Цвет крови – серый - Брайт Владимир. Страница 37

Страх и напряжение ушли из взгляда старого друга. В его потухших глазах снова зажегся огонь, порожденный ненавистью, и я понял – жизнь еще не ушла из этого молодого, полного сил тела. Она просто застыла на некоторое время на самом краю пропасти, не зная – качнуться ли назад, чтобы упасть в спасительные объятия тьмы, или же сделать над собой неимоверное усилие, шагнув вперед.

Любовь и ненависть – движущие силы мира. То, что в зависимости от обстоятельств делает нас сильными или слабыми, глупыми или мудрыми, живыми или мертвыми. То, без чего вообще невозможно представить себе эту вселенную.

Остатки любви растоптали копыта тяжеловооруженной конницы и смыли из наших душ грязным кровавым дождем равнодушные ко всему небеса, но ненависть... Она обняла нас за плечи, легко подтолкнув вперед – подальше от ненасытного чрева безумия, которое было ошибочно принято нами за смерть.

– Кроме тебя и меня, никого нет. Все, кто остался, ранены и вряд ли смогут помочь. Есть еще Карт, у которого пара легких царапин, но после того, как старший брат заслонил его собственным телом, у парня не все в порядке с головой. Если к утру не очнется – все. – Свен обреченно махнул рукой, давая понять, что не слишком-то верит, что Карт придет в чувство.

Взмах был слишком резкий, поэтому забытая на время боль снова вернулась. Лицо Свена свело судорогой, но, несколько раз помотав головой из стороны в сторону, как будто приходя в себя после удара, он наконец справился с болью.

– Серьезная рана? – кивнул я в сторону обмотанной тряпкой руки.

– С какой стороны посмотреть, – невесело усмехнулся Свен, и в этом ответе мелькнула слабая тень старого друга. – Срезало три пальца на левой руке. Не очень приятно, но жить можно...

– Много крови потерял?

– Нет... – Он понял истинную подоплеку этого вопроса, которая заключалась в том, сможет ли раненый стать полноправным участником предстоящей операции. – У меня оставалась щепотка порошка, останавливающего кровь. Как только пришел в чувство, сразу и обработал рану.

– Хорошо, – кивнул я, не вполне уверенный, что он не солгал – тряпица, намотанная на кисть, была обильно пропитана кровью.

Но мне все равно нужен был помощник, чтобы исполнить задуманное, поэтому я счел за лучшее поверить в то, во что мы оба искренне хотели верить.

– Какой у тебя план? – Как только не осталось никаких неясностей, Свен сразу же перешел к делу.

– Мы воспользуемся луком.

– В такой непроглядной тьме ты не попадешь в цель даже с десяти шагов, – начал было он, но я его оборвал нетерпеливым взмахом руки:

– С некоторых пор для меня не существует смены дня и ночи, а есть только вечные сумерки. Так что с этим проблем не будет.

Если Свен и удивился, то не подал вида. Много необъяснимых вещей произошло со всеми нами за последнее время, поэтому одной загадкой больше, одной меньше – особой роли уже не играло.

Главная трудность состоит даже не в том, как подобраться на расстояние выстрела, пройдя все патрули и заслоны имуров, а в том, как выманить Тиссена из шатра. Мы не можем тягаться с имурами ни в силе, ни в скорости, ни в быстроте реакции, поэтому...

– Поэтому, – закончил предложение Свен, – мы спокойно, ни от кого не скрываясь, пройдем в лагерь, минуем все патрули, а затем... – Он на секунду замешкался, после чего продолжил: – Затем сориентируемся по ситуации.

– Не слишком блестящий план.

– Какой есть. Другого у меня пока нет.

Я тоже не слишком-то ясно представлял, каким образом нам удастся выманить Тиссена на линию огня, но одно знал точно – я не успокоюсь, пока не рассчитаюсь с генералом, из-за которого пали все мои люди. И то, что имуры наверняка не дадут нам уйти, не имело ровным счетом никакого значения. Та ничтожная кучка людей, что осталась от тысячи лучников, вряд ли теперь представляла интерес для армий Хаоса. А те, кто не нужен Хаосу, обычно долго не живут. Тем более если речь идет о выходцах из лагеря светлых рас. Никто не будет особо переживать, если какие-нибудь обезумевшие от жажды крови орки сломают шеи нескольким раненым людям, формально являющимся их союзниками. Во время этой войны происходили вещи и пострашнее, так что вряд ли кто-нибудь станет обращать внимание на подобные мелочи.

Скорее всего, это наша последняя ночь, и оборвется она часом раньше или позже, лично для меня не играло особой роли. Свен тоже понимал это, но жизнь лучников племени Сави кончилась еще в тот день, когда в долину пришел экспедиционный корпус имуров. Только тогда мы об этом не знали, а сейчас...

Все, что нам оставалось, – раздать неоплаченные долги и раствориться в жерле огнедышащего вулкана войны.

– Ладно, пойдем прямо сейчас, – сказал я, вставая. – Чем больше думаем, тем больше сомневаемся. А нам не нужны сомнения. Особенно этой ночью.

– Да, не нужны, – согласился Свен, здоровой рукой поправляя пояс, на котором кроме небольшого меча крепился ряд метательных ножей, а также нашлось место и для небольшой кожаной сумки, в которой охотник хранил много полезных вещей.

Мы еще не успели отойти от костра, как вдруг вспомнив нечто по-настоящему важное, я резко остановился.

– Что? – В вопросе Свена проскальзывало нетерпение гончей, взявшей след.

– Помнишь детство? Тот день, когда мы впервые пошли на охоту, гордо сжимая в руках свои полуигрушечные луки?

– Никто никогда не может забыть первое охоты, – кивнул он, не понимая, с какой стати вдруг ударился в детские воспоминания в этот, мягко говоря, не слишком-то подходящий момент.

– День клонился к закату, не принеся ничего, кроме разочарования. Мы почти отчаялись и готовы были скорее умереть, чем возвратиться домой с пустыми руками.

– Да, было дело...

– И вот когда солнце уже почти село, а сумерки были готовы смениться ночью, я вдруг сказал, что у нас будет добыча. Ты горько рассмеялся, решив, что я пытаюсь успокоить себя и тебя, но это было не так. Я точно знал, что нам повезет. Это было чудом, или откровением свыше, или чем-то еще, не важно...

– И нам действительно тогда повезло, – подтвердил Свен, начиная догадываться, к чему я клоню.

– Сегодня нам тоже повезет, – торжественно, почти как клятву, произнес я, глядя в глаза старого друга. – Что бы ни случилось и как бы ни сложились обстоятельства, знай: Тиссену не пережить эту ночь. Кто-то из нас может не дожить до момента истины, но это ничего не изменит. Генерал все еще двигается, думает, дышит, даже, может быть, строит планы на завтрашний день, но он уже мертв... Это говорю даже не я – взрослый человек, потерявший нечто большее, чем просто осколок души, а тот ребенок, который однажды заставил нас обоих поверить в чудо.

На мгновение мне даже почудилось, что время повернуло вспять и двое мальчишек не выросли, став мужчинами, а так до сих пор и не вернулись со своей первой охоты, но это мимолетное ощущение быстро развеялось.

– Я верю тебе. – Здоровая рука Свена чуть сжала мой локоть. – И тогда верил, и продолжаю сейчас. Пойдем, – он нетерпеливо увлек меня за собой, – и сделаем то, что должны. Пускай даже это будет наша последняя охота. Но мы все равно не вернемся с нее без добычи. Иначе все те, кто сегодня погиб, – он кивком указал на небо, – нас не поймут.

Добавить к сказанному было нечего, поэтому мы повернулись и молча двинулись по направлению к месту стоянки имуров.

Генерал Тиссен был обречен, но даже не подозревал об этом. А двое взрослых мужчин, словно слепые щенки, мягко подталкиваемые в спину чувством праведной мести, шли в неприятельский лагерь, чтобы исполнить свой долг. Они полагали, что в предстоящей драме им отведена роль охотников, выслеживающих добычу, но ошибались.

На перекрестке судьбы сходятся и расходятся все земные пути. Именно здесь дороги людей пересеклись с воплощением древнего Зла. Которое вырвавшись из оков своей вечной тюрьмы, спустилось на землю не для забавы и уж тем более не ради охоты, а исключительно во имя того, чтобы устроить здесь бойню. Резню, одно упоминание о которой будет приводить в трепет все последующие поколения. И, забегая немного вперед, скажу: Зло блестяще справилось с этой задачей. Эта ночь запомнилась смертным надолго.