Последнее слово - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 60

Кстати, Володя Яковлев вчера выполнил задание. Проходя сегодня утром через вокзальные помещения, Турецкий увидел постового милиционера, прохаживающегося в непосредственной близости от места взрыва. Он сердитыми окриками отгонял любопытных, так и норовивших подлезть поближе, под оградительную полосатую ленту, чтобы собственными руками пощупать разлом в стене. Все, видно, уже знали, что здесь была попытка теракта, пресса растрезвонила, телевидение постаралось — гласность же! Кому обломком по голове, а кому — сенсация. Ну и народ!..

Служащие, заходившие со своими проблемами в кабинет начальника вокзала, вероятно, уже знали, что за гость постоянно сидит тут, в сторонке, и упорно листает личные дела сотрудников. Они посматривали на Турецкого с подозрением и даже откровенной опаской, словно ожидали от него крупных неприятностей на свои шеи. И Александр Борисович, изредка бросая на них строгие и «проницательные» взгляды, старался не разочаровывать этих деятелей, прозевавших самый настоящий теракт. И так как слухи о заложенных где-то в глубине вокзала мощнейших зарядах взрывчатки невесть какими путями уже успели просочиться в «трудящиеся массы», то опасение в глазах служащих представлялось Александру Борисовичу вполне оправданным. Они в самом деле оказались на грани масштабной катастрофы, и только случайность спасла многих из них от гибели.

В середине дня, когда в кабинете начальника появился старший следователь Генпрокуратуры Владимир Поремский, Турецкий представил его Климову, сказал, что оставляет «важняка» вместо себя и со всеми вопросами можно обращаться теперь к нему, передал тому документы, а сам отправился в ФСБ. Договорились и о том, что к концу дня в здании дирекции вокзала будет приготовлено помещение, где члены следственно-оперативной комплексной группы, а также привлеченные сотрудники прокуратуры и милиции начнут проводить допросы отдельных служащих вокзала. И делать это будут без шума и лишних разговоров, о чем особо предупредят каждого участника допроса. То есть, другими словами, допросы надо будет провести максимально быстро, чтобы не успели «разойтись круги».

И тут позвонил на «мобильник» Лаврентьев и сказал, что генерал-лейтенант Чистяков Федор Ильич ждет Турецкого, если тому будет угодно, к половине четвертого.

Желания совпадали, и Александр Борисович уехал.

Федор Ильич, несмотря на свои немалые годы, выглядел еще вполне молодцом. Он уже знал из двух источников, зачем к нему едет помощник генерального прокурора.

Вообще эта история со «Ста объектами» уже порядочно «намозолила» ему уши. Сперва долбило собственное руководство, требуя немедленно, экстренно, сию минуту представить полный отчет об операции, о проведении которой никто давно уже не помнил, а то и просто не знал. Нет, некоторые слухи «имели место быть», но именно как слухи, так и не получившие реального, фактического подтверждения. Однако Федор Ильич, как человек обязательный, приказал «перелопатить» архивные документы соответствующего периода, однако, несмотря на все старания, никакого даже упоминания об этом факте обнаружить не удалось. Повторная попытка, которую предпринял Чистяков, уже больше для успокоения собственной совести, тоже ничего не добавила. Могло показаться странным, что столь важное событие, как минирование, по существу, ста крупнейших объектов столицы ввиду приближающегося врага, не оставило после себя никаких документальных следов. Этого не могло быть в принципе, но это было, вот в чем заключался парадокс.

И вот теперь снова возник интерес, кстати говоря, вполне понятный, особенно на фоне недавнего взрыва на Киевском вокзале. Успели раструбить газеты и телевидение, да еще со ссылками на зарубежные источники. Естественно, что и собственная служба забеспокоилась, и Генеральная прокуратура, и милиция. Теперь вообще покоя не дадут.

По этой причине он и Турецкого встретил настороженно, будто ожидая от него какого-нибудь обязательного подвоха. И эту настороженность Александр Борисович заметил.

Он ехал сюда не ссориться, не внушать что-то и доказывать, ибо прекрасно понимал, что команда «сохранить» и команда «уничтожить», отданные по любому, без исключения, ведомству, а также обязательные к неукоснительному и немедленному исполнению, на самом деле равнозначными никогда не являлись. А всему виной обыкновенное разгильдяйство. Зачем, например, было уничтожать частично вывезенные некоторые документы, касавшиеся «Ста объектов», уже в Куйбышеве? Чтобы вовсе не оставить никаких следов? Значит, уверенность, что столицу отдадут врагу, была полной, стопроцентной? И почему позже, когда фашистов отогнали далеко от Москвы, не вернулись к этой проблеме? Или жизнь на бочках с порохом придавала кое-кому особую остроту и пикантность? Тут много непонятного. Что-то, похоже, НКВД напортачил и в дальнейшем тщательно заметал следы.

Вот, собственно, об этом и хотел поговорить Турецкий с Чистяковым, надеясь, что беседа получится доверительной и обстоятельной. Для этого он и пустил впереди себя Пашу Лаврентьева, у которого со стариком, давно уже собирающимся на пенсию, были почти дружеские отношения. Сам Паша однажды похвастался на свою голову: мол, если тебе что-нибудь, Саня, потребуется в архиве, ты только свистни. Посмотрим теперь, сказал себе Александр Борисович, увидев не слишком приветливое лицо начальника, двухзвездного седого генерала, что даст мой свисток.

Чистяков предпочел сперва выслушать просьбу Генеральной прокуратуры, а затем коротко ответить уже заранее заготовленной фразой о полной невозможности решить данный вопрос положительно ввиду очевидных объективных обстоятельств, к которым он, Чистяков, лично не имел никакого отношения.

Турецкий ждал этого. Но по дороге сюда, а возможно, и еще раньше, прикидывая, где и каким образом можно было бы обнаружить хоть какое-то упоминание об исполнителях приказа Комитета Обороны, он нашел несколько, как ему показалось, нетривиальных ходов. И вот теперь он хотел обсудить свои соображения с Чистяковым, потому что от его понимания зависело многое.