Приглашение в Ад - Щупов Андрей Олегович. Страница 7

Повесив полотенце на гвоздь, Санька макнул палец в сажу на печной плите и осторожным движением, прочертил на лице Егора усы.

Вот так, и еще пару завитков, как у гусаров…

Одно полезное дело было сделано, и, вытерев палец о клочок ветоши, Санька чуть ли не бегом устремился вниз по лестнице, отперев тяжелую дверь, высунул наружу вихрастую голову. Бдительно и неспешно огляделся. Осторожности за эти годы он тоже научился. Это стало второй натурой жителей Воскресенска, а возможно, и не только Воскресенска. Схлопотать пулю здесь можно было в любое время суток. Без предупреждения, без особых причин. И не обязательно шальную. Пули заселили атмосферу наравне с мухами, шмелями и стрекозами. И все же по утрам в городе было преимущественно тихо.

Притворив за собой дверь – ту самую, по которой с полгода назад компания подвыпивших «бульдогов» молотила колунами, пытаясь прорваться внутрь, Санька бегом припустил в сад. О том, что было когда-то, думать не хотелось. Вздорное это было время – смутное, неспокойное. На улицу нос боялись высунуть. К башне, Санька это хорошо помнил, подкатило сразу несколько автомобилей, облепленных вооруженными молодчиками. Шикнув тогда на Саньку, Вадим с Егором деловито подтащили к одному из окон тяжелый станковый пулемет. За пулеметом пристроился Егор, а Вадим с автоматом и гранатами, набитыми прямо под рубашку – в точности как набивают пазухи ворованными яблоками, полез на самый верх. Лебедь с Санькой так и остались на ступенях, обхватив плечи ладонями, слушая перестук собственных зубов. И было на самом деле страшно. А когда раздались первые и оттого особенно резкие выстрелы, Лебедь даже попытался заткнуть уши – не для того, чтобы не слышать, а для того, чтобы не пропустить в себя страх. Санька отлично его понимал и, глядя на стреляющих друзей, только поражался, как у них хватает духу не трусить. Однако когда Панча крикнул им, прося принести цинковую коробку с патронами, они, пригнувшись, бросились в оружейную комнату и нужную коробку быстренько нашли, подтащив к самому окну. Тогда-то впервые Саньке познал цену настоящей храбрости, уяснив, что и под пулями можно делать что-то важное, не теряя головы и самообладания. А главное, он понял, что страх – штука неизбежная, при всей своей неизбежности все же преодолимая.

Ежась от росы, бусами рассыпанной по траве, он сорвал пару ржавого цвета крыжовниковых ягод и, порыскав среди разросшейся зелени, надергал салатных листьев напополам со стрелками переросшего лука. Когда-то хозяином здесь был Лебедь, однако в последнее время человеческие руки не доходили до грядок и сорняков, – сад рос и цвел сам по себе, что необычайно нравилось Саньке и залетной мелюзге, с которой в подобных зарослях можно было играть во что угодно.

Чуть дальше, в самом углу сада притулилась их маленькая печальная тайна – кладбище, организованное Вадимом. Началось все с того, что кого-то там похоронили прямо во время боя, а дальше пошло-поехало. Квадратики могилок метр за метром стали отвоевывать площадь у сада, все ближе подходя к владениям Саньки. Возле могил крыжовника было больше всего, но туда Санька почти не забирался. Боязно было. Боязно и одиноко…

Внаклон добравшись до заветной полянки, наглухо прикрытой сверху ветками яблонь и смородиновых кустов, Санька высунул голову наружу. Сейчас он абсолютно ничем не рисковал. Это местечко было идеальной позицией. Его не видел никто, он же мог смотреть на башню со стороны. Если бы кто-то подкрадывался к ней или пытался затаиться поблизости, Санька наверняка бы разглядел диверсанта. Но все действительно было тихо, и возле броневика, разрисованного поверх обычной камуфляжной мазни рожицами, сказочными фигурками и детскими шариками, никто не крутился. Удовлетворенно шмыгнув, той же самой тропкой, раздвигая мокрую, липнущую к коже листву, Санька двинулся обратно.

Крыжовник он сжевал по дороге, салатные листья с луком положил на кухонный стол. Это была его законной лептой в общее хозяйство. Взяв в руку столовый нож, Санька взвесил его на ладони, со вздохом положил на место. Вадим обещал научить его метать ножи, но пока обещание свое не выполнил.

Снова поднявшись по лестнице, паренек осторожно заглянул в кабинет Вадима. Хозяин башни все еще спал, уткнув лицо в сложенные на столе руки. Дыхание его было тяжелым, прерывистым. Тоже, верно, видел что-нибудь во сне – и уж во всяком случае не Егорову сказку. Скорее, какую-нибудь быль, вроде недавнего бульдожьего налета.

Сон Вадима Саньке не понравился, и, приблизившись к старшему товарищу, он легонько постучал по напряженной спине. Вадим рывком выпрямился, очумело взглянул на парнишку.

– Что, уже? – в глазах его попеременно омелькнули испуг, оторопь и удивление.

– Минут пять, как уже, – Санька начальственно махнул рукой. – Ладно, умывайся пока. Чай поставлю, мальков разбужу.

Он и впрямь ощутил себя главой территории, где вечно все делают не так и не этак, ежеминутно нуждаясь в его опеке и советах. И надежды на сонных помощничков – ну просто никакой!..

– Сам-то мылся? – Вадим энергично растер лицо ладонями.

Пробурчав невразумительное, Санька убрел за чайником. Управившись с печкой и водой, мимоходом дернул храпящего Егора за мягкое ухо. Ввалившись в спальню, заорал петушиным фальцетом:

– Подъем, шантрапа! В музее надрыхнетесь!

Наваленные ковром тулупы и пальтишки пришли в шевеление, кто-то из мальцов выдал гнусавую ноту, собираясь зареветь, но Санька немедленно цыкнул:

– И не выть мне! Лежебоки-лежебяки…

– Эй, леший! Ты чего их пугаешь? – отфыркиваясь и отплевываясь, Егор уже бренчал в коридоре умывальником. Он, как и Вадим, умел подниматься быстро.

– Ты бы их чайком поманил, сушками…

– Ага! Скажи еще – сахаром!

– Зачем сахаром? От сахара зубы болят.

– Вот сам и приманивай, – Санька искательно заглянул в лицо проходящему мимо Вадиму. – Эй, босс, возьми меня вместо Егора. Какая из него охрана?

– А из тебя какая? – Вадим усмехнулся.

– Из меня самая неожиданная. Кто на меня что подумает? А я – бац! – и в самый горячий момент пистоль достану. Они и попадают все.

– Ну да, от испуга, – следом за Панчей Вадим приблизился к умывальнику. – Оставайся-ка, брат, лучше в башне. С Лебедем дровишек организуете, холодца какого-нибудь наварите.

– Значит, не возьмешь?

Вадим помотал головой:

– Не-а…

– Тогда я Фемистоклу расскажу, как ты его в грязные тряпки заворачиваешь!

– Ох, накажу я тебя как-нибудь за шантаж… А Фемистоклу рассказывай что угодно. Он все одно не поверит.

– Это почему?

– А любит он меня.

– Любит… – Проворчал Санька. Пройдя в детскую, сердито принялся помогать малькам натягивать на себя рубашонки, носочки и колготки. За этим народом следовало глядеть в оба. Сонные, перепуганные, они надевали носки на руки вместо перчаток, штанишки с пыхтением напяливали на головенки. Уже через минуту, забыв об обидах, Санька заливался во весь голос.

– Эй, Егорша! Смотри, как, оказывается, можно рубаху надеть!.. Голову в один рукав, ноги в другой. Так он ведь еще и застегнуться сумел!..