Последнее слово - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 58

Из этого обстоятельства следовало также, что теперь уже в обязательном порядке придется искать любые сведения и об этой, и, возможно, о других закладках, о чем давно уже шепчет молва, и не только в архивах НКВД-КГБ-ФСБ, но и среди ветеранов — работников Киевского вокзала, которых и осталось-то в живых за прошедшие шесть десятков лет наверняка единицы. Но их все равно придется всех отыскать и опросить. Не может быть, чтобы хоть кто-нибудь из них не слышал, а то и сам отчасти не принимал участия в минировании вокзала.

Это ж теперь какого колоссального объема работу придется производить! Да еще в спешке. Наверняка чекисты, которые конкретно этим делом занимались, привлекали в помощь людей со стороны, то есть из числа особо доверенных служащих того же вокзала. И в этом, пожалуй, было хоть какое-то утешение и надежда на неожиданную удачу.

Одним словом, хотя работы следственно-оперативной группе Турецкого здорово прибавилось, настроение у Александра Борисовича немного поднялось. Появилась реальная перспектива поиска. Это уже не проверка так называемым методом «тыка».

Несмотря на довольно позднее время, Александр Борисович перезвонил прикрепленному к нему от ФСБ представителю в группе, подполковнику госбезопасности Павлу Лаврентьеву.

— Паша, привет, не разбудил? — шутливо поинтересовался Турецкий.

— На часы посмотри, рано еще, — не вполне уверенным, похоже, сонным голосом отозвался тот, свято блюдя, видимо, главный принцип своей «конторы»: ЧК никогда не спит.

Они уже неоднократно встречались по общим делам, вполне доверительно сотрудничали и в неофициальной обстановке обращались друг к другу просто по имени и на «ты», естественно.

— То-то я слышу, как ты протяжно зеваешь! Ох, смотри, настучу твоему руководству, как ты ответственно помогаешь прокуратуре в раскрытии преступления века! Шучу. Слушай, есть дело. Ты уже в курсе, что на Киевском у нас, кажется, сдвинулось?

— Да, я недавно разговаривал с Георгиевым, так что в курсе. И что?

— Срочно возьми на себя такую заботу. Надо, кровь из носу, отыскать кого-нибудь из ваших бывших, кто имел отношение к закладкам в сорок первом году.

— Объявление, может, дать в газету?

— Если считаешь, что такой финт у тебя получится, валяй, я не возражаю. А если говорить серьезно, то, я думаю, стоит запустить такую идею среди ваших ветеранов. Мол, срочно требуются, и так далее. Вдруг кто-то отыщется, а? И вообще, Паша, пошарь-ка у вас в архиве, может, найдется хотя бы упоминание какое. Чтоб ниточку заиметь, а потом уж мы бы потянули. Как?

— В результате всех разговоров, которые были в прессе после обнаружения взрывчатки в фундаменте гостиницы «Москва», у нас, я знаю, в буквальном смысле, перелопатили, перепахали весь архив. И ни черта не обнаружили. Было, правда, упоминание, что архивные документы особой важности, которые не успели вывезти из столицы в связи с немецким наступлением в октябре сорок первого года, подверглись уничтожению. Москва была уже тогда на осадном положении, сам помнишь.

— Ну да, конечно! Как же не помнить? Я и родился-то в пятьдесят седьмом, а ты — и того позже, памятливый ты мой! А про то, что много всего сожгли, это я тоже читал. Ну и что? Так же не бывает, чтоб не осталось совсем никаких следов.

— У нас, увы, все бывает. Но я еще попробую, займусь обязательно, прямо завтра с утра.

— Давай, если что, переговори со Славкой. Он знает в лицо многих ветеранов по своей, милицейской линии. Не может быть, чтобы в те годы эти люди не пересекались. Одну ж миссию исполняли, одну и работу делали.

— А Грязнов не станет нос задирать? Он же нашу контору, я давно знаю, недолюбливает.

— Ты неправ, Паша. Славка недолюбливает, точнее, вовсе на дух не переносит раздолбаев всех мастей, неважно, из какого они ведомства. В том числе и из вашего. Потому что у вас их, по его твердому убеждению, больше. Вот поэтому, наверное, тебе и кажется, что у него негативное отношение ко всей «конторе». Нет, Паша, только к отдельной ее части. Объяснил?

— Объяснил! — захохотал Лаврентьев. — Ты бы это моему руководству объяснил!

— Кстати о руководстве. Сделай мне одолжение, заскочи в ваш архив и договорись с его начальством о том, чтобы оно выделило мне время для разговора по интересующей нас теме. Оно же всегда жутко занято. Или делает такой вид. И ежели не поставить заранее в известность о визите, будет жутко недовольно. Несмотря на указание верхней инстанции. А мне нужны нормальная беседа и понимание.

— Сделаю, — деловым тоном ответил Павел. — Тебе желательно на какое время?

— На середину дня.

— Нет вопросов.

— Я вот думаю иной раз, как хорошо, что в тебе не сидит это дерьмовое местничество, ущербно-самолюбивое отношение к собственному ведомству…

— Эка загнул!

— И тем не менее. Поэтому лично ты можешь звонить Славке в любое время дня и ночи и по любому вопросу либо с просьбой. И он не обидится и не пошлет подальше.

— Приятно слышать приятное, пан генерал. Задачу уяснил.

— А заодно, чую, и проснулся?

— Ну ты язва, Саня! — снова, уже совсем свежим голосом, захохотал Лаврентьев.

Следующий звонок Турецкий сделал Вячеславу Ивановичу Грязнову. Тот был бодр и абсолютно трезв, хотя Александр Борисович знал, что сегодня, в конце дня, Слава посещал охранно-сыскное агентство «Глория», коему приходился фактическим отцом-основателем и где ребята Дениса Грязнова, племянника Вячеслава и директора этого агентства, как раз сегодня отмечали очередную годовщину своего славного существования.

Почему славного? А просто «глория» с латыни переводится как «слава». Звали и Турецкого, но он был занят на Киевском вокзале. Сперва со взрывотехником, а потом с начальником вокзала Василием Григорьевичем Климовым. Сидел в его кабинете, куда начальник управления кадров приносил «дела» всех служащих, что называется, повзводно, поротно и побатальонно, имеющих отношение к службам этого разветвленного и многопланового, даже многоотраслевого предприятия с многотысячным опять же коллективом.

Постоянно советуясь с Василием Григорьевичем, Турецкий просматривал эти дела, обращая в первую очередь внимание на различные неясности или странности в их биографиях. Прошлые судимости, например. Муторное это дело, фактически бесконечное. Но ряд «личных дел» отложил в сторону и договорился, что конкретно работать с этими людьми будут в дальнейшем его сотрудники.