Щепки плахи, осколки секиры - Чадович Николай Трофимович. Страница 35

– Покачает и перестанет… Все тебе не слава Богу. – Зяблик был явно недоволен тем, что его удачные действия не оценены по достоинству. – Ну скажи, как я этого гада заделал, а! Одной левой! Если бы не я, все бы вы сейчас у него в брюхе парились!

– По-настоящему смелые люди своими подвигами никогда не бахвалятся, – презрительно скривилась Верка, после обвала пещеры утратившая всякую надежду вернуть свой мешок. – Да и подвигом-то это назвать нельзя. Примерно то же самое ты вытворял в детстве, когда мучил беззащитных жаб, засовывая им в глотку сигарету.

От такого оскорбления багровое сияние в глазах Зяблика приобрело еще более зловещий оттенок. Обращаясь к Смыкову, он произнес, демонстративно тыкая в Верку пальцем:

– Дура. Набитая. Курица. Ощипанная.

– Ду-ла, ду-ла, – радостно закивал его прилежный ученик.

Верка сдаваться не собиралась, но по не зависящим от нее обстоятельствам перебранка дальнейшего развития не имела. В пещере грохнуло так, словно огонь добрался до пороховых погребов линейного корабля. Холм, каким-то образом связанный с этим подземным сооружением, провалился в тартарары, впрочем, оставив на своем месте целый лес дымных фонтанов, каждый из которых был похож на пышное страусиное перо.

Земля гуляла под ногами, словно корабельная палуба в штормящем море, но самое пугающее было не это, а то, что творилось в окружающем просторе. Воздух как бы остекленел, и по нему зазмеились трещины, от которых во все стороны поползла заметная желтизна.

– Это как раз то, о чем я вам недавно говорил! – не зная что делать, Цыпф метался от Лилечки к Артему и обратно. – Неконтролируемая кирквудовская энергия перемалывает пространство… Сейчас мы превратимся в мошек, навечно заключенных в куске янтаря.

– Эх, мать честная! – Зяблик рванул ворот рубашки, однако не смог причинить ей вреда. – Жрали, пили, суетились, планы строили, а конец подкрался незаметно! Хоть бы кто грехи отпустил!

– Без паники! – Артем одной рукой рванул к себе Цыпфа, а другой Зяблика, за которыми вынуждены были последовать Лилечка и Смыков (относительно Верки можно было не беспокоиться, она и так все время находилась рядом). – Сама судьба заставляет нас изменить маршрут. Вы сможете лично оценить все достоинства и недостатки нижнего пути… Приготовились. Сейчас будет немножко неприятно… Как будто бы ныряешь в котел с горячей смолой. Всем прижаться ко мне! Плотнее! Еще плотнее…

…Когда человек по доброй воле ныряет куда-то, пусть даже в болото, пусть даже в дерьмо, он всегда надеется через минутку-другую вынырнуть наружу. Единственное, что ему нужно делать в данной ситуации, это ждать и экономить воздух.

Люди, вместе с Артемом нырнувшие в мир варнаков, в то самое пресловутое Пекло, всех удовольствий которого они однажды уже успели вкусить, на скорое возвращение к свету, прохладе и нормальной силе тяжести рассчитывать не могли. Им предстояло неопределенно долгое время дышать этим горячим и плотным воздухом, неизвестно куда тащить многократно увеличившийся груз своего тела и терпеливо сносить все другие трудности, не последней из которых была темнота, воистину кромешная.

Единственной их опорой в этом враждебном мире, проводником, защитником и кормильцем в одном лице был Артем. Поэтому, даже оказавшись вне пределов досягаемости кирквудовского янтаря, пожиравшего пространство Будетляндии, как термиты пожирают древесину, они не могли оторваться от него.

– Темно, как у черта в ступе, – буркнул Зяблик, и эти слова, пусть совершенно не соответствующие значимости момента, стали первыми, сказанными человеком в мире варнаков.

– Да-а, освещение на нижней дороге не очень… – заметила Верка. – Зато ни мыться, ни краситься, ни причесываться не надо. Все равно никто не оценит. Кому гребешок подарить? Может тебе, Левушка?

– Спасибо, обойдусь как-нибудь, – ответил Цыпф натянуто, а потом, чтобы разрядить тягостную обстановку первых минут пребывания в чужом мире, поинтересовался у Артема: – Ну и куда же мы пойдем?

– В нужную сторону, – заверил тот. – Кто-нибудь из вас видел, как ходят нищие слепцы?

– Видеть не видели, но представляем, – ответила Верка. – Впереди поводырь, а они за ним гуськом.

– Вот именно, – сказал Артем. – Если никто не возражает, то поводырем буду я. Следующая за мной Вера Ивановна. Остальные в произвольном порядке. Особое внимание Лилечке. Как ей там, не лучше?

– Да все так же, – невесело сообщил Цыпф. – Только дышит тяжело.

– Слепые, когда идут, еще и песни свои распевают, – сказал Зяблик.

– Пойте и вы, – разрешил Артем. – Только вполголоса.

– А почему? Кто вполголоса поет, тому меньше подают.

– Слепым здесь вообще не подают, хотя бы по той причине, что все местные жители абсолютно слепы от рождения. Представление об окружающем мире они создают себе при помощи других чувств, главным образом – слуха. Уши заменяют им глаза. Скажу прямо, в этом вопросе варнаки достигли совершенства. Возможно, они даже слышат звуки, порождаемые движением молекул или жизнедеятельностью микроорганизмов. Любой предмет, любое явление имеет для них свой собственный индивидуальный голос. Вспомните, с какой легкостью варнаки раскрывали все засады, которые вы устраивали на них. Снайпер еще только трогал пальцем спусковой крючок, а для них это звучало громче набата. Между собой варнаки, естественно, общаются при помощи звуков, хотя большое значение придается и осязанию. В их речи куда больше гармонии и мелодичности, чем во всей нашей музыке. По-видимому, человеку вообще не удастся по достоинству оценить эту сторону их жизни. Нужно родиться Моцартом или Бахом, чтобы разобраться во всех оттенках, во всех нюансах тех виртуозных симфоний, сладкозвучных сонат и проникновенных сюит, которые для варнаков являются всего лишь разговорной речью. Вот почему нам нужно пореже открывать рты. Ваши песни могут прозвучать для них если и не прямым оскорблением слуха, то, по крайней мере, мучительным диссонансом. Вспомните сами, как реагирует человек на вой собаки, мычание скотины, скрежет машин.

– Поэтому варнаки и к Лилечке так льнули? – уточнила Верка.

– Да. Когда варнаки попадали в наш мир, ее игра, возможно, была для них единственной отдушиной среди всеобщей дисгармонии и какофонии, присущей звуковой картине не только Отчины, но и всех соседних стран. Представьте себя на их месте. Из мира света вы попадаете, как сейчас, в непроницаемый, всеобъемлющий мрак. И вдруг видите где-то вдали светлое пятно. Естественно, что вы потянетесь к нему.

– Да я бы сейчас любой искорке обрадовалась, – призналась Верка. – А что, если свечку зажечь? У нас есть несколько штук в запасе.

– Лучше поберечь их, – ответил Артем. – Мало ли какие сюрпризы ожидают нас в пути. А пока вам придется полностью положиться на мои глаза. К счастью, они могут видеть и в абсолютной темноте. Покуда вы странствовали по Эдему и Будетляндии, я занимался изучением этого мира и даже приобрел в нем друзей. По крайней мере, пропасть нам здесь не дадут.

– Ну а если в двух словах, что это за существа такие, варнаки? – поинтересовался Цыпф. – Как живут? Что едят? В каких богов верят? Какое мнение о людях имеют?

– Лучше будет, если мы поговорим обо всем этом по дороге, – сказал Артем. – Если только к этому времени у вас не пропадет желание разговаривать. Учтите, что каждый из вас сейчас понесет на себе, кроме поклажи, еще три-четыре пуда лишнего веса. Да и здешний климат не очень-то способствует нормальному функционированию человеческого организма. Это, конечно, не парная баня, но что-то очень похожее. Поэтому придется идти короткими переходами, а для отдыха использовать водоемы, которых тут, к счастью, предостаточно. Для поддержания сил будете регулярно принимать бдолах.

– Ну а как здесь насчет культурного досуга? – поинтересовался Зяблик. – Это ведь не дикая пустыня, а цивилизованный край… В Степи и то можно в хорошей компании кумысом побаловаться и на татаро-монгольские пляски посмотреть.