Миры под лезвием секиры - Чадович Николай Трофимович. Страница 69

– Вот и полакомились седлом козы, – ухмыльнулся Смыков.

– Все равно ничего не вышло бы, – махнул рукой Зяблик. – У нас же гранатового сока нет. А без него какой вкус…

Что-то с посвистом пронзило сверху вниз узкий сноп света и торчком воткнулось в стык между плитами. Второй дротик срикошетил о мостовую. Третий задел запаску драндулета.

– Гони! – рявкнул Смыков, но Толгай уже и так до предела выжал газ.

Драндулет понесся вперед почти впритирку к той стене ущелья, с гребня которой и падали дротики. Скалы впереди расступились, и по их почти отвесным стенам, прыгая с уступа на уступ, стремительно спускались полуголые, грубо размалеванные охрой и мелом люди.

На это было страшно смотреть! Едва коснувшись ногами еле заметного выступа или крохотного карнизика, человек уже вновь кидался на три-четыре метра вниз, в полете выискивая себе следующую точку опоры и при этом нередко изворачиваясь в воздухе чуть ли не вокруг собственной оси. Вдобавок ко всему горцы не прекращали дико улюлюкать и швырять дротики в приближающуюся машину.

Прежде чем драндулет успел вырваться на простор, его окружили со всех сторон. Кидаться на частокол коротких пик и длинных ножей было то же самое, что ложиться под циркулярную пилу.

Толгай попробовал было сунуться назад, но, обменявшись со Смыковым взглядом, убрал газ и воткнул нейтральную передачу. Непосредственная угроза для жизни отсутствовала – горцы могли убить путников только в случае их ожесточенного сопротивления. Как правило, от хозяев перевала можно было откупиться подарками, вся беда заключалась лишь в том, что они сами выбирали для себя эти подарки, не сообразуясь с мнением дарителей. Остаться после такой встречи без штанов было очень даже просто. И все же другого выхода, кроме переговоров, не предвиделось. К тому же горцы были хоть и свирепы, но отходчивы, как дети. А в самое ближайшее время сюда мог наведаться кто-нибудь из миссии, расположенной неподалеку.

Смыков во весь рост встал на переднем сиденье и страстно заговорил на пиджике, прижимая правую руку к сердцу и все время упоминая имя Сквотала Лютого. Паче чаяния, это не успокоило, а, наоборот, еще больше взбудоражило горцев. Пики и ножи, казалось, уже готовы были пойти в дело, но, к счастью, на сцене появилось новое действующее лицо – тот самый одноглазый тип, который на памятной встрече в Подсосонье клял пропавшего в Эдеме болтуна и авантюриста Сарычева.

– Ну привет, – не очень дружелюбно буркнул он. – Что надо в наших краях?

– Проехать надо! – взбеленился Смыков. – Вы, братец мой, глаз-то свой протрите, протрите! Или не узнаете нас?

– Узнаю, почему же… Только следует предупреждать заранее. У нас тут неспокойно последнее время. Зачем зря народ мутить?

– Да мы к вам не по своей воле, – сказал Смыков примирительно. – Мы через Гиблую Дыру хотели пробраться, да чуть не утопли. Наводнение там со всеми вытекающими последствиями.

– В Эдем, значит, намылились, – одноглазый неодобрительно покачал головой. – Ну дело ваше… Попробуйте…

Затем он обернулся к продолжающим возмущенно галдеть горцам и что-то сказал на их отрывистом, тявкающем языке. Те неохотно отступили и расселись на корточках – кто под стенами ущелья, кто прямо на дороге.

– Барахло какое-нибудь есть для подарков? – поинтересовался одноглазый.

– А то как же! И не только барахло.

– Валите прямо на землю. Они после сами все поделят.

Смыков швырнул на обочину пару горстей серебра, выставил кувшин вина похуже сортом, а уж потом, очень гордясь собой, запустил руку в насквозь промокший мешок. Продемонстрировав публике здоровенную снулую рыбину, он, шутки ради, шлепнул ее хвостом ближайшего горца по роже.

– Жрите на здоровье, братцы. Любимое ваше блюдо.

Шутка, надо сказать, не удалась.

Вся шайка дружно взвыла и как по команде вскочила на ноги. Горец, получивший рыбьим хвостом по физиономии, едва не проткнул Смыкова пикой, и того спасло лишь собственное проворство и та самая рыбина, использованная теперь вместо щита.

Одноглазый вскочил на подножку драндулета и страдальчески заорал:

– Гони назад на всю катушку!

Смыкова втащили в машину уже на ходу. Вслед им летели дротики, ножи, пики и даже камни, но драндулет успел нырнуть во мглу ущелья. Цыпф заметил, что горцы, шустрые и настырные, как сперматозоиды, бросились в погоню, и с ненавистью подумал о козах, закупоривших узкое «дефиле». Услужливое воображение тут же нарисовало ему картину кровавой схватки в самом центре блеющего, обезумевшего от страха стада. Неужели им суждено умереть в этой мрачной щели, на камнях, загаженных козьим пометом?

К счастью, козлы и козы уже одолели перевал и сейчас, белыми пушинками рассеявшись по кручам, уничтожали все виды растительности подряд.

На выезде из ущелья Толгай развернулся и глубокомысленно заметил:

– Козел такой дурной – понятно. Человек такой дурной – непонятно.

– В общем, так, – сказал одноглазый, спрыгнув на землю. – Дали вы, конечно, копоти… Я этих головорезов постараюсь угомонить, но чтобы вашего духа здесь и в помине не было… И так все наперекос идет, а тут еще вас нелегкая принесла…

– Что мы, интересно, такого плохого сделали? – возмутился Смыков. – Нет, вы скажите – что? Привет Сквоталу Лютому передали. Деньгами людей одарили, вином, рыбой деликатесной.

– Так вы, значит, еще и Сквотала припомнили? – понимающе кивнул одноглазый. – А клану Орла, случайно, не пожелали удачи на войне и охоте?

– Конечно, пожелали, – подтвердил Смыков. – Уж это как водится. Я местный этикет хорошо знаю.

– Этикет вы, может, и знаете… А того, что вашему Сквоталу еще три дня назад рыбку заделали, узнать не удосужились?

– Какую рыбку? – удивился Смыков.

– Самую обыкновенную, – одноглазый сплюнул в сторону. – А говорили, этикет знаете… Клан Орла из пленников птичек делает, а клан Форели – рыбок. Засовывают тебе в задний проход специальный крюк и вытаскивают весь кишечник наружу. Можете мне не верить, но некоторое сходство с рыбьим хвостом имеется.

– Вы хотите сказать… что перевалом сейчас владеет не клан Орла, а клан Форели? – дошло наконец до Смыкова.

– А вы не поняли сразу? Те, которые за Орла, ромбиками разрисованы, а те, которые за Форель – кружочками. Они к рыбе, хоть сырой, хоть жареной, и пальцем не притронутся. Птица всякая или там омлет – другое дело.

Зяблик не преминул поддеть Смыкова:

– Мы с Левкой козу с собакой спутали, да и то в темноте, а ты рыбу за птицу принял. Это уж, научно говоря, маразм.

Раздосадованный Смыков на это замечание никак не отреагировал, а продолжал наседать на одноглазого:

– Хорошо. А как нам теперь быть?

– Езжайте туда, откуда приехали, да побыстрее.

– А договориться с этими дикарями никак нельзя?

– Как вы, чудаки, с ними договоритесь после такого. Это же смертельное оскорбление… И не думайте даже… На части разорвут…

– Разжиться бы десятком гранат, – мечтательно произнес Зяблик. – Тогда прорвались бы.

– Вы мне такие намеки не делайте, – нахмурился одноглазый. – Я лицо нейтральное… По статусу… Мне здесь еще жить да жить… Я вам даже спичку не дам…

– А если переждать? – не отставал от него Смыков. – Вдруг все само собой уладится?

– Тут и через сто лет ничего не уладится. Не такой народ… А вот хозяин у перевала поменяться может. Ходит слух, что клан Змеи на него зарится. Вот с этими и договаривайтесь. Они и рыбу, и птицу лопают.

– А из пленников змею делают? – догадалась Верка.

– Запросто. Руки-ноги долой, вот и змея.

– Скоро этот переворот намечается? – поинтересовался Смыков.

– Дней через двадцать, не раньше…

– Нет, это нам не подходит! – заявил Смыков таким тоном, словно торговался на рынке.

– Как хотите, – одноглазый пожал плечами. – Помочь вам не имею возможности… Если только советом…

– Совет задаром?

– За пару рыбок.

– Ну?

– Говорят, в те края, куда вы нацелились, через Хохму пробраться можно.