Кара Дон Жуана - Володарская Ольга Геннадьевна. Страница 36

— Страшный человек этот… Хазар, — просипел Христос, выплевывая каждое слово вместе с кровавыми пузырями.

Когда словесно-кровавый ручей иссяк, Христос сглотнул и закрыл глаза. И все — больше ни звука: ни хрипа, ни всхлипа, ни выдоха… Тишина. Лишь спустя несколько секунд раздался тихий шлепок — это на кожаное сиденье кресла упала капсула с ядом, выкатившись из приоткрытого рта Христа.

Глава 8 Амстердам. Зима, 1999 г. Андрей

В дешевой забегаловке на задворках Амстердама, куда Андрей заглянул, чтобы согреться горячим кофе, было тепло и малолюдно. Из шести столиков заняты были только два. За одним сидел неопрятный старик полусумасшедшего вида, он пил какую-то гадость из мутного стакана и разговаривал сам с собой; за вторым примостилась компания дешевых шлюшек, потасканных, не очень чистых и совсем не молодых — в забегаловках подобного уровня полно такого сброда. Можно сказать, только он тут и ошивается. Приличная публика в столь грязные, мрачные, прокуренные, пропахшие дешевым вином и горелыми яйцами заведения не заходит, поэтому появление Андрея в дорогой кожаной куртке, кашемировом шарфе, замшевых перчатках вызвало у немногочисленной публики и толстомясого бармена удивление вкупе с восторгом. «Девочки» тут же подобрались, приосанились, громче обычного захихикали, бармен начал усиленно протирать стойку, будто только сейчас заметил на ней вонючие пивные лужи, ненормальный старик залпом допил свое пойло и пересел на крутящийся табурет, поближе к новому посетителю.

— Что желаете, мсье? — спросил бармен, с первого взгляда определив в Андрее жителя Франции.

— Двойной кофе. Черный. И пятьдесят граммов коньяка. — Андрей с сомнением осмотрел батарею бутылок за спиной толстяка. — Есть более-менее приличный?

— «Хеннесси».

— Давайте.

— Возьмите лучше абсент, мсье, — подал голос старик. А когда Андрей повернул в его сторону голову, причмокнул и закатил глаза. — Тут самый лучший абсент в Амстердаме… Божественный!

Андрей заказал. Когда на стойке материализовался стакан с «божественным» напитком, старик, облизнув губы, уставился на него, словно гипнотизируя. Наверное, надеялся силой взгляда загнать абсент себе в глотку.

— Берите, это вам, — Андрей подтолкнул стакан к скрюченным артритом пальцам старика. — Выпейте за мое здоровье… Только не здесь, а за своим столиком. Я хочу побыть один.

Старик хищно схватил стакан и удалился к себе в угол. Через секунду оттуда донесся его тихий, монотонный голос. Оказалось, он беседует не с самим собой, а со своим «божественным» другом — абсентом.

— Ваш заказ, мсье, — проговорил бармен, поставив перед Андреем две емкости, одну с кофе, вторую с коньяком.

«Хеннесси» оказался поддельным, чего и следовало ожидать, а вот кофе Андрею пришелся по вкусу: крепкий, горячий, чудно пахнущий. Он ополовинил чашку за минуту, обжигаясь и согреваясь одновременно. Оставшееся кофе пил уже медленнее, смакуя. Когда на дне осталась только гуща, к нему подвалила одна из девиц, самая чистая и молодая, но все равно ужасная: размалеванная, худая, желтозубая, с висящими, как два сдутых мяча, грудями…

— Не хочешь развлечься, красавчик? — промурлыкала она, выпустив ему в лицо струйку убойного дыма сигареты «Кэмэл». — Недорого беру…

— Нет.

— Можем втроем, если хочешь. Моя подружка, вон та, красивая блондинка, не против…

— Я сказал, нет.

Девица хотела еще что-то предложить, наверное, бурную оргию в компании всех ее подружек, но бармен рявкнул на нее по-голландски, и она отстала — гавкнув в ответ, удалилась за свой столик, виляя плоской, обтянутой атласом задницей.

— Больше они вас не побеспокоят, — заверил Андрея бармен.

— Спасибо.

— Еще что-нибудь, я смотрю, вы уже выпили кофе?

— Можно еще чашечку?

— Понравился?

— Очень.

— Да… Это я умею… Вот что-что, а кофе варить — это да… Только редко приходится… Посетители у меня, сами видите какие. Им бы виски да абсента, а на хороший кофе денег жалко, если пьют, то дешевую растворимую гадость…

Выдав жалобу, бармен (он же повар, он же вышибала, он же, скорее всего, и хозяин) удалился в подсобку.

Оставшись наконец один, Андрей вытащил из кармана «Ментос», закинул одну таблетку в рот, чтобы отбить ужасный вкус коньяка, перебивающий даже кофейный. Затем из другого кармана выудил помятый дорожный атлас Европы. Разложил его на стойке, разгладил руками. Итак, он в Амстердаме. Вот уже неделю… Только неделю, а уже надоело до чертиков. Куда теперь рвануть? В Брюссель? Берлин? Или дальше — в Варшаву? А может, плюнуть на все и вернуться в Куршевель? Там, по крайней мере, дела не дают ему скучать…

Идея отправиться в путешествие пришла Андрею в голову в одну из бессонных ночей. Он, как всегда, долго ворочался на удобнейшей кровати, часто вставал, чтобы попить, то и дело принимался читать, но никак не мог приманить дрему. Раньше с ним такого не бывало, но как только они с отцом уехали из Абхазии, бессонница стала вечной его спутницей. Вырубался он только после изнуряющих лыжных кроссов да выматывающих сексуальных марафонов. Но нельзя же каждый день гонять по горам и кувыркаться в койке: он и так уже покорил все склоны и всех более-менее привлекательных туристок.

«Я устал. У меня нервы ни к черту. Мне отдых нужен, — пришел к выводу Андрей, вернувшись из очередного похода в уборную. — И не мешало бы сменить обстановку…»

Утром он сообщил отцу, что хочет уехать на некоторое время. На вопрос: «Куда?» — ответил: «Туда», сел в старую семейную «Хонду» и уехал «туда, не знаю, куда».

На границе Франции он купил путеводитель по Европе и ткнул пальцем наугад. Попал в Амстердам.

«Что ж, поедем туда, — решил Андрей. — Я слышал, там сумасшедшая ночная жизнь. А нам, мне и бессоннице, как раз нечем заняться после заката…»

Добравшись до столицы ночных развлечений, Андрей устроился в отличном отеле, выспался днем, а ночью отправился на дискотеку. Пробыв там чуть больше часа, подцепил двух роскошных девочек, с которыми быстренько сговорился продолжить веселье в мотеле (в его пятизвездочной гостинице посетителям не разрешалось оставаться на ночь) и имена которых забыл сразу после пробуждения. Следующей ночью были другие дискотеки и другие девочки. С некоторыми он занимался сексом, не выходя за пределы заведения: то в туалете, то на балконе, а то и просто в уголке. На пятые сутки он понял, что больше не хочет ни тусоваться, ни трахаться — перенасытился. И два следующих дня гулял в одиночестве по Амстердаму. Во время бесцельных прогулок много пил (то кофе, то коньяк, то пиво) и много вспоминал…