Исполняющий обязанности - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 56
– Так ведь объяснили. Сам не захотел. Он прекрасно понимает. Что как только он переступит порог СИЗО, его постараются тут же убрать, чтобы замолчал навсегда.
– Ничего себе! Так это ж, по сути, твоя бывшая епархия!
– Потому и говорю, что знаю, – печально вздохнул Грязнов.
– Да, порядочки у нас, однако... куда ни ткни...
– Что поделаешь, они иногда бывают гораздо сильнее нас. Потому что у нас имеются на все случаи жизни только слова убеждения, наполовину растерявшие свой вес и значение, а у них – огромные деньги, которые перевешивают любые, даже самые убедительные, доводы... Вот так, Виктор Владимирович... И что же ты предлагаешь теперь? Я свою точку зрения тебе уже высказал. Бомбу мы сегодня же снимаем, все оформляем честь по чести, и бомбиста отправляем на нары. Он все сказал и уже все сделал. И большей опасности, я думаю, для них представлять не будет. Это они и сами должны понять. Но охранять придется, никуда не денешься. Все-таки не только исполнитель, но и главный свидетель против заказчика. А с твоим полковником?.. Ей-богу, не знаю. Впрочем, скажешь, отпустить – отпустим. И вот уже в этом случае, как говорится, на дорожку, морду начистим, чтоб хоть помнил.
– Так я еще ничего не сказал, а ты уже развоевался! Ух! – улыбнулся генерал-лейтенант.
– Так говори, – улыбнулся в ответ и Грязнов, сидевший перед ним тоже в генеральской форме, но с одной звездой на погонах.
– Что ты скажешь, если я предложу такой вариант? Что называется, ни тебе, ни мне, а грех – пополам?
– Это как? – Грязнов озадаченно почесал лысеющую макушку.
– Отпустить, ты говорил?
– Это не я, а ты предложил! – перебил Грязнов.
– Ну пусть я. Отпустим. Но под строгий домашний арест. С подпиской, со всем прочим. А дело его – вот все эти и прочие материалы, которые, ты говоришь, у вас имеются, – передаем в службу собственной безопасности. Пусть они с мерзавцем возятся. Короче, учиняем строжайшее служебное расследование! И пусть только кто-нибудь из законников пикнет! А адвокат ему понадобится не раньше того, как мы ему обвинение предъявим. А вот когда предъявим, это уже наше с тобой дело, Вячеслав Иванович. Вот как я предлагаю поступить. Чтоб и овцы были целы, и эти... сыты.
– Шлепнут они его. Найдут такую возможность.
– А вот и поставим у дома охрану. И его строго-настрого предупредим. Впрочем, если он сам хочет сдохнуть от пули собственных подельников – это, в конце концов, его личное дело.
– Я согласен.
– Ну вот и договорились, – удовлетворенно шлепнул начальник ГУВД ладонью по столу. – А с его отделом я прикажу немедленно разобраться! Это же черт знает что! Борцы с оргпреступностью, мать их! Всех поувольняю! Есть у меня такое право.
– А с подельниками его потом кто воевать будет? Я один, что ли?
– Ну неужели мы, Вячеслав Иванович, не можем набрать в многомиллионном городе сотню честных парней? Чушь!
– Просто никто толком этим делом не занимается. С нашей стороны. А с той – ого-го! Только свистни! Мы вон вчера ночью одного препроводили в наши Петры. Тридцать лет мужику, здоров пока еще, не всего себя отравил наркотой. А мозги, видно, уже в другую сторону направлены. Чужой он, не перевоспитаешь... Наркота в шкафу и «макаров» под подушкой – чего еще надо? Да, еще пачка баксов между простынями. Вот и весь круг его интересов. И ведь что любопытно... Живет один. А у соседей к нему никаких претензий, только дверью громко хлопает, а так – чудный парень!
– Ох, Вячеслав Иванович, сколько таких примеров!.. Значит, давай его сюда, к нам, и мы тут все оформляем как договорились. Никуда он не сбежит, так я думаю. Да и бежать-то некуда, там проще его достать. А тут хоть какая-то перспектива ему светит...
Петр Ильич Огородников принял это решение со стоическим мужеством. Ничего не сказал, вообще долго молчал, только кивнул и, наконец, хрипло выдавил из себя:
– Я понял и согласен с таким решением. Куда меня отправят? Сразу домой или как?
– Для начала в Главное управление, а там как распорядится ваше начальство.
– Ладно... Надеюсь, что больше повода «поправлять» мне физиономию у вас не появится?
– Но ведь и вы не можете мне возразить, – с усмешкой заметил Щербак, – что этот мелкий в прошлом факт, не оставивший серьезного следа на вашем лице, способствовал скорейшему вашему прозрению и установлению взаимопонимания между вами и следствием?
– Не стану возражать, – мрачно констатировал полковник под общие улыбки.
После этого он, в сопровождении Грязнова и Щербака, отбыл в Главное управление, где уже фактически решилась его дальнейшая судьба.
Она хотела бы изобразить обиду, но так и не смогла этого сделать. А обижаться между тем было на что. Обещал не оставлять надолго, а сам? Сколько дней-то прошло? Два или уже три? Ах, четыре?! И он ни разу не позвонил?! Не предупредил?! А тут шляются вокруг всякие!..
Нет, это ее возмущение было абсолютно наигранным, неискренним. Просто так – она созналась позже сама – Варвара заводила себя перед свиданием.
А что рабочий день еще не кончился, так на это всем наплевать. Сам отсутствует, Ольга Ивановна, старшая медсестра, возится со срочными пациентами, каждый член медперсонала занят своим конкретным делом, а в приемной – пусто, поскольку нет доктора Баранова. А на нет и суда нет!
Володя отключил телефонную трубку и помчался к зданию диспансера. Варвара, одетая в короткую меховую шубку, открывавшую ее длинные, великолепные ноги, уже приплясывала от холода на ступеньках крыльца диспансера. Прыгнув в машину, она с ходу обхватила его руками, стала, ойкая, прижиматься к нему, норовила засунуть даже свои ноги ему на колени, чтобы он поскорее согрел их, а руки ее тем временем самым беззастенчивым образом полезли в его брюки.
– Это я проверяю, – жарко шепнула она ему в ухо, – не оставил ли ты чего-нибудь важного у себя на работе.
От ее ерзанья он, естественно, немного возбудился, что она немедленно и с удовольствием просекла, после чего спросила:
– Куда мчимся? Снова в твое Бутово?
– Нет, поедем сейчас на дачу, в Фирсановку. Там никого нет, но дача зимняя, мы ее немного протопим – и можем раздеваться хоть догола, так будет тепло.
– Хочу скорее догола! Хочу совсем догола! – фальшиво заныла она и снова капризно полезла к нему в брюки.
Но Володя мужественно пресек и эту попытку, обосновывая свое нежелание немедленно разделить с ней ее неутолимое желание прямо вот здесь, посреди бела дня и под окнами наркологического диспансера, в котором она работает, – надо же соблюдать приличия, в конце концов. Кажется, такой строгий выговор несколько охладил ее и убедил в том, что Володя прав – желание никуда не убежит, поскольку оно взаимное и, напротив, от неблизкой дороги, с заездом в магазин, чтобы набрать нужных продуктов, еще больше разгорится и... окрепнет. Чего тебе еще? А ей, судя по всему, вообще ничего было не нужно, кроме... ну да, кроме того, что находилось вот здесь, рядом с ней, но было пока недоступно из-за каких-то принципов и дурацких приличий. Открытая девушка. Свободная. Простая...
Заправились они всем необходимым для бессонной ночи в универсаме возле «Речного вокзала». И помчались дальше по Ленинградскому шоссе в сторону Сходни, где свернули в поселок и затем вдоль железной дороги проехали до станции Фирсановка. Ну а там – по пустынным, накатанным поселковым улицам добрались почти до дома. Почти потому, что ни машин вокруг, ни людей уже не было видно, а темнеть начало по-вечернему. И Варя сказала, что терпеть она больше не может, поскольку в машине ей стало совсем тепло, а на даче придется еще какое-то время топить печку, и поэтому пусть Володя остановится где-нибудь в укромном месте. Он и приткнул послушно машину возле нехоженого тупичка. А Варька, хлебнув из бутылки глоток коньяка, тигрицей кинулась на него.
В машине было очень неудобно, тесно, но, подчиняясь ее требованиям, он как-то все-таки сумел извернуться, она же немедленно ринулась в вожделенные брюки и уже через минуту, захлебываясь, урчала, как ей стало хорошо и как она долго ждала этого момента. Ему же не оставалось ничего другого, кроме как зорко оглядываться, чтобы не пропустить случайного прохожего.