Времена не выбирают - Мах Макс. Страница 44

– Zwei Kognacs, bitte.

– Augenblick, meine Herren. [49]

Помолчали, думая каждый о своем и глядя на разбушевавшуюся за окном непогоду.

Кельнер принес коньяк. Прежде чем пригубить, Маркус с удовольствием вдохнул его аромат. Напиток, что и говорить, был великолепен.

– Вы когда-нибудь служили в армии? – неожиданно спросил Де Рош и посмотрел на Маркуса испытующим взглядом.

– Некорректный вопрос, господин генерал, – усмехнулся в ответ Маркус. – Какой вам интерес в моем прошлом? Оно прошло.

– Тогда сформулируем его по-другому, – без напряжения согласился француз. – Как вы относитесь к службе в регулярных войсках?

– Отрицательно. – Ответ был очевиден, но ведь Де Рош имел в виду что-то конкретное, не так ли? А раз так, разговор был более чем интересен, и его следовало продолжать, не форсируя.

– Понимаю. – Генерал был невозмутим. Вероятно, он хорошо подготовился к разговору и не ждал от Маркуса излишней гибкости хребта. – Но, вероятно, я снова неправильно сформулировал вопрос. Речь не идет о французской армии.

– А о чем идет речь?

– Об армии мексиканской.

– А она здесь при чем? – почти искренне удивился Маркус.

– Она брутально недееспособна, – совершенно серьезно ответил Де Рош.

– Вы хотели сказать, небоеспособна?

– Она недееспособна, – объяснил генерал свою мысль. – И, следовательно, не боеспособна. Мы прилагаем сейчас некоторые усилия, но…

– Но? – Вот это «но» и было, по-видимому, главным.

– Короче, я начал формирование волонтерского корпуса, – любезно улыбнулся генерал.

– В качестве кого? – уточнил Маркус.

– В качестве частного лица, – развел руками Де Рош. – Я, видите ли, вышел в отставку… по состоянию здоровья.

– Соболезную, – теперь улыбнулся и Маркус. Карты были розданы, начиналась игра.

– Принято, – кивнул генерал. – Меня теперь называют генерал Пабло.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно, – снова улыбнулся француз. – Потому что, если мы договоримся, вас будут звать полковник…

– Rojo, – подсказал Маркус.

– Рыжий? Почему? – Казалось, Де Рош удивлен, но Маркус не тешил себя иллюзиями: генерал был хитрым лисом, все он прекрасно понимал.

– За кого вы меня принимаете, сеньор Пабло?

– За человека, который может создать и возглавить мобильные диверсионные силы корпуса. Этакие летучие отряды. Вы понимаете?

Ну что ж, вот Де Рош и сказал то, что хотел сказать. И что же должен был ответить Маркус?

– Понимаю, – кивнул он, оценивая между тем открывающиеся перед организацией перспективы. – Значит, разведывательно-диверсионные группы.

– Я полагаю, вы лучшая кандидатура. – Вот это было лишнее. Лесть – последнее, что могло заставить Маркуса принять предложение француза. – И потом, вас я знаю.

А вот это было к месту.

– Мне нужна будет полная свобода действий, – спокойно сказал Маркус и допил коньяк.

– Ограниченная только военными планами и политической ситуацией, – согласился Де Рош и тоже допил коньяк.

– Принято, – усмехнулся Маркус. – Мои люди?

– Ваши люди.

– Когда? – На самом деле это было неважно. А хоть бы и вчера. Главное было уже сказано, остальное – техника.

– В конце августа мы должны быть в Блэкпуле. – Чувствовалось, что Де Рош доволен результатами переговоров и скрывать это полагает излишним.

– Блэкпул? – Не то, чтобы у него были возражения, но почему бы и не спросить?

– Нам легче действовать с английской территории, – объяснил генерал. – Во всяком случае, пока. Еще коньяк?

– С удовольствием, – кивнул Макс. – Связь?

– Вот этим мы сейчас и займемся, – улыбнулся Де Рош, подзывая кельнера. – Логистика решает все.

Сборный пункт волонтеров располагался в старом барачном городке в Блэкпуле. Бараки построили лет двадцать назад, перед Второй Бурской, и с тех пор они служили стартовой площадкой для многих лучше или хуже организованных, более или менее официальных миссий.

И эту миссию тоже не минула чаша сия.

Маркус сидел на узкой «сиротской» койке в крошечной офицерской выгородке, пил паршивый ирландский виски и слушал, как на фоне непрерывно идущего вторые сутки дождя выясняют отношения за рассохшейся дощатой стеной его соседи.

– Знаешь, что тебе надо, товарищ? – спрашивал за стеной грудной хрипловатый голос с неистребимым славянским акцентом. – Тебе надо, чтобы какая-нибудь крепкая девка – krov s molokom, ты понимаешь? – взяла бы да и оттрахала тебя до полной потери товарного вида.

– Клава! – возражал ей баритон с характерной левантийской медлительностью. – Моя проблема в том, что такие iadrenye – я правильно говорю? iadrenye? – русские девушки как ты, Фемина, здорово треплют языком, но не спешат раздвинуть ноги перед жаждущим любви старым евреем.

– Ты еще меня в антисемитизме обвини, Зильбер! – на октаву подняла голос женщина.

– И обвиню! – Казалось, смутить Зильбера было невозможно. – Разве ты не знаешь? Все русские – антисемиты.

– Я вот тебе сейчас сломаю что-нибудь, Зильбер…

– И что ты этим докажешь? – Голос мужчины по-прежнему звучал ровно и немного лениво. – Ты докажешь, Клава, что погромы в России были на самом деле.

– Это французская пропаганда! – рявкнула в ответ взбешенная невозмутимостью Зильбера Клава.

– Нет, Клава, – с академическим спокойствием возразил мужчина. – Это исторический факт.

Разговор тянулся со вчерашнего вечера, перемежаясь горячими фазами, с криками и воплями, переходящими в стоны и признания в любви на четырех языках. Бывший майор турецких ВВС Эммануил Зильбер и русская летчица Клава Неверова из Ростова Великого были отчаянно эмоциональными индивидами. А Маркус, невольный свидетель этой странной истории любви, пил свой виски и вспоминал другую женщину, обладавшую таким же, как у Клавы Неверовой, низким грудным голосом со сводящей с ума хрипотцой. Зденка…

Все было кончено. В Вене и Будапеште уже выносили смертные приговоры. В Зальцбурге еще постреливали, но это была уже агония. В Карпатах тоже дрались последние повстанческие отряды, но и для них мир сузился до диких горных троп, потому что дороги и деревни были блокированы войсками Гетмана…