Радужные анаграммы - Хованская Ольга Сергеевна. Страница 21

— Это все? — спросил Гарольд.

— Нет, не все. Завтра решено опробовать машину Аналитической Проверки, «Аналитика». На нашей работе.

— Это еще что за хрень? — равнодушно спросил Гарольд.

— Мечта прогрессивной научной общественности. Машина, контролирующая докладчика «в живую». Проверка формул.

— Тупо ошибки искать, что ли?

— Не только. Проверка на соответствие первопринципам.

Гарольд фыркнул.

— Ты несешь бред, Редж. То, чем мы сейчас пользуемся как первопринципами, лет десять назад было передним краем науки. И сегодняшний передний край каким-то неуловимым образом станет принципами и традициями. А все крупнейшие открытия дня сегодняшнего… — он осекся и замолчал.

— Соответствие первопринципам понимается в довольно узком смысле. Если, например, человек основывает свою работу на теории Эйнштейна, он не должен противоречить ее постулатам, вот и все. Машина контролирует выход из области применимости теории.

«Забавная фраза, — подумал я, „если, например, человек“… А если не человек?

— Все равно это чушь собачья, — буркнул Гарольд, глядя в какую-то точку на стенке.

— Затея идиотская, я не спорю. Уж хотя бы потому, что тогда со временем будут упразднены все ученые советы, а маститые академики будут вынуждены „проверяться на гениальность“. Хотя, пожалуй, академиков минует чаша сия, из „этических соображений“.

— Прогнать бы засранца Биркенау через эту машинку.

— Помилуй боже, Биркенау — и через машинку? Это неэтично. Он же привык через другое место. Короче, начнут с нас. Завтра.

— Ты шутишь, Реджинальд.

— Нет, я не шучу. Завтра.

Гарольд тяжело поднялся, сел на диване, сильно потер руками лицо.

— Черт! Надо собрать все материалы по моделированию… я сейчас…

— Никуда ты не пойдешь, Гарольд.

— Да ну-у-у!? И кто же мне запретит? Уж не ты ли, англичанин? Моя тема летит к чертям, надо хоть что-то… Я все-таки пока еще зав отделом!

Гарольд с усилием встал и с вызовом посмотрел на Реджинальда, гордо подняв голову.

Лицо Реджинальда мгновенно сделалось жестким.

— Ты мне тут в позу не вставай, заведующий! Я сказал, никуда ты не пойдешь! — процедил он, — Ты слетишь с катушек после первого же ехидного вопросика. И ты никогда не имел дело с этой машиной. Пойду я. Не спорь. А то я тебе выбью зубы. Ясно!?

— Считать это недвусмысленной угрозой? — Гарольд несколько растерял свою решимость, но так просто сдаваться не хотел, его глаза сузились, — и какого черта ты так со мной разговариваешь!?

Реджинальд вдруг подошел к Гарольду и отрывисто сказал:

— Дай мне хоть что-то для тебя сделать, сукин ты сын!!

Гарольд удивленно воззрился на него:

— Чем обязан таким вниманием?

— Тем, что позволил мне работать с тобой! Невеселой была без тебя моя жизнь, которая до всех моих пятидесяти лет не имела ни малейшего смысла. Так мы договорились?

Гарольд окончательно растерялся. Его взгляд вдруг стал каким-то беспомощным. Он сел обратно на диван, посмотрел на Реджинальда снизу-вверх.

— Спасибо, — его голос предательски дрогнул и упал до шепота, — по правде говоря, мне было бы… я не смогу… завтра. Я не могу говорить о… струне и видеть их сочувствующие рожи.

— Вот и славно, Гарольд. Тогда до завтра.

Заседание Ученого Совета

10 сентября 12:15

Пусть у врага тысячи людей, ты выполнишь свой долг, если выступишь против них, исполненный твердой решимости изрубить их всех, от первого до последнего. ТЫ ВЫПОЛНИШЬ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ЭТОЙ ЗАДАЧИ.

— Лагранжиан записан в каноническом виде. Варьированием получаем уравнения поля.

— При варьировании второй коэффициент одиннадцатого уравнения будет равен двум, а у Вас единица, — Биркенау смотрел на экран „Аналитика“, — приведите полный вывод уравнений поля. Ну, хотя бы этого, одиннадцатого.

Реджинальд подошел к доске, взял мел и начал писать.

— Пишите разборчивее, — сказал Биркенау.

Реджинальд молча стер недописанную формулу и написал ее заново, каллиграфически закрутив хвостики интегралов.

— Да, — спокойно сообщил он через десять минут работы, — там двойка. Я допустил арифметическую ошибку. Но этот коэффициент не влияет на поведение кривой вблизи сингулярности.

— Да, не влияет, — Биркенау снова мельком глянул на экран, — но в следующий раз будьте аккуратнее, — он растянул губы в улыбке.

Заседание Ученого Совета

10 сентября 13:00

— Космическая струна формирует коническую Вселенную.

— Каким образом?

— Метрика пространства в присутствии струны — коническая. Пространство из евклидова трансформируется в коническое.

— Покажите эволюцию этого процесса.

— Эволюция определяется тремя уравнениями: номер шесть, двенадцать и двадцать четыре.

— Откуда у Вас коэффициент „двойка“ в правой части шестого уравнения?

Реджинальд напряженно думает несколько минут, глядя на исписанную формулами доску.

— Двойка… из уравнения номер восемь, в котором мы использовали преобразование из уравнения номер пять.

— Да что Биркенау, подлец, делает!? Он заставляет его прорабатывать детали. Все в них утонут, и никто ни черта не поймет, — яростно прошипел Гарольд. Он был бледен как мертвец, только глаза горели нестерпимым синим огнем.

— А можно вопрос из зала? — спросил Лидунов, — хотелось бы понять эволюцию струны. Хотя бы простейшей: прямой и неподвижной.

— Да, — сказал Биркенау, — эволюцию струны. Да. Только в искривленном пространстве искривленной струны общего положения, движущейся с некоторой скоростью. Динамику струны. А лучше, эволюцию нескольких таких струн сразу. Будем приближаться к реальной ситуации. Вы же заявляли о результатах, максимально приближенных к реальности, к Природе-матушке, так сказать.

— Совсем офигел!! — Гарольд произнес это почти громко, несколько человек повернули к нам головы, — да нет такой модели и не предвидится!

— И еще хотелось бы услышать о результатах ваших наблюдений на „Спенсере“, — плотоядно ухмыльнулся Биркенау.

Реджинальд отложил мел.

— „Аналитик“ воспринимает графическое моделирование? — спросил он.

— Разумеется. У Вас слайды с мультипликацией?

— Да, почти, — Реджинальд положил перед собой на стол футляр с карандашами.

— Что это он… — начал Гарольд.

— Сейчас с помощью этого видеоскопа я покажу вам результаты моделирования. Могу я попросить выключить свет?

— Попросить, конечно, можете, — как-то рассеяно ответил Биркенау, не обратив внимание на легкий гул удивления в зале. Он смотрел на футляр, на надпись сбоку: „Токио, дом Асакава“, — видеоскоп?… Да… выключите свет… да.

„Плоский двумерный лист бумаги. Вырежьте из него сектор и совместите стороны разреза — получите конус. А теперь представьте себе плоское трехмерное пространство. Если из него вырезать сектор и совместить края, то получится Вселенная с космической струной. Довольно трудно это себе представить, смотрите…“

Все пространство вокруг Реджинальда от пола до потолка заполнилось мягким светом. Пространство становилось осязаемо, подобно тому, как солнечный свет, проникающий в комнату, выявляет конуса кружащейся мелкой пыли.

„Пока оно евклидово. А теперь стало коническим“.

На первый взгляд ничего не изменилось.

„Вы струну не увидите, но в каждой ее точке располагается вершина трехмерного конуса. Появившаяся кривизна нам доступна только на мгновенных срезах. Точно так же как срезы сферы — окружности, срезы искривленного евклидова пространства со струной — конусы“.

Я смотрел на созданное им пространство. Когда я случайно фокусировал свое внимание на отдельных точках, принадлежащих струне, изгибы которой я, разумеется, видеть не мог, изображение свертывало лишнюю размерность, и я видел повернутые под разными углами конуса.