Смертельный лабиринт - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 31

Последнее, о чем она его спросила, имея в виду связанное с его работой, прозвучало так:

– Сереж, скажи честно! А тебе самому разве не хотелось бы получить этот приз?

Он усмехнулся, пожал плечами:

– А мне его никогда и не дадут. Надо ж смотреть на вещи реально.

– Нет, ну а если бы?

– Терпеть не могу сослагательного наклонения... Смотри, наше с тобой время бесцельно и бездарно уходит!

И он протянул к ней руки.

Как и говорил вечером Сергей Никитович, с утра его, буквально с ходу оторвав от материалов дела, которое он понемногу приводил в соответствующий вид, вызвал Прохор Петрович:

– Не сильно занят? – Прокурор слыл справедливым и тактичным человеком, без дела не отвлекал. – Зайди.

– Материалы взять?

– Ну-у?.. – словно раздумывая, медленно протянул прокурор. – Ладно, захвати, посмотрим...

Войдя в приемную с тощенькой папкой, Климов взглянул первым делом на Татьяну Ивановну, всеопытнейшую секретаршу прокурора. Эта пожилая женщина, работавшая еще при прежнем прокуроре, знала все. Или почти. И ей не задавали вопросов.

Она подняла к нему голову от клавиатуры компьютера. Климов изобразил на лице вопрос. Не отвечая, она показала указательным пальцем в потолок и снова опустила голову к клавиатуре. Диалог был более чем понятен. Звонили сверху, Прохор недоволен, оттого и так вежлив.

«Значит, вчерашний скорбный день, как назвала его Маринка, еще не закончился... – подумал Климов, открывая дверь прокурорского кабинета. – Или он плавно перетек в сегодня, чтобы уже никогда не кончаться, что ли?»

Прохор Петрович не приподнялся, руки, как обычно, не пожал, а молча оторвал, подобно своей секретарше, лицо от кипы документов в папке и указал пальцем на лежащую сбоку на столе газету «Известия». Посмотрел вопросительно.

– Еще не читал, – поняв вопрос, ответил Климов.

– Читай. – Прокурор кивнул и углубился в свои бумаги.

В принципе Климов уже знал, о чем речь в этом «Открытом письме» и в каких выражениях высказываются претензии. Но все же было интересно, насколько мог ошибиться. Оказалось, что самую малость. И это почему-то обрадовало. Но другое – огорчило. Четвертой по списку стояла фамилия Марины, а за ней – еще полтора десятка. Но те совершенно не интересовали Сергея Никитовича. И хотя он вчера сам снял с повестки дня вопрос ее участия, в душе шевельнулась обида – маленькая такая, как у обиженного птенчика. И тем она была болезненней. Ну ничего не мог с собой поделать Климов, знал, понимал, оправдывал, и тем не менее. Ладно, это тоже – не главное. А главное теперь то, какое решение уже принято. В том, что оно принято, он не сомневался ни минуты. Ну и что? Разве на этом кончается жизнь? Другое дело, в какой форме ему будет предложено передать материалы. И – кому? Могут ведь самим этим фактом оскорбить, унизить, а могут... даже и поощрить... по-своему...

– Ну? – спросил, не поднимая головы, прокурор, словно затылком видел, что Климов прочитал и теперь думает.

– Хотите знать мое мнение?

– А что, есть еще кто-то?

– Обычная история, Прохор Петрович. Я даже предполагал, что так и случится, когда вы назначили меня. То, что понятно нам и даже не вызывает сомнений, никогда не объяснить обывателю. Тот всегда прав. Как в гастрономе. И ветчина – всегда второй свежести, и продавец – зажравшийся хам.

– Осетрина, – сказал прокурор.

– При чем здесь осетрина? – не понял Климов.

– Книжки читать иногда надо, – отрезал прокурор.

– А-а, вы имеете в виду Булгакова?.. Верно, у него осетрина. Но разницы никакой. Я захватил, как вы велели, то, что наработано. Могу полный отчет представить. Раскрыть все рабочие версии. Расследование продвигается, есть новые соображения. После вчерашних бесед с родственниками.

– Что-нибудь конкретное?

– С одной стороны. А с другой – нуждается в тщательной проверке. Не в Москве, в Нижнем.

– А чего не работаешь? – Прокурор уже требовательным взглядом уставился на следователя. – А-а-а... Ну да... Прочитал, значит? Не нравится?

– Мне другое не нравится. Не письмо. У нас – демократия, каждый имеет право высказать свое конкретное мнение, даже собравшись с коллегами за общим столом. А не нравится то, что из-за этого их совершенно дурацкого приза может начаться свистопляска. А работать-то все равно придется нам. В смысле тому, кому будет поручено. Я готов передать дело.

– А чего так торопишься? Не уверен? Или надоело? Сам же говоришь, что версий хватает? Кто их станет отрабатывать? Ишь умненькие все стали! На тебе, боже...

– Я не отказываюсь. Но практика показывает...

– Мало что она показывает! – сердито выкрикнул прокурор. – А благодарить нас пока не за что. И это – правда. И нечего отмахиваться. Бригаду создал?

– Был в МУРе, мне выделили оперативный состав. Сложно с агентурой, но ребята обещали постараться. Да и времени-то ушло – всего ничего! Праздники же, будь они неладны! Это мы пашем, а народ, он гуляет и никак не может опомниться от своего счастья. Надо ж было придумать вескую причину, чтоб заставить людей пить так долго!

– Ну не все же... Был звонок.

– Понятно.

– Чего тебе понятно? Там тоже не олухи сидят. И не твои обыватели. Вот им все понятно. И поэтому принято решение... Чтоб снять ажиотаж, вся твоя бригада, кто у тебя там есть, войдет в подчинение Александру Борисовичу Турецкому. Слышал о нем?

– Даже видел. Однажды.

– Нормальный мужик. Я с ним разговаривал, он ведь старший помощник генерального сейчас. Недавно, – прокурор кивнул на телефонный аппарат, – сам позвонил, интересовался, как движется расследование. Я сказал, что работаем. У тебя есть о чем докладывать? Или одни предположения?

– Есть то, чего, по моему убеждению, уже не надо делать, не терять время. Круг версий сужается.

– Очень хорошо, – даже как будто обрадовался Прохор Петрович, – просто отлично! Я обещал перезвонить ему... Ты знаешь, одно время, я помню, когда он в «важняках» бегал, еще тут, у нас, его звали «мастером версий». И не просто так, а за дело. Очень у него в этом смысле хваткий ум был. Не знаю, сохранил ли? Так вот вам и карты в руки. Приготовься, наверное, с этими материалами и поедешь на Большую Дмитровку докладывать. А я влезать в это дело уже не буду, даже и смотреть не стану, нам двух «мастеров» – во как! – Прокурор провел указательным пальцем себе по шее. – И – все! С Богом. Сиди у себя, я ему дам твой номер.

Направляясь к себе в кабинет, Климов как-то отстраненно подумал, что его предсказания сбываются по всем параметрам. Правда, о Турецком он не думал, а это был далеко не самый худший вариант. Правда это или врут, но Климов определенно слышал, и даже не раз, что у Турецкого нет вообще ни одного незавершенного производством дела. За все его годы работы в прокуратуре. Так просто не бывает. Но ведь есть же! Хотя говорили, что многие его дела, особенно в лихие девяностые годы, в первую их половину, ему не давали доводить до суда – слишком большие шишки светились. Их легче иной раз было вообще убрать, чем выводить на суд. Но тут вины следователя уже никакой – конъюнктура!

Поэтому, если Турецкий действительно возьмется за это дело, результат – хотелось верить – будет обязательно. Да с ним и не грех поработать. И вообще, говорили, что мужик он – свой, не наглеет, на чужом горбу не катается, а ношу тянет наравне со всеми. Зато возможностей у него куда больше! Тут того не допросишься, этого, а старшему помощнику генерального прокурора кто посмеет отказать?

Нет, такой вариант совсем не плох, окончательно решил Климов и пошел готовиться уже к детальному разбору каждой выдвинутой им самим версии.

А телефонный звонок не замедлил последовать.

– Климов? Привет. Турецкий. Вы занимаетесь делом Морозова?

– Да, я, здравствуйте. Меня предупредили. Будете смотреть, Александр Борисович?

– Обязательно. У вас транспорт имеется? Или прислать машинку?