Трефовый валет - Мецгер Барбара. Страница 40
И еще одна вещь беспокоила Джека. Он не мог уделять достаточно внимания поискам сестры. Он полагал, что открыл клуб ради этих поисков, чтобы как можно больше людей знали о награде, и он мог выуживать различные сведения у развлекающихся аристократов и женщин легкого поведения. Но пока что он узнал очень мало.
Джек мог положиться на Даунза, но того оставили присматривать за клубом, персоналом и клиентами; дел у помощника хватало. И потом, голова у него была занята Дарлой, а не пропавшей Шарлоттой Эндикотт, которой, быть может, вот уже десять лет как нет в живых.
Кстати, Даунз сказал, что в тот вечер в клуб приходила молодая женщина, необычайно привлекательная, с синими глазами и светлыми, почти белыми волосами. По словам Дарлы, она уже появлялась в «Красном и черном», но с ней не успели поговорить. Дарла вспомнила об этой женщине из-за ее внешности и модного черного туалета. Французского туалета, заметила Дарла, либо пошитого хорошим портным.
Сегодня Даунз поговорил с незнакомкой. Она не назвала своего имени; и вообще казалось, больше заинтересована в том, чтобы получить сведения о пропавшей девочке, чем давать информацию. Она не могла сообщить ничего определенного относительно своих родителей и полагала, что сама могла бы навести справки. Вот и все, что она сказала.
Даунз уверил Джека, что он задавал незнакомке обычные вопросы – о том, как зовут ее братьев и пони, – но ни на один из вопросов она не стала отвечать.
Дождаться Джека блондинка тоже не могла, но обещала прийти еще раз. Планы у нее неопределенные, сказала она Даунзу многозначительно, возможно, ей срочно придется уехать из Лондона, И еще она обмолвилась, что пришла сюда просто из прихоти, а прощаясь, протянула руку к портрету Лизбет и погладила его.
Так что пока Джек заботился о маленьком Макиавелли в юбке, женщина, у которой в руках был самый вероятный ключ к тайне Шарлотты, исчезла, явно обеспокоенная, не оставив ни намека на свое местонахождение.
Тем временем Элли тоже не была довольна ни своим днем, ни ночью. На этот раз Харриет крепко спала, не металась и не ворочалась, но Элли все равно не могла уснуть. Снизу слышны были смех и звяканье стаканов. Клиенты клуба развлекались, им было весело.
Они наслаждались игрой, азартом. Элли же вынуждена была присматривать за шаловливой девочкой и старой собакой. Но глупо завидовать незаконным делам и немыслимым пари этих господ, сказала себе Элли. Завтра утром они будут мучиться – кто головной болью, кто карточными долгами. И тем не менее она завидовала Джеку и его клиентам – им ведь было весело.
Для таких, как Эллисон Силвер, жизнь не была весельем. Жизнь – это долг, ответственность и уважение. Жизнь – это необходимость зарабатывать, это непрестанный труд. Жизнь – это постоянное удовольствие, удовлетворение при виде того, как ее девочки становятся достойными женщинами. А это ведь гораздо важнее, чем вечерние кутежи.
Но разве нельзя иметь голову на плечах и при этом витать в облаках? Можно же хотя бы один разок помечтать о красивых платьях и приятных комплиментах, бокале шампанского и ужине в полночь? Она могла бы и покружиться в вальсе, хотя в «Красном и черном» музыки не было, поскольку музыка отвлекала клиентов от ставок и могла уменьшить доходы клуба. Ах, мечты, мечты…
Разве она не имеет права помечтать?
Вальс, тихий и медленный, и Она плывет в мужских объятиях… Ее шелковые юбки развеваются… Она танцует и смеется от радости, очарованная восхищенным взглядом своего партнера. А ее партнер высок и широкоплеч, у него офицерская выправка, веселые карие глаза и кривая плутовская улыбка Джека Эндикотта…