О египетских мистериях - Автор неизвестен. Страница 4

____________________

* Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 76. 12

подавить-ибо в данном случае скорее подобает испугаться, как всякому, оказавшемуся вдруг над бездной небытия. Ведь марксизм, квинтэссенция новоевропейской мысли, лишь довел до абсурда давно высказанные претензии на особенное положение сознания -внешнее, превышающее бытие, или стоящее ниже его. Есть от чего прийти в благоговейный ужас: оказывается я, микрокосм,- это: отдельная реальность, находящаяся в небытии (!) и обозревающая бытие извне. Я или равно единому Богу монотеизма, или вообще ничто. Здравый смысл яростно противится подобным воззрениям: для него очевидно, что существуют мои эмоции, чувства, ощущения, мысли и т. п., существую, стало быть, и я как личность, как душа и ум, и в той же мере существует и окружающее меня. Бытие, по крайней мере, нераздельно-вот о чем говорит наш собственный жизненный опыт, и стоит попытаться определить его, не входя в явные противоречия с последним и не погружаясь в небытие; именно этим и занималась эллинская философия, и в этом ее, на наш взгляд, основное отличие от новоевропейской мысли, по крайней мере в ее стержневом, захватывающем умы даже простых людей, развитии.

Итак, рассмотрение эллинских учений о бытии мы начнем с предлагаемого Платоном в диалоге «Софист» (242Ь-250е) анализа тех воззрений, которые существовали в его время. Такими воззрениями, если их суммировать, были следующие: бытие есть многое; бытие есть единое; бытие есть телесное; бытие есть постоянное и самотождественное. Те, кто формулировал бытие как многое, производили его из двух или нескольких начал с участием бытия самого по себе или без такового. В первом случае ясно, что никаких начал нет, поскольку им несвойственно бытие, а во втором – коль скоро каждое из начал обладает

бытием, то оно из единого понятия становится множественным и в то же время несоставным, что явно абсурдно. Парменид же, который утверждал, что бытие едино, должен был столкнуться с той трудностью, что использование в данном случае двух понятий -бытия и единого -приводит к исчезновению либо бытия, либо единого *. Те, кто утверждает, что бытие телесно, по сути дела пытаются приписать телесность не только душе (как это позднее сделали стоики и эпикурейцы), но и всем отвлеченным понятиям- красоте, благу и т. п.; последние же с очевидностью существуют, но связать их с каким бы то ни было телом невозможно. Далее, поскольку телесное всегда действует и претерпевает, сами эти действие и претерпевание должны быть отличны от действующего и претерпевающего и, стало быть, бестелесны. Те же, наконец, кто говорит, что бытие постоянно и самотождественно, отрицают в отношении его действие и претерпевание, а как их частный случай -также и познание, и мысль, и у них оказывается, что совершенному бытию не причастны ни движение, ни жизнь, ни душа, ни ум, что явно нелепо.

Что же говорит о бытии в диалоге «Софист» сам Платон, после того как он столь блестяще ниспроверг мнения своих предшественников? Итак, действие и претерпевание, а как нечто более общее -движение и покой существуют, т. е. причастны бытию как чему-то третьему, которое по своей природе не покоится и не движется. Стало быть, мы имеем три рода сущего, которые каким-то образом взаимодействуют между собой, что возможно лишь благодаря еще двум родам -тождеству и различию («иному»). Все эти

____________________

* Подробнее по поводу, диалектики единого и,, бытия см. диалог Платона «Парменид»

роды являются и тождественными, и иными друг другу. Такой на первый взгляд странный вывод на самом деле вполне очевиден и на интуитивном уровне, поскольку движение есть вторжение бытия в небытие и наоборот, а покой есть небытие движения. Далее Платон разбирает категорию «иного», которое у него обретает специфический облик некоего «сущего небытия» -того, что не существует и неподвластно дискурсу, но в то же время и существует каким-то образом. Такой вывод позднее послужил причиной многих изысканий в платонизме и неоплатонизме, которые имеют отношение к природе как Единого-Блага («сверхбытия»), так и материи («небытия», или «лишенности»), о чем будет сказано ниже.

Следующим после Платона шагом в определении бытия и сущего принято считать учение Аристотеля. Он называет сущим два предмета: то, что существует как привходящее, и то, что существует само по себе. Суждение о привходящем констатирует наличие некоего свойства или связывает два или более свойств между собой; в этом случае то, чему приписывается свойство, оказывается само по себе сущим. Заметим, что, по всей вероятности, подобное представление, хотя оно и было впервые высказано именно Аристотелем, на самом деле принадлежит отнюдь не ему; оно скорее является частью обычной для того времени практики диалектической беседы. Во всяком случае, Платон в диалоге «Парменид» пользуется приемом приписывания единому свойства бытия и наоборот, не только совершенно не акцентируя на этом приеме внимание читателей, но и вовсе полагая его само собой разумеющимся.

Что же касается бытия самого по себе, то Аристотель говорит о том, что оно приписывается всем вещам, которые обозначаются через формы категориального высказывания,

и сколькими способами делаются эти высказывания, в стольких смыслах и обозначается бытие: «А так как одни высказывания обозначают суть вещи, другие-качество, иные – количество, иные-отношение, иные – действие или претерпевание, иные-„где", иные-„когда", то сообразно с каждым из них те же значения имеет и бытие» *. Данное определение представляется достаточно полным, за исключением того, что неясно, чем именно является сущность (суть) вещи, то, что же она такое. Аристотель говорит о двух смыслах сущностей **: в самом основном, первичном и безусловном, смысле слово «сущность» не говорится ни о каком подлежащем и ни в каком подлежащем не находится -это, например, отдельный человек или отдельная лошадь; ко вторым же сущностям как видам принадлежат сущности первичные, и вторичные сущности- это человек или живое существо вообще.

Заметим, между прочим, что для Платона и платонизма «первое» есть наиболее общее, целое или даже единое, затем уже разделившееся на множество; для Аристотеля же наоборот: «первое»-это то, что относится к отдельному из множества. Его уже следует объединять в роды и виды и тем самым восходить к общему, или простому. Для неоплатонизма такое положение, как мы увидим, имеет особое значение, поскольку главными авторитетами для него оказываются именно Платон и Аристотель.