Братик - Kramlyn Jascherka K.. Страница 13

Острое. Страшное, если наступить на него босой ногой.

Когда он улыбается, мне хочется встать перед ним на колени и возопить «Глори алиллуйя!»

Когда он улыбается, мне хочется ударить его.

Видимо, это и есть то, что люди называют…

Новый год. Встречал его с моими дружками. Шурку не взял.

Хватит с него подарка. Сержусь.

В компании нажрались в полную усрачку. Это просто злой рок, но я правда легко пьянею и совсем соображать перестаю. Сразу.

Поэтому, наверно, я сегодня так зол.

Погано мне. Надоело все.

Домой хочу.

Ну вот, осталось совсем немного.

Последний рывок - и у меня в руках чистые деньги.

Только б не сглазить.

Ездили по нашим делам в Москву. Все серьезно так, пристойно, цивильно. Баня, герлы смазливые. Смотрел я, как они изгаляются, извиваются, сиськами-ляжками своими трясут, но так и не смог понять, как такое можно хотеть? Думал даже попробовать с одной из них, которая хихикала не так противно.

Да и зол я, честно говоря, на Шурку за все его последние выходки. Не знаю, разрядки что ли какой-то захотелось.

Выплеска, но… не могу. Не хочу я ее… ни одну из них не хочу.

Не хочу.

Нет, я что ли виноват, что работаю как проклятый? Что не могу во всем на моих товарищей положиться? Нет у меня к ним такого доверия. Нет! Понимаешь?

Он, похоже, не понимает. Давненько я не видел Шурка таким обиженным.

Глаза злые, сухие, красные. Молчит, губы сжаты, как у пластмассовой куклы. Пока я распинался, взял свою подушку с кровати и перебросил ее на кресло. Вытащил из шкафа второе одеяло. Мол на диване буду спать, с тобой не лягу.

Черт! Ну я же не специально.

Нельзя же так все выворачивать, будто я нарочно забыл про его день рожденья.

Пришлось бежать вниз за тортом. В «Продуктах» в соседнем доме его любимой «Праги» не было, продавали только «Медовик». Вот уж редкая гадость… И тем не менее, я чуть было не купил, в последний момент передумал. Рванул на улицу Ленина в гастроном. Хорошо он теперь до 22.00 работает. Там, правда, «Праги» тоже не оказалось. Зато купил ему «Трюфель». Я же в тортах ни хрена не понимаю, но этот показался мне по виду вполне. И продавщица, Тамарка (в параллельном классе она со мной училась), очень советовала. Дорогой, правда, собака, ну да хрен с ним, ерунда.

Когда влетел обратно домой, самодеятельность с дивана была уже убрана, а Шурка ждал меня на скамеечке в прихожей. Еще, кажется, даже не успев разглядеть в моей руке торт, вскочил, бросился ко мне, прижался к груди.

– Прости, Шур, - шепнул я ему в волосы, обнимая братяньку одной рукой. - Я перед тобой виноват. Но ты прости меня, Шурок. С днем рожденья тебя!

Он поднял на меня мокрое лицо, лишь на мгновение глянул мне в глаза и окончательно разревелся.

– Я испугался… испугался, что ты ушел… на совсем. Ты так убежал, Стася. Я испугался…

Позабыв о торте и не переставая одной рукой обнимать Шурку, я кое-как вытряхнулся из куртки, спинал с себя ботинки и увлек своего Засморкашку в комнату. Там усадил его на кровать, сам опустился перед ним на корточки, сжал в ладонях холодные маленькие ручки.

– Шурка, я знаю, что ты сердишься. Знаю, тебе кажется, я тебя совсем забыл, но, я тебе обещаю, это скоро закончится. Еще пару месяцев, и мы сможем с тобой ни в чем себе не отказывать. Я нас с тобой, считай, на много лет обеспечу и такую базу нам создам на будущее, ты поверь мне. Я тебя в любой институт после школы пропихнуть смогу. В какой захочешь! Помнишь, ты говорил, что юристом хочешь быть? Будешь юристом. Ну, не плачь так. Что, не хочешь? Не хочешь братку своего потом из тюрьмы вытаскивать? Боже! Да, тише ты. Тише, я же шучу. Я же не всерьез. Юристом, врачом, поэтом - мне ж без разницы. Я тебе все куплю!

– С тобой, - пролепетал Шурка, протягивая ко мне обе руки и за голову привлекая меня к своему животу.

– Хорошо, понял, - мягко посмеялся я из теплой близости его тела. - Закончу с делами, буду полностью в твоем распоряжении. 

– Обещаешь? - теперь он смотрел мне в глаза, требовательно, жадно.

– Обещаю.

– Правда?

– Правда.

– Серьезно?

– Серьезнее некуда. Хватит, Шур. Все.

Трескотня будильника пинком выкинула меня из сна, Шуркиных объятий и кровати.

Я его теперь со школой не трахаю. В смысле, когда хочет, тогда пускай и ходит. Уже взрослый мальчик, и мозги на месте - в состоянии сам решить, когда надо ходить, а когда и забить можно.

На кухне отвратительно свежий уже с утра Саха поглощал «Трюфель».

– Не налегай так активно, - мрачно сообщил ему я. - Фигуру испортишь.

– А тебя это каким боком заботит? - явно наслаждаясь моим состоянием утреннего мрака ухмыльнулся он. - У меня работа нервная, я легко худею.

– Твое счастье, - я поднял с плиты кофеварку (Саха всегда сам варит себе кофе: он растворимого не признает), глотнул со дна ядреную темную муть.

– Когда закончишь там извращаться, - в спину мне заявил Саха, - изволь обратить свое высокое внимание на присутствующих здесь смертных.

Повернувшись я угрюмо уставился на него заплывшими от несправедливо рано оборванного сна глазами.

– Ну?

– Через две недели мы с Аней уезжаем в Турцию. Отдыхать, - невозмутимо сообщил он мне. - На двадцать дней.

Сначала я даже онемел в прекрасном праведном гневе. Только через пару минут тяжелой паузы нашел в себе силу выдавить сквозь залепивший гортань комок ненависти:

– Ах ты ж сволочь!

Он равнодушно передернул острыми надменными плечами.

– Моя часть работы в общем проекте все равно уже сделана. Останусь я здесь или уеду - для вас от этого мало что измениться.

– Ага, конечно, - я поспешил охладиться, нырнув в недра холодильника за колбасой. - Только если мы погорим, ты у нас один выйдешь сухим из воды.

– Завидуй молча, - Саха был пуленепробиваем.

Что ж, мы не рыбы, рыбы не мы. Не силком же его здесь держать.

Придется видимо уступить.

Тем более, что до завершения проекта осталось совсем немного.