Изысканный труп - Брайт Поппи. Страница 43

– Прекрасно. – Люк снова попытался успокоиться. – Спасибо за информацию.

– О, всегда рад услужить. Можно подумать, что меня никто и не вынуждал.

– Извини, если сделал тебе больно. Но на самом деле ты сам хотел все рассказать.

– Это так очевидно?

– Да.

– Тогда почему ты не видишь...

– Чего?

– Ты сделаешь кое-что для меня? В благодарность за сведения?

– Чего ты хочешь?

Сорен чуть ли не прошептал:

– Поехали ко мне.

Люк ушам не верил. Он и не подозревал, что нравится Сорену. Он не думал, что вообще кому-либо может нравиться в нынешнем облике: изнуренный, исхудалый, уродливый.

– Я знаю, что я не в твоем вкусе, – продолжил Сорен, не услышав ответа. – То есть... у меня от природы каштановые волосы, но я так долго крашу их в белый, что меня уже считают арийцем.

Люк не смог сдержать улыбки. Сорен тоже робко улыбнулся ему и взял Люка за руку. На его запястье остались глубокие красные следы. Люк коснулся их нежно, притянул к своим губам, поцеловал костяшки, ладонь, кончики пальцев.

– Поехали, – сказал он.

У Сорена дрожали руки, когда он поворачивал ключ. Люк решил, что у бедняги выдался нелегкий денек. Да и не у него одного, если подумать.

Они мало говорили по пути обратно в Новый Орлеан, однако это была приятная поездка. Закат купал их в теплых лучах, озаряя болото. Люк задремал и проснулся с напряженным членом, думая о Тране, но тут вспомнил, что рядом с ним Сорен. Он поднялся и посмотрел в окно. Они как раз подъезжали к дому Сорена в Байуотер – обшарпанном богемном районе.

Сорен полез к нему сразу же, как они оказались в доме.

– Ко мне давно никто не прикасался, – объяснил он, тяжело дыша, – но я мечтал о тебе и никогда не думал, что ты согласишься, и... о боже, Люк, как ты меня заводишь...

Удивительно, как иногда получается. Но даже поражаясь печальной иронии происходящего, Люк исследовал языком рот Сорена и гладил руками ягодицы.

Просторная комната была успокаивающих тонов: белого, бежевого, серого. Они рухнули на огромную перьевую постель и занимались любовью три часа: сначала с любопытством, затем с нежностью, потом со страстью. Люк боялся, что знание о связи Трана с Джеем испортит ему все удовольствие. К счастью, он ошибся. Сорен был мастер расчетливой пассивности, он предавался насилию в сотне разных поз, выражал свое удовольствие в неприличных тонких фразах и длинных гортанных стонах. Было очень весело, и по настоянию Сорена они предохранялись, поскольку никто не знал последствий повторного заражения.

Наконец дыхание Сорена стало глубже, тело расслабилось, и он заснул. Люк выбрался из постели и молча пошел в гостиную, там на безупречном столике Для кофе лежал беспроводной телефон. Он набрал справочную, нацарапал номер на тыльной стороне ладони, набрал его. В трубке послышался угрюмый мужской голос. На заднем фоне шла некая вечеринка или пьяная гулянка. В отеле никто с именем Тран не останавливался.

Он ничуть не удивился, что родители Трана выставили из дома своего первенца. Естественный итог трехгодичной лжи и жизни за их счет. Как и другие знакомые Люку дети Востока, Тран пытался одновременно сохранять фасад пристойности перед матерью с отцом и вести разгульное существование ненасытного гея. Люк не в первый раз наблюдал подобную ситуацию и не единожды принимал в ней непосредственное участие.

Тран либо поселился в отеле под вымышленным именем, либо уже был у новой пассии. Как только Люк обдумал второй вариант, ему стало не до размышлений над первым.

Он оделся и вышел из дома Сорена. Был одиннадцатый час, а это не лучшее время, чтобы в одиночку разгуливать по Байуотеру. Однако на Люке была кожаная куртка, в сапоге лежал нож, и все это дополнял пустой горящий взгляд. Его никто не трогал. До Французского квартала всего пару миль, а там его ожидают Тран с Джеем, сами того не подозревая.

13

Как только Эндрю позволил ему подняться с постели, Джей начал паковать тело Пташки. Он не хотел держать заразу в доме или в рабском бараке. Это было очень дурным знаком, срочной телеграммой из вселенной, предупреждением, что мир устроен не так, как он верил; возможно, даже совсем иначе, чем он мог себе представить. Если он неправильно прочел послание, то, к счастью, рядом был Эндрю, чтобы помочь.

Пташка, видимо, умер от шока или от потери крови. Его лицо стало белым, дряблым, лишенным всякой живости. Джей поднял труп с кровати и положил в мешки для мусора, завязал, перемотал длинной липкой лентой. Когда он закончил, Пташка был туго упакован в несколько слоев тяжелого черного полиэтилена. Неотесанная глыба казалась слишком маленькой для человека. Джей запихнул его в байковую армейскую сумку, которую купил в магазине всякой всячины на Декантур-стрит с определенной целью. Она была достаточно объемной, чтобы вместить двух Пташек.

Эндрю валялся на пропитанных кровью простынях, снисходительно наблюдая за процессом.

– Хочешь прокатиться на болото? – спросил его Джей.

– Не знал, что у тебя есть машина.

– У меня и нет. То есть я ею почти не пользуюсь. Но купил на всякий случай.

– Неплохая штука – богатая жизнь. Джей пожал плечами:

– Она дает свободу, чтобы уделять время моим пристрастиям. Вот и все.

– Не могу не согласиться!

Джей вывел машину из гаража, повернул обратно на Ройял-стрит, чтоб забрать Эндрю с Пташкой, и направился на запад по шестьдесят первой трассе Эрлайн-хайвей. Обшарпанные дешевые лавки и мотели сменились свалкой автомобилей, заброшенными лачугами, подбирающейся болотной тьмой. Трасса шестьдесят один шла по узкой полосе грязи между озером и рекой Миссисипи. Земля здесь была мягкая, мокрая, заросшая, малонаселенная. Они пересекли весь приход Святого Чарльза и въехали на территорию Святого Иоанна Крестителя – сельскую местность, усыпанную ядовитыми промышленными отбросами. Ночное пространство освещалось только редкими отдаленными вспышками с нефтеперерабатывающей фабрики.

На расстоянии сорока миль от Нового Орлеана Джей свернул с трассы, взяв курс на север по асфальтовой трассе, затем перешел на посыпанную гравием дорогу. Трясясь в машине, добрался до запертых ворот в ограждении из проволочной сетки, которое уходило далеко в заросли кустарника. К стальной петле был привинчен ярко-оранжевый знак с надписью «Частное владение. Вход воспрещен».

Джей вышел из машины и отпер ворота. Проехал внутрь, затем снова вышел запереть их за собой. Посыпанная гравием дорога вела вдоль низких деревьев, а вдалеке виднелось безликое здание из гофрированного металла.

– Тайное местечко для бегства? – спросил Эндрю.

– Что-то вроде того.

Они достали свою тяжелую ношу из багажника и поднесли к зданию. У Джея был ключ к двери без надписей. Ступив внутрь, он коснулся выключателя на стене. Загудел генератор, и, загораясь, замигали длинные лампы дневного света на потолке.

Кругом валялись груды стружки, в стальных и пластмассовых цистернах плескались химические отходы десятилетней давности. Долгие годы управляющие из «Бирн металз энд кемикалз» платили различным бригадам «экспертов по устранению вредных веществ», чтобы они увозили эти цистерны, платили ничтожную цену и с молитвой облегчения провожали взглядом грузовики по извилистой болотной дороге. Никто понятия не имел, что потом происходит с цистернами, да этого и не требовалось.

Но то были старые добрые времена, давно канувшие в прошлое. Теперь не осталось смысла платить даже «экспертам», куда удобней просто ставить их на заброшенном складе типа этого. Когда склад переполняется, всегда рядом есть болото.

Джей рассказывал все это по дороге, а Эндрю молчал, вероятно, усыпленный ядовитыми испарениями, витающими над здешним местом. Джей поставил мешок вертикально, затем вынул из кармана резак и распорол черный полиэтилен. Взяв на полке отвертку, монтировку и пару перчаток по локоть, снял крышку с голубой бочки в пятьдесят галлонов. Воздух наполнил ядовитый запах химии и гнили. Надев вторую пару перчаток, Эндрю помог Джею опустить голый труп в бочку.