Вспомнить себя - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 23

Ах, как зверски захотелось ей ухватить мальчишку за его дерзко оттопыренные уши! И надрать их – по-настоящему, чтоб ему стало больно! – несмотря на весь ее педагогический опыт, а также знания в области психологии. Но тот нахально-наивными глазами уставился на нее, видя, что она уже выхватила из кармана «мобильник».

– Я бы не звонил, – сказал он почти по-взрослому. – Вы ж не хотите, наверное, чтоб я сидел здесь, на лавке, ждал теть Катю, когда она приедет за мной? Она же помчится на такси, а это – не меньше двух часов по пробкам. А со мной за это время может случиться что угодно, и что вы папе скажете?

Это было уже сверх всякой нормы. Ирина Генриховна, взрослая, серьезная женщина, «зациклившаяся» на воспитании мальчишки, этого наглеца, который по-настоящему занимался шантажом, и ничем иным, не знала впервые, пожалуй, что ей предпринять. В словах этого «поганца» была неотразимая логика. И что теперь делать? Нет, звонить, конечно, придется... Странно, почему Катя не звонит? И этот сукин сыночек словно разгадал, какие вопросы мучат ее.

– А я в комнате телевизор оставил включенным, пусть она думает, что я дома... – Он, оказывается, и тут все продумал!

– Ну и что мне теперь с тобой делать прикажешь? – жестко спросила Ирина. – В милиции оставить, чтоб за тобой присмотрели, пока не подъедет Катерина? Ты мне совершенно не нужен. Я не к Антону Владимировичу улетаю, а к своему мужу, ты это понимаешь, дурная голова? – вот сказала и поморщилась: нельзя так с ребенком, которого сама же пытается отвлечь, избавить от грубых и дурных детдомовских привычек. Но ее «несло»: – Ты, кажется, забыл, что у меня есть мой муж? Вы вообще, я вижу, многое забываете, ты и твой папа!

– А зачем вы сердитесь? – резонно и без всякого раскаянья спросил он. – Я же не прошу, чтобы вы везли меня к дяде Саше. Я хочу видеть папу. Я соскучился. И потом, я хочу посмотреть, как они работают. Может, я в сыщики пойду. Разве нельзя?

И Ирина Генриховна вдруг почувствовала какой-то непонятный стыд. Ну зачем она раскричалась, едва не привлекая внимание посторонних? Кому нужны их сложные отношения в семье? Да и, с другой стороны, это тоже было бы подходящее решение: вручить папаше его предприимчивого сына и сказать: «Займись-ка его воспитанием сам! Тоже мне сыщики!» А с авиабилетами, что ж, можно попросить Костю внести коррективы, оправдывая свой телефонный звонок неожиданной, незапланированной ситуацией. Ничего не поделаешь: это мы предполагаем, а Господь, как говорится, располагает... Да, скорее всего, этот мелкий босяк невольно сам и подсказал выход...

– Я и деньги сохранил, тетя Ира, – сказал Васька, доставая из кармана свернутый носовой платок и показывая свои деньги – несколько сотенных, пятидесятирублевки и десятки. – Я рассчитал, должно хватить. – Сказано было совсем по-взрослому, и сердиться на него теперь как-то уже расхотелось...

«Возможно, он и прав, иногда надо разрешать маленькому человечку совершать самостоятельно „взрослые“ поступки, так устанавливается искреннее доверие между воспитателем и воспитуемым... Где-то она читала об этом, определенно – в научных трудах по психологии.

Следователь Липняковский торжествовал. Его круглая, лоснящаяся от жары физиономия сияла блеском того пресловутого медного таза, в котором, в зависимости от обстоятельств, то отражается ясноликий образ великолепной Луны, то им же накрывается важная, но недобросовестно произведенная работа. В данном случае имел место первый вариант. На запрос из краевого Управления ФСБ, – а Москва, несмотря на все потуги Турецкого и его бывшего шефа Меркулова, все еще «телилась», пришло сообщение о том, что личность, указанная на фотоснимках, присланных из Новороссийской городской прокуратуры, идентифицирована. Указанное лицо является бывшим старшим уполномоченным оперативно-розыскного отдела Управления, Фроловым Иваном Терентьевичем, 1940 года рождения. В возрасте 50 лет он был уволен на пенсию. Причина увольнения, правда, не указана. Вероятно, и на это обстоятельство указывает сама дата увольнения, декабрь 1991 года, это могло быть что-нибудь, связанное с событиями вокруг ГКЧП в Москве, когда мнения сотрудников Управления госбезопасности кардинальным образом разделились. И совместное продолжение служебной деятельности в дальнейшем уже не представлялось возможным, с точки зрения руководства, как в Центре, так и на местах. Короче говоря, прошла крупная чистка в собственных рядах.

Но, исходя из накопленного десятилетиями опыта, можно не сомневаться, что сотрудник службы безопасности с опытом работы, исчислявшимся четвертью века, без пристального внимания некоторых заинтересованных структур, и в первую очередь криминальных, не останется. «Обиженных» чекистов, как и вообще представителей правоохранительных, следственных и судебных органов, всегда ценили их вечные антиподы. Поэтому можно высказать предположение, что и господин Фролов не избежал «лестного», а главное, «денежного» предложения о сотрудничестве с уголовным миром. И, как показывает факт наличия немалой валюты в сумке, принадлежавшей, теперь уже ясно, – Фролову, тот успел не только вкусить радость обладания некими недоступными ему, вероятно, ранее возможностями, но и заработал в конце именно то, чего добиваются практически все без исключения отступники, то есть пулю от своих же хозяев.

И еще любопытная деталь: на момент увольнения Фролов И.Т. оставался убежденным холостяком. Тоже ничего странного, ведь семья обязывает ко многому, если относиться к ней серьезно, а работа сотрудника госбезопасности к сердечной откровенности с подругой не располагает. Но и порочащих связей за годы безупречной службы за ним тоже отмечено не было. Значит, умел действовать ловко. Но теперь и этому его качеству завидовать уже не имеет смысла.

А в принципе ничего особо интересного о Фролове не узнали. Но что этот человек и был Куратором, осуществлявшим прямую телефонную связь между «заказчиком» Григорием Алексеевичем Переверзиным и «исполнителем», выступавшим под ником в Интернете – Уайт Спайдер, теперь уже можно было не сомневаться.

Итак, на данный момент неопознанным оставались только двое: «уголовник» – бывший или выпущенный на свободу специально для проведения «разовой операции», – и такое случалось, да задушенный Фроловым второй «утопленник». Кстати, Турецкий заметил, что утопленником этого, второго, называть никак нельзя – даже условно, он ведь не из воды извлечен, а из-под лестницы. Ну, может, потому, что обнаружен на пляже? Но вот привязалось слово, и никто словно не решался первым от него избавиться. Оставалось переквалифицировать как задушенного. Но и это несерьезно. Рассчитывали найти хоть какие-нибудь сведения о нем при обыске в квартире Ивакина, у которого не нашлось никаких родственников, зато подвернулась веселая и словоохотливая соседка, которая едва не ударилась в обморок, узнав о смерти Леньки-логопеда. Так его и во дворе звали, такое прозвище он и среди нынешних своих приятелей носил. А кто были его приятели? Так известно же – братва. Соседка смогла опознать по фотографии и задушенного. Его Ленька звал почему-то Химиком. Вот и все сведения. И Турецкий предложил Липняковскому подключить к расследованию ребяток из уголовного розыска, которые занимаются организованной преступностью, пусть-де порыщут среди своей агентуры, кто это мог выступать в сводках и донесениях «с мест» под «погонялом» Химик?

Таким вот образом и выстраивалась уже в окончательном виде картинка перестрелки и резни, обозначаемой термином «зачистка».

– Кстати, а где проигранный коньяк? – неожиданно вспомнил и тут же вопросительно посмотрел на Липняковского Александр Борисович.

Следователь покраснел, словно его уличили, и рукой показал на свой сейф.

– Значит, в конце дня предлагаю откупорить, – безапелляционно предложил Турецкий. – А то прокиснет на такой жаре.

Пошутили, посмеялись.

Словом, работа шла своим чередом, когда дежурный позвонил снизу и сообщил Липняковскому, что к следователю Плетневу явился посетитель и ожидает в дежурке. Правильнее сказать, поправился дежурный, не явился, а явилась, поскольку посетитель – женщина и, стало быть, посетительница. Да, ухмыльнулся Турецкий, порассуждать здесь любят вне зависимости от интеллектуального уровня и занимаемой должности. Однако новость, тем не менее, вызвала живейший интерес у присутствующих, а Антон, даже и не смутившись, попросил извинения и вышел из кабинета.