Кара Дон Жуана - Володарская Ольга Геннадьевна. Страница 34
Единственный человек, к которому никто не подбежал, протиснулся сквозь толпу, вырулил на свободное пространство и огляделся. Это был очень худой мужчина высокого роста в льняной рубахе, вытертых до белизны джинсах, в кедах на босу ногу. Его длинные волосы торчали в разные стороны, в бороде застрял кусочек чипсов, а на лбу белел шрам в форме креста.
Это был Христос! Колоритная личность, как и анонсировали!
— Доброе утро, Христос, — поздоровался с ним Андрей, подойдя ближе. — Не Эдика высматриваешь?
— Ну, — неопределенно буркнул тот и потер свой шрам.
— Он не смог приехать, меня послал.
— Ну? — уже с вопросительной интонацией сказал Христос.
— Я довезу тебя до Сочи. А насчет денег вы с ним потом договоритесь…
— Ну, — поощрительно нукнул он. Типа «хорош болтать, веди к машине».
Андрей подвел Христа к стоящему на стоянке «Мерседесу».
— Ну-у, — восторженно протянул тот, оглядывая кабриолет. — Ну ва-а-а-ще!
Порадовавшись тому, что в лексиконе Христа есть по крайней мере еще одно слово, Андрей уселся за руль.
— Ты кто? — спросил Христос, устраиваясь рядом.
— Андрей.
— Мне по фигу, как тебя зовут, я спрашиваю, кто ты?
— Друг Эдика.
— Ну-у, — со смешком выдал тот. — Так я и поверил… — Христос вытащил из кармашка рюкзака папиросу, сунул в рот, поднес к зажигалке на приборной панели, прикурил. — Эд никогда бы не сдружился с таким, как ты. Ему конкуренция не нужна.
— Ладно, не друг, всего лишь хороший знакомый.
— Почему он сам не приехал?
— Дела у него… неотложные.
— С бабы, что ли, слезть не может?
— Как всегда…
Христос глубоко затянулся, подержал дым в легких, выпустил через нос. Андрей уловил запах жженого сена и спросил:
— Не боишься травку в багаже прятать?
— Не-а. — Христос сделал еще одну затяжку. — Я вообще ничего не боюсь. — Он потер шрам. — С тех пор, как чуть не сдох шесть лет назад… Меня с того света вернули, но я успел посмотреть, что там и как… Понравилось. Если что, я туда за милую душу… Прищучат меня, я раз… — Он высунул язык, на кончике которого влажно поблескивала небольшая капсула. — Раздавлю… И гуд бай, Америка!
— Что это?
— Яд. Мгновенного действия. Еще со времен Великой Отечественной остался — его немецким разведчикам выдавали, — с мальчишеской гордостью похвалился Христос. — Помнишь кино про Штирлица?
Андрей кивнул — фильм «Семнадцать мгновений весны» он хорошо помнил, в детстве смотрел раз пять — затем спросил:
— Ты торопишься?
— А че?
— Интересный ты человек, поболтать с тобой хочу… — Он притормозил у обочины. — Не возражаешь?
— Ну давай поболтаем, — хмыкнул Христос, пульнув «бычок» в кусты. — А о чем?
— О женщинах.
— Неинтересно.
— Почему?
— Я импотент.
— А мы не о твоих говорить будем…
— Я о них вообще разговаривать не хочу. Это как в анекдоте про станки. Знаешь такой?
— Нет.
— Красавица приехала на юг. День лежит на пляже, два лежит, неделю лежит, на мужиков ноль внимания. Один не выдержал — подошел, спрашивает: «Почему вы, такая молодая-красивая, все одна да одна? Кругом столько мужчин!» Она ему: «Вы кем работаете?» Он: «Токарем». «Вот и представьте, приехали вы на море, а кругом станки, станки…» — Христос вытянулся на сиденье, закинул руки за голову. — Для меня бабы все равно что станки для токаря… Неинтересно!
— А о чем интересно?
— Н-у-у, — выдал он любимое междометие. — Не знаю… Я ваще говорить не люблю. Только курить и рисовать.
— Ты рисуешь?
— Маленько…
— Я тоже.
— Да?
— Когда-то учился на архитектора.
— А я на художника-реставратора. — Христос сбросил кеды и почесал большим пальцем одной ноги щиколотку другой, но после не стал обуваться, так босым и остался. — Церкви всю жизнь реставрировал, иконы, фрески писал… Толька тезка не оценил моих богоугодных трудов — скинул меня с высоты двухсот метров…
— Как скинул?
— Обыкновенно! Я на лесах стоял, фасад расписывал, а он взял меня и толкнул…
Андрей покосился на собеседника с сомнением — обкурился или просто ненормальный, — а Христос, заметив его взгляд, рассмеялся:
— Да не боись, не кукукнутый я! Тезка из гипса был. Фигура такая в полный рост. Мы храм на деньги одного нового русского реставрировали. А они ж любят, чтоб все бога-а-ато было. Вот и велел храм статуями украсить. Самую главную когда поднимали, веревка сорвалась, и гипсовый боженька меня своим перстом по тыкве долбанул… Я вниз и кувыркнулся. — Он стукнул себя указательным пальцем в лоб. — А в память о божьей милости вот этот шрам остался — говорят, я, когда свалился, лбом о лежащую на земле (ее еще поставить не успели) церковную ограду приложился. А она вся была крестиками украшена.
— Тогда ты чуть не умер?
— Не-е. Тогда я только переломался сильно. Лежал, как мумия из фильма, весь перемотанный, и думал, что ж за несправедливость — я на него всю жизнь горбачусь задарма, а он меня перстом! Обиделся я, короче, и больше к церквям ближе чем на десять метров не подхожу…
Христос замолк и вновь полез за папиросой. Пока он раскуривался, Андрей досадовал на себя за то, что позволил увести разговор в сторону от живописи. Тогда можно было бы показать альбом Кары, а там…
— Что у тебя за альбомчик на заднем сиденье лежит? — спросил Христос, ткнув большим пальцем за спину.
— Я его всегда с собой вожу, чтобы зарисовать интересное… Другие фотографируют, а я рисую… Хочешь посмотреть?
— Ну давай.
Андрей дал. Христос начал листать, внимательно вглядываясь в рисунки.
— Врун ты, парень, — сказал он, дойдя до середины.
— Почему?
— Или ты не учился на архитектора… — Христос бросил альбом на колени Андрею, он оказался раскрытым на странице, где Кара запечатлела кандидата в президенты господина Архипенко. — Или не ты рисовал эти портреты.
— С чего ты взял?
— У автора есть талант, но нет школы. Выпускник архитектурного института не мог так нарисовать.
— Ладно, поймал… Это не мои работы…
— А чьи? Этому человеку надо позаниматься с педагогом — он может стать отличным художником. — Христос, склонив голову набок, посмотрел на портрет. — Ты знаешь этого чувака?