Желание джентльмеена - Линден Кэролайн. Страница 26

Молли сделала большие глаза.

– А кто такая няня?

– Это такая тетя, которая будет с тобой играть, поить чаем, купать и одевать, – объяснила Розалинда.

Молли нахмурилась.

– Тогда это мама!

Розалинда вздохнула, а Ханна расплылась в улыбке: ответ Молли ее вполне устроил.

– Ну хорошо, это мы позже обсудим. А теперь… – Розалинда обернулась к Лили: – Отведи мисс Молли в детскую; нам предстоит много дел.

Лили сделала книксен.

– Да, ваша светлость.

Ханне немного полегчало; теперь Лили будет чем заняться в свободное время, да и герцогу не придется нанимать еще одну служанку.

Лили протянула Молли руку, и девочка, выскользнув из объятий матери, посмотрела на служанку.

– Мы сейчас пойдем гулять? – с надеждой спросила она.

Лили слегка улыбнулась.

– Может быть, – спокойно ответила она. – Вот только как бы вы не запачкались, мисс.

Молли просияла.

– Мама меня отпустит, потому что я знаю: главное – вытирать ноги перед тем, как войти. Можно нам пойти погулять, мамочка?

Рассмеявшись, Ханна нагнулась к Молли и чмокнула ее в лоб.

– Можно, только ты во всем слушайся Л или. Ведите себя хорошо, мисс Престон, вам ясно?

Молли, тряхнула белокурыми кудряшками, потом схватила Лили за руку и потащила из комнаты.

– Ну вот и решили проблему! Конечно, потом придется подыскивать другую кандидатуру, – сказала Розалинда. – Лили – ваша служанка. Пойдемте же, нам предстоит много дел.

Довольная победой, Ханна последовала за Розалиндой, думая о том, что быть герцогиней куда сложнее, чем быть или, вернее, притворяться чьей-то женой. Герцогиня должна даже внешне соответствовать своему положению.

Длинные, давно нестриженные волосы Ханны подровняли и уложили в модную прическу. Туалетный столик заставили косметикой и духами, которые должны были смягчить ее загрубевшие от работы руки и придать загорелому лицу благородную бледность. Сначала Ханна противилась этим процедурам, но Розалинда настояла на своем.

Герцогиня должна постоянно играть роль; одних хороших манер недостаточно, внушала Ханне Розалинда. Нужно учитывать не только титул собеседника, но и его положение в обществе, знать, не замечен ли он в неподобающем поведения. Розалинда также поделилась с Ханной несколькими сплетнями, от которых у той запылали уши. Разумеется, по Миддлборо тоже ходили разные слухи, но Стивен подобные россказни не жаловал, поэтому местные сплетницы никогда не перемывали косточки при священнике и его жене. Розалинде бы тоже не помешало держать язык за зубами, но, памятуя об обещании, данном герцогу, Ханна терпеливо ее выслушала: она не хотела ни с кем ссориться и надеялась, что, когда покинет Лондон, все, что случилось и еще случится с ней в доме герцога, сотрется у нее из памяти.

Пока же ей надобно научиться одеваться соответственно своему общественному положению. В дом зачастила портниха: она постоянно снимала с Ханны мерки и скоро нашила столько нарядов, сколько ей за всю жизнь не износить. Поскольку герцог обещал урезонить Розалинду, если та будет чересчур сорить деньгами, Ханна помалкивала; она не сомневалась, что, получив первый же счет, Маркус положит конец этому безобразию.

Как-то раз, когда она стояла на скамеечке перед портнихой, подкалывавшей булавками очередное платье, вошел герцог, Прошла неделя с тех пор, как Ханна видела его в последний раз.

Тогда было время обеда; Ханна, герцог и Розалинда с Селией восседали за огромным обеденным столом, вокруг которого суетилась дюжина слуг.

Герцог все время молчал, и его молчание гнетуще действовало на присутствующих; даже беззаботная Селия притихла.

Тем не менее, теперь его неожиданное появление внесло некое разнообразие в установленную Розалиндой рутину, но Ханна поняла это не сразу. В голове у нее вертелась единственная мысль: наконец-то!

Заметив, кто вошел, Розалинда, портниха и ее помощницы сразу замолчали. Наверное, нужно обладать недюжинной выдержкой, чтобы войти в комнату без стука, заранее зная, что при твоем появлении все вытянутся по стойке «смирно».

– Можно перемолвиться с вами словом? – холодно спросил герцог и устремил на Ханну непроницаемый взгляд. Мадам Леско и ее помощницы бросились к двери, как стадо овец, которых гонят полдюжины шотландских овчарок.

– Разумеется! – прощебетала Розалинда с лукавой улыбкой. – С вашего позволения, мы вас оставим наедине.

Она выскользнула вслед за портнихами и притворила дверь.

С минуту Ханна не шевелилась, и неловкая пауза затянулась. Герцог по-прежнему смотрел на нее с непроницаемым выражением лица, и она неловко спустилась со скамейки, стараясь не уколоться булавками, скреплявшими недошитое платье.

– Я вас слушаю.

– Похоже, ваш гардероб пополняется…

Ханна хотела что-то возразить, но тут же поняла, что лучше этого не делать.

– Я вас предупреждала. Розалинда, похоже, считает так: чем больше у герцогини нарядов, тем лучше.

Маркус вскинул бровь.

– Неужели? И все же вы до сих пор живете и здравствуете, вопреки собственным уверениям. Поразительно!

Ханна хотела огрызнуться, но сдержалась. Герцог по-прежнему буравил ее взглядом, но в его глазах вдруг проскользнуло какое-то странное выражение.

– Пока да, – спокойно согласилась она. – Хотя временами я чувствую, что мое терпение на пределе.

Герцог сверкнул глазами.

– В таком случае вас пора представить свету. – Он шагнул к ней и протянул какую-то картонку.

Картонка оказалось приглашением на бал, который должен был состояться через два дня у лорда и леди Трокмортон.

Закусив губу, Ханна изучала изящный каллиграфический почерк. Лондонский бал! Она заявится туда нарядная, как и подобает герцогине, но сможет ли она вести себя как герцогиня?

Ханна изогнула губы.

– Думаю, вы примете приглашение.

В словах герцога Ханне почудился какой-то подвох. Ну, разумеется, примет; разве она посмеет отказаться? Затем ей и нашили столько платьев, чтобы она могла предстать перед высшим светом.

Однако герцог не смотрел на нее: его взгляд был устремлен ниже. Булавки, скреплявшие платье сзади, разошлись, и лиф, и без того довольно открытый, соскользнул. Новый корсет придал фигуре Ханны очаровательные формы, и эти формы теперь оказались доступны глазам герцога, который не сводил глаз с ее подтянутой груди.

Ханна не решалась прикрыться; она даже шевельнуться не смела: вдруг в нее вонзятся проклятые булавки, или, чего доброго, платье спадет совсем! Ханна застыла в напряжении, учащенно дыша, когда герцог медленно поднял глаза и их взгляды встретились; по коже у нее забегали мурашки. Почему он так смотрит на нее? Чего ему хочется? И почему при одной мысли об этом у нее быстрее забилось сердце и свело живот?

Господи, да что вообще с ней такое творится? Она почти не знает герцога, он ей ничуть не нравится, но стоит ему бросить на нее искушающий взгляд, как она вся напрягается в сладостной истоме…

– Ну как, вы принимаете приглашение? – Голос герцога был, как всегда, холоден, но Ханна не сомневалась: ему ведомы ее тайные чувства.

Всякий раз, когда он так на нее смотрел, ей казалось, будто он читает ее мысли, и это еще в сто раз хуже, чем то, что сейчас он видит ее полураздетой.

– Да! – Она протянула Маркусу приглашение. – Да, само собой разумеется.

Но он не взял у нее карточку.

– Оставьте это себе. Адамс уже переписал приглашение в мой ежедневник.

Ханна опустила руку.

– Ах да, конечно. Я… я скажу Розалинде.

– Это ни к чему – она сама выбрала этот бал.

Ханна залилась румянцем. Розалинда ей об этом ни словом не обмолвилась; возможно, она хотела, чтобы герцог сам сообщил об этом. Розалинда постоянно пыталась их свести, и это порядком утомляло Ханну. Какое Розалинде дело до их личных отношений? Ханна и без того с трудом сдерживала опасные порывы, а тут еще этот нажим…

– Я буду стараться изо всех сил, не извольте волноваться. Хотя для вас, конечно, появиться, со мной на людях – штука, вероятно, не из приятных.