Тень и реальность - Свами Сухотра. Страница 22

Монистические тенденции рационализма

Итак, допущения рационализма так же уязвимы для критики, как и допущения метафизиков-эмпириков: «из-за того, что они, как и любые другие постулаты, являются произвольными предположениями, они искажают реальность и описывают ее выборочно». [93] Подобное неполное описание принимается за истину. Эмпиризм определяет истину как соответствие с тем, «что» мы воспринимаем в этом мире. Но, как мы видели, это соответствие выливается в противоречие, потому что чувственный опыт ставит больше вопросов, чем дает на них ответов. Это противоречие очень расстраивает рационалистов, ибо их цель – эмпирически выявить соответствие, обнаружить лежащую в основе мира связь всего со всем.

Теория соответствия утверждает, что истиной является универсальное, логичное, внутренне непротиворечивое объяснение всех уровней нашего знания о мире. Эмпирические «факты» она считает просто внешними деталями. После того как абсолютно непротиворечивая логическая истина установлена, эмпирические «факты» могут быть добавлены в любой момент; их включение в систему не приведет к возникновению противоречий. На самом низшем уровне системы располагаются теории восприятия. Над ними – теории, которые выносят суждение о восприятии. Выше – теории о фундаментальных законах, управляющих миром. Еще выше – теории логики, словарь всей системы. А на самом верху – конечный объединяющий принцип: все существует.

Почему все существует? Старый ответ заключался в том, что Бог все создал, но этот ответ больше не популярен в кругах рационалистов. Предостережение Канта против трансцендентальной иллюзии также не позволяет философам обсуждать реальность того, что находится за пределами этого мира, но придает ему смысл. Таким образом, рационалисты заявляют, что все существует по причине Бытия, голого факта самого существования мира. Но что такое Бытие в отрыве от существующих вещей?

«У Бытия нет свойств и оно не связано с другими вещами, или, как сказал бы Гегель, оно неопределимо. Но это означает, согласно гегелевской логике, что чистое бытие есть абсолютное отрицание, поскольку оно ни то, ни другое и ни третье. А абсолютное отрицание – чтобы завершить аргумент – есть ничто, то есть не-бытие. Таким образом, бытие и не-бытие – это в конечном счете одна и та же неопределяемая „вещь“. [94]

Эта цитата является примером монистической метафизики современного рационализма. Метафизикой мы называем рассуждения, выходящие за пределы сферы чувственновоспринимаемого. Монизмом является любое учение, сводящее реальность к некоему единству. Стремление все связать, подчинить все объединяющему принципу с логической точки зрения является стремлением к монизму. Когда рационалист рассуждает о том, что Бытие является единым объединяющим принципом, он, в сущности, говорит то же самое, что и его противники эмпирики, которые утверждают: все существует потому, что чувства убеждают нас в том, что все существует. Однако мы по-прежнему не знаем, почему все существует.

По сравнению с эмпириками рационалисты сделали шаг вперед, потому что отделяют сам факт существования (само Бытие) от вещей, о существовании которых мы узнаем с помощью чувств. Это происходит посредством отрицания, из которого следует вывод о том, что бытие является небытием. Но если бытие является небытием, а небытие – бытием, то можно ли логически связно объяснить происхождение мира? Как может сущность, равная нулю, управлять энергией творения? Эту проблему анализирует Шрила Прабхупада:

«Но если Бог является нулем, то каким образом множество чисел исходит из Него? Как сказано в „Веданта-сутре“: „Все порождено Всевышним“ (джанмади асья ятах). Следовательно, Всевышний не может быть нулем. Мы должны стараться понять, как Всевышний дал начало множеству форм, множеству живых существ. Это также объясняется в „Веданта-сутре“, которая представляет собой квинтэссенцию высшего знания. Слово „веда“ означает „знание“, а „анта“ означает „конечное“. Конечное, или высшее, знание – это знание о Верховном Господе». [95]

Европейские спекуляции о безличном Бытии, которое порождает все формы этого мира, восходят к древнегреческой метафизике. Неподвижная и неизменная Бытие-Сущность является бестелесным умом, который мыслит только о самом себе. Из этого самосозерцания каким-то образом возникает творение, хотя сам ум не обращает никакого внимания на зависящий от него движущийся, меняющийся мир.

Чтобы объяснить, как возникает мироздание, Аристотель выдвинул четыре причины, или начала (по-гречески aitiai): вещественную, формальную, действующую и конечную. Творимое должно состоять из некоего вещества, которое и является вещественной (или материальной) причиной (causa materialis). Акт творения является действием, и это действие должно иметь начало. То, что начинает творение, является действующей причиной причиной (causa efficiens). Творение должно иметь цель. Эта цель является конечной причиной причиной (causa finalis).

Любой реалистичный план творения должен включать в себя эти четыре причины. Например, чтобы построить дом, необходимо иметь материалы, архитектурный проект, бригаду строителей и цель, ради которой на строительство дома тратятся время и деньги. С этим утверждением нельзя не согласиться. Гораздо труднее согласится с тем, что за четырьмя причинами постройки стоит полностью поглощенное собой безличное Бытие, которое совершенно равнодушно к тому, будет дом построен или нет. Резонно было бы ожидать, что только личность, которая хочет увидеть результат работы, может позаботиться о приведении в действие четырех причин. Допущение о существовании личности, осуществляющей контроль за четырьмя причинами, логически не противоречиво, тогда как допущение о существовании безличного контролера внутренне противоречиво, поскольку безличностное нечто не может иметь намерений и цели. Как же тогда имперсоналисты, не погрешив против логики, могут ответить на вопрос «почему?»

Они утверждают, что Бытие нельзя назвать совершенно не заинтересованным в творении. Скорее Бытие, чтобы созерцать себя, делится на наблюдателя и наблюдаемое. В этом акте наблюдения реальное Бытие теряется. Наблюдающая личность и формы, которые она наблюдает, не являются Бытием, которое безлично и бесформенно.

Этот ответ на вопрос «почему?» парадоксален. Какой смысл Бытию наблюдать себя таким, каким оно не является, если оно может наблюдать себя таким, какое оно есть? Имперсоналисты защищают свой парадоксальный ответ следующим образом: «Только достигнув парадокса, мы вынуждены перестать задавать вопросы». [96] Но отказ от вопросов перед лицом парадокса сам по себе еще не дает ответа на вопрос, почему возник парадокс.

Ведический ответ не парадоксален. Произведение художника представляет собой своего рода иллюзию, но все равно оно восхищает зрителя, преклоняющегося перед талантом его создателя. Аналогичным образом высшее произведение искусства, созданное Кришной, творцом этого бренного мира, должно вызывать у нас восхищение Его непревзойденным талантом. Поэтому в «Шветашватара-упанишад» Бога превозносят, называя Его Майином – повелителем майи, противоречивой материальной энергии.

То, что Сам Кришна является четырьмя причинами, перечисленными Аристотелем, указано в «Шримад-Бхагаватам» (6.9.42): как упадана Он порождает все элементы творения. Как сварупена прадхана-рупена Он, Его вечная личная духовная форма, является источником всех материальных форм. Как нимиттаямана Он является действующей причиной. И как артха-вишеша Он представляет Собой индивидуальную потребность, или цель, каждого живого существа. Такое понимание Кришны освобождает человека от иллюзий. Но если мы думаем, что четыре причины космического творения порождены нашей собственной способностью к наблюдению, это значит только, что ложное эго замутняет нашу логику.

вернуться

93

Философ Клод Альварес пишет о метафизике эмпиризма: «…кажется, что он начинает с нуля, отталкивается от эмпирических фактов, а его постулаты как будто отрицают метафизику. Тем не менее его постулаты служат прикрытием для новой метафизики; из-за того, что они, как и все другие постулаты, исходят из гипотезы, они искажают реальность или описывают ее выборочно» (Claud Alvares. Science, Colonialism and Violence: A Luddite View. Цитируется по: Science, Hegemony and Violence. Ed. by Ashis Nandy. 1988. P. 76)

Примером метафизической индукции служит теория эволюции. На первый взгляд, она начинает с биологических, химических и палеонтологических фактов. Она отрицает метафизику библейского творения. Однако она служит прикрытием для новой метафизики, постулирующей происхождение человека от обезьяны и жизни – из случайных комбинаций химических веществ. С этой целью эволюционисты искажают реальность, описывая ее выборочно, как это показано в «Запретной археологии» Томпсона и Кремо (Cremo, Thompson. Forbidden Archeology. Govardhana Hill Publishing. 1993).

вернуться

94

Reinhardt Grossmann. The Existence of the World. 1992. Pp. 123–124.

вернуться

95

Шрила Прабхупада. Путь совершенства. Глава 4.

вернуться

96

Graham Dunstan Martin. Shadows in the Cave. 1990. P. 104.