Принц и Нищин - Жмуриков Кондратий. Страница 49

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. «И ВЕЧНЫЙ БОЙ – А ГЕРЛ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ…»

Андрюшу Вишневского скрутили за тринадцать часов до того момента, как раздосадованный, встревоженный Романов посмотрел на часы в ночном клубе. Андрюша сопротивлялся, как мог, он даже удачно поддел Леню-мента в подбородок и укусил лейтенанта за палец. Он был близок к тому, чтобы в батальной сцене с правоохранительными органами выйти победителем. Но тут подоспел байкер Петя-Мешок, которому, по всей видимости, не понравилось, как его уравняли с другими фразой «у всех жена ушла!». Имидж страдальца требовал немедленного подтверждения, и Петя со словами «не надо так говорить, у меня аппендицит» навалился огромным животом на Аскольда.

Алик Мыскин кротко наблюдал за тем, как Аскольда утихомирили и даже связали руки за спиной. Эта мера не вселила в Принца смирение, но тем не менее он перестал кусаться, брыкать и разбрызгивать пену. Он тупо смотрел на своих укротителей и моргал глазами.

– Этот тип мне не нравится, Филипыч, – сказал мент Леня, – он мне подбородок разбил. Я язык прикусил, теперь распухнет.

– Да он у тебя и раньше не больно-то ворочался, – сказал майор, – так что особо грустить не о… ик!.. не о чем, Леня. А что эти двое подозрительные, так это верно. Ну-ка, ты, – повернулся он к Алику, – открывай багажник, выворачивай карманы! Знаю в-вас!..

– Товарищ майор, – шмыгнув носом, кротко сказал Алик Мыскин. – Не надо так говорить. (Фраза явно была стянута из лексикона Пети-Мешка.) – Мы ничего не делали. А мой товарищ, он просто немного не в себе. У него крыша едет. У него… у него отца недавно убили, – вдруг неожиданно для самого себя ляпнул Алик. – Вот он и переживает.

– Отца убили? Так у него же отец недавно только приезжал! – выговорил майор. – был жив-живехон…ик!.. А ты мне что-то паришь.

– Филипыч! – вдруг раздался вопль Лени, и Алик обернулся и похолодел: Леня рылся в багажнике. – Филипыч, тут они, кажись, жмура катают! Ай, черт!! Точно!

Иван Фиоиппович вцепился в запястье Алика – не только потому, чтобы задержать его, но еще и для сохранения равновесия – и на коротких ножках подкатился к багажнику.

– О-па, – сказал он, заглядывая туда и трезвея, – кажись, в самом деле ухлопали папашу. Ну и ну! Вот это да!

Кажется, пора делать ноги, мелькнула мысль у Алика, и он рывком выдернул руку из потных пальцев майора и бросился было бежать. Его задумка увенчалась бы успехом, но Алику не повезло самым невероятным и смехотворным образом: в тот момент, когда он уже был готов нырнуть в лесок, на него с визгом и хрюканьем выбежала свинья в мотоциклетном шлеме, за которой продолжали гоняться трое байкеров. Алик не успел разминуться с потенциальным шашлыком: свинья врезалась в него и сбила с ног. Но и ей мало не показалось: Алик свалился прямо на ее грязную спину, и свинью приплющило длинным телом Мыскина к земле.

Цепкие руки байкеров вцепились в свинью, но тут окрестности сотряс вопль майора Филипыча:

– Да не ее, бл… это, длинного, длинного хватайте! Дли-и-и…

Алик попытался было подняться, но тут на него налетел Леня с лейтенантом и с размаху ударил ботинком в грудь. Алик повалился на землю, байкеры отволокли в сторону набедокурившую свинью, чтобы и она не попала под раздачу, а Леня с лейтенантом принялись деловито охаживать ногами Алика. Подскочивший майор Филипыч экзекуцию приостановил, но и так уже к тому времени у Мыскина недоставало двух зубов, зато появился громадный кровоподтек на лбу и адская боль в боках.

– Харррош месить его! – вывалил майор. – У нас еще будет разговор по душам. Тем более что ни пап, ни мам, ни дядь из ФСО побли… ик!..зости нет. Суньте пока его в машину с его придурошным дружком… не портить же из-за этих уродов рррыбалку!

Избитого Алика впихнули в машину, в отделение для задержанных, в народе именуемое «клоповником». Келья монаха, вырубленная в скале, кажется просторным собором Святого Петра по сравнению с этим отделением в задней части милицейской машины. Вот сюда-то и определили Аскольда, чьи руки все еще были связаны за спиной, и Алика, отчаянно отплевывающегося кровью и все еще не понимающего, что вот теперь, кажется, так легко, как в первый раз, отделаться не удастся. И ведь так неожиданно все произошло, так феерически изменилась ситуация – от перспектив хорошо выпить на природе и закусить шашлычком с балычком до вот этого: помещение в «клоповник», выбитые зубы, мрак и беспросветность впереди.

И труп Гришки Нищина в багажнике принадлежащей ему же, Гришке, «копейки».

Алик посмотрел на уткнувшегося лбом в стенку Андрея и укоризненно выговорил, слегка шепелявя:

– Ну что же ты, Андрюха, на них так борзо? Они уже и про багажник давно забыли. А тут на те – вспомнили. Теперь швах, братцы, – Алик сплюнул, – попали. Прочно попали.

– Прррочно, бл…! У-у, que te jodan!! – И затем последовал один из пышных интернациональных монологов Аскольда, украшенных витиеватой русской матерщиной, в которую на правах специй вперчились и вкетчупились крепкие испанские словечки «mierda», «cabron» и «con`o», обозначающие то, что в русском традиционно пишется с точками после букв «п», «х» и «ж». Черту своему эмоциональному выступлению Аскольд подвел сакраментальным «мазофакером» и восклицанием на родном языке:

– Вонючие мусора! Еще свинью приволокли, падлы!!

– Ну, на свинью тебе грешить нечего, – оборвал его Мыскин, – я еще – куда ни шло: она, проклятая, мне под ноги бросилось. Подкат был, как у Эдгара Давидса под Рональдо на чемпионате мира. А вот ты вообще молодец. Взял и все скайфоломил. Вот они бы все перепились, мы бы бензинчику отлили и срыгнули бы отсюда. Или вообще мотоцикл позаимствовали или мотороллер у этого… толстого Пети. А теперь изволь выдираться из «клоповника». Будем тут сидеть, пока не подохнем. А не подохнем самопроизвольно – они немного помогут. Сельские мусора вообще ребята веселые, – добавил Мыскин. – Мне один парень рассказывал, что у его знакомого тачку отжали сельские менты. Просто так. Поставили его под «мокруху», как будто это он убил, а потом взяли и отобрали. Он им все бумаги подписал.

– Зачем же подписывал? – угрюмо спросил Аскольд, чуть охладевая.

– А попробуй не подпиши! Они его так разделали – под орех! Сказали: мы тебе, парень, яйца отрежем и твои же собственные зубы тебе в задницу вставим, чтобы очко зубастое было. А если что – спишем все на ДТП… дескать, попал в аварию, отсюда и такие повреждения. Протокол подмахнем соответствующий, если надо. Так тот парень им тачку отдал, как миленький. Да и тачка была не какая-нибудь там гнилая «копейка» – нормальная такая «бэха» была, реальная.

Аскольд щелкнул зубами – свело челюсти – и не без труда выговорил:

– Ты, Мыскин, очень удачно выбрал время, чтобы сообщить мне эти успокоительные сведения.

– Правда? А ты очень удачно выбрал время, чтобы кидаться водочными бутылками и буянить, когда у нас труп в багажнике!

– Надо его, суку, было в камыши скинуть, и всего делов-то! – чуть не плача, простонал Андрюша. – А теперь кранты: если до Москвы не доберусь, все, край!

– Как же ты до Москвы-то доберешься теперь? – злобно спросил Алик. – Разве что на этой машине, да и то если Лене по пьяни приспичит смотаться в драгоценную столицу. А этот Леня вряд ли там какие дела имеет: он же тебе не Роман Арсеньевич Вишневский.

При имени дяди Аскольд снова щелкнул зубами, а потом и вовсе заскрежетал. Мыскин молчал. Первым от молчания устал Принц, и он сказал:

– Алик… ты же вроде человек умелый, сильный… вон как веревки разорвал у Нищина и машину его это… завел. Ты же, я слышал, в Чечне воевал?

– Ну да.

– Алик, – наклонившись к нему, выговорил Принц, – ну придумай что-нибудь! Мне… мне сегодня в десять вечера по-любому надо быть в Москве! По-любому!! Время еще есть… если мы отсюда выберемся!

– Только как мы отсюда выберемся?

– Вот я тебе и говорю! – жарко задышал Аскольд. Вытащи меня отсюда! Приду… при-ду-май! Как-нибудь! Что-нибудь этакое… зацепочка или что! Ну должно же что-нибудь быть, чтобы… Ну Алик! Я тебя озолочу! Тебе всю жизнь не придется думать о том, где бы работать и что заработать! Хочешь миллион долларов? Нет? У меня есть, у моего дяди и отца миллиарды!! Только вытащи меня отсюда!