – Но если вы слово «гнида» расценили как матерную брань, тогда мы так это и запишем.