Волга впадает в Гудзон - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 33
– Если я правильно вас поняла, – немного помолчав, после того как он умолк, произнесла Валентина Георгиевна, – вас интересует личность Марины, ее привязанности, вкусы. Насколько знаю, несколько лет назад она уехала из России. Нет, я не обо всех наших выпускниках знаю такие детали. Вам, можно сказать, просто повезло: во-первых, я преподавала в их классе два года перед выпуском, я математик. Но главное – мать Нечаевой до недавнего времени работала у нас, она химик...
– Вот как? – оживился Померанцев. – Похоже, действительно повезло! А что, ее мать перешла в другую школу?
– Просто сочла нужным выйти на пенсию. Ее адрес я вам дам. Да, так о Марине... – Она снова помолчала, прежде чем продолжить. – Знаете, обычно, если дети учатся в той же школе, в которой преподает кто-то из их родителей, у них в итоге образуется нечто вроде комплекса... У Нечаевой это здорово осложнялось характером ее матери: отец бросил их, еще когда девочке было года два-три, с бывшей семьей не общался – думаю, из-за Екатерины Ивановны, Марининой матери. Многие его, знаете ли, понимали...
– А что с ее матерью было не так? – поинтересовался Валерий.
– Катя, по натуре прирожденный лидер, с годами превратилась, в особенности по отношению к дочери, в настоящего деспота. В конце концов, добилась-таки, что девочка ее чуть ли не возненавидела. И, достигнув подросткового возраста, как и следовало ожидать, взбунтовалась.
– В чем это выразилось?
– Катя, например, запрещала ей дружить с одной из одноклассниц, действительно неприятной, распущенной, избалованной родителями девицей. Ну Марина, возможно, и сама не стала бы с ней общаться, уж очень они были разными... А тут, назло матери, чуть ли не сутками старалась находиться рядом с Региной, начала шляться с ней по ее сомнительным компаниям – и в итоге полностью подпала под ее влияние.
– Простите, – насторожился Померанцев, – как, вы сказали, зовут Маринину подругу?
– Регина... Регина Голубинская. Если вы когда-либо интересовались модельным бизнесом, должны были о ней слышать: у нас в школе в свое время почти что разразился скандал. В те годы увлечение девушек этой, с позволения сказать, профессией еще не было столь распространенным, понимаете? А Регина – она была настоящая красотка – чуть ли не в восьмом классе отправилась на кастинг, уж не помню куда, и прошла его... Как она в этой связи училась – пояснять, вероятно, не надо.
Пораженный Померанцев прослушал несколько фраз, сказанных директором, но переспрашивать не стал, постаравшись вновь включиться в неторопливый рассказ учительницы, хотя совершенно очевидно, что главное он уже услышал и ознакомить с этим сюрпризом Турецкого следовало как можно скорее.
– ...словом, – вздохнула Валентина Георгиевна, – в какой-то момент Марина даже уходила из дома, жила у Голубинских. Я уже упоминала, что родители Регины обожали ее какой-то... я бы сказала, куриной страстью, ей позволялось буквально все! О ее дальнейшей судьбе, после того как она с грехом пополам получила аттестат, я знаю очень мало. Но если верить Кате Нечаевой, с Мариной они так и не расстались, несмотря на то что мать вернула девушку домой и даже заставила ее выучиться в институте...
Директор помолчала и наконец завершила свой рассказ:
– В общем, по натуре Марина – человек слабый, кроме того, истеричный. Пожалуй, именно этим и определяется ее поведение, на мой взгляд. По-моему, это и есть главное, что о ней можно было сказать тогда, когда я ее знала.
– Спасибо вам огромное, – от души произнес Валерий. – Вы даже не представляете, как нам помогли. Если у вас сохранился адрес не только Нечаевой, но и Голубинской...
Валентина Георгиевна кивнула:
– Вполне возможно, хотя гарантий дать не могу... Сейчас попрошу Сашеньку – это моя секретарь – заглянуть в архив...
Вячеслав Иванович Грязнов широко улыбнулся Турецкому, едва переступив порог его кабинета. В ответ Александр Борисович, иронично изогнув правую бровь, поинтересовался:
– Ну и в честь чего ты сияешь, как новенькая копейка? Заодно хотелось бы узнать, на какого это Ситникова ты просил меня выписать пропуск и где в данный момент этот господин Ситников обретается?
– Я к тебе, Саня, сегодня с сюрпризом, да еще с каким! – Грязнов-старший усмехнулся и почти что промаршировал в сторону своего любимого кресла под заинтересованным взглядом друга. – Да... А господин Ситников в данный момент обретается в твоей приемной, где Наташенька, дабы скрасить ему ожидание, поит нашего главного свидетеля чайком...
– Как-как-как ты его назвал?.. – прищурился Турецкий. – Главный свидетель?.. Слушай, Славка, кончай выпендриваться, времени на это просто нет: давай колись!
– Ну ладно, может, и не главный, но... Все-все, не смотри на меня как солдат на вошь! И так работаем в наступательном режиме... Короче, Саня, если ты не в курсе, неподалеку от Калеников, если точнее, в двух километрах, находится станция с тем же названием...
Турецкий кивнул.
– В утро взрыва, примерно минут через десять – пятнадцать после него, железнодорожный рабочий Ситников Игорь Викторович возвращался с ночной смены домой – в деревню Ивановка, расположенную сразу за Калениками. По причине ясного и солнечного утра шел не торопясь, естественно, по хорошо утоптанной дорожке, ведущей к Каленикам и Ивановке и возле поселка, примерно в полукилометре или чуть больше от него, пересекающейся с шоссе.
Александр Борисович пододвинул к себе лежавшую у него на столе карту и в дальнейшем, слушая Грязнова-старшего, время от времени сверялся с ней.
– Как ты понимаешь, особо бодрым после ночной смены Ситников себя не чувствовал, двигался расслабленно. В том месте, где станционная дорога и шоссе пересекаются, трасса делает поворот... Нашел это место?
– Есть, вижу...
– Движение по шоссе ранним утром не слишком оживленное, поскольку весь народ у нас в данный час сонный, мысль о предстоящем рабочем дне мало кого вдохновляет. Словом, достигнув упомянутого перекрестка, Игорь Викторович, как и положено, поглядел по сторонам и, убедившись, что никаких авто ни слева, ни справа не наблюдается, спокойно, не торопясь двинул через шоссе...
И вдруг, совершенно внезапно, как утверждает он сам, «словно черт из коробочки», со стороны поселка на полной скорости прямо на него вылетает синий «субару»! Ситников утверждает, что спасло ему жизнь, во-первых, чудо, во-вторых, рефлекс, приобретенный в те времена, когда он играл за вратаря в местной футбольной команде. Словом, выскочил он на другую сторону шоссе буквально из-под колес, одновременно произнося все народные фольклорные словечки, какие только хранились в памяти начиная с первого класса. Чудом удержался на ногах, как ты понимаешь, потрясая вослед несостоявшемуся своему убийце кулаком.
– Славка, – не выдержал Турецкий, – ты хочешь сказать, что он запомнил номер?!..
– Именно это я и хочу сказать! – торжественно провозгласил Вячеслав Иванович. – Правда, не до конца, но и те три цифры, которые запомнил, расставили точки над «и»... А в итоге, думаю, мы имеем все основания для – пусть пока что временного – задержания Слепцова!
– Старшего или младшего?
– Я бы сказал – обоих!
– А вот теперь стоп, Слава... – Александр Борисович откинулся на спинку стула и прищурился.
– Нет, не стоп! – перебил его Вячеслав Иванович. – Я тебе еще не все сказал. Ситникова нарыли мои опера, сам же я, как тебе известно, общался вчера с командиром части, в которой служит младший Слепцов. Кстати, в чине капитана...
– И что?
– Приобретенные ими автоматы «клин» оказались на месте – все. И в данный момент все они изъяты и отправлены на экспертизу. Дело, однако, в том, что еще пару лет назад Федор Степанович Слепцов служил не где-нибудь, а как раз в войсках спецназа, в их составе он и провел шесть месяцев в Чечне. Как думаешь, под чьим началом?..
– У нас тут что, радиоигра «Угадайка»? – поморщился Турецкий, но Грязнов-старший пропустил его реплику мимо ушей.