Слово Варяга - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 48

– Они передают имущество добровольно? – удивился Константин.

– Разумеется, – усмехнулся Варяг.

– Они что, ненормальные?

– Самые обыкновенные люди... Обычно с ними проводят соответствующую работу, внушают, что заработанное необходимо отдать на благо и процветание их общества. Потом подключаются адвокаты, юристы, так что комар носа не подточит.

– Значит, существует опасность, что банк может отойти Уманову, а потом и этому Куркову.

Варяг задумался:

– Пока реальной угрозы нет, хотя он уже покушается на общак. Ведь этот коммерческий банк составная часть нашего общака.

– Вот что, Костя, завтра я хочу повидаться с этим Умановым. Погляжу ему в глаза, поговорю... Ты придумай какой-нибудь повод, чтобы я на него не с неба свалился. Лады?

– Понял, – кивнул Тарантул.

Из короткого разговора с Умановым Варяг понял, что перед ним сидит действительно мутный тип. Варяга он явно побаивался, видно, почуял, с кем имеет дело, но в вопросах о деловом сотрудничестве держался как-то уклончиво – ничего не обещая и ни от чего не отказываясь. Расстались они недовольные друг другом.

В приемной Уманова Варяг столкнулся с каким-то крепким стариком, смиренно ждавшим своей очереди. Владислав мельком взглянул на него и вышел. Дел на сегодня у него было намечено немало, и он спешил.

Тем не менее визит к Уманову произвел на него какое-то тягостное впечатление. Здесь действительно что-то нечисто. Возня вокруг банка, какой-то экстрасенс. И старик этот в приемной тоже какой-то противный... Ладно, пускай Тарантул присмотрит за этим Умановым и его дружками. Не помешает...

Глава 13

МАНЬЯК ОХОТИТСЯ НА КРАСАВИЦУ

Уже следующим утром Чертанов узнал, что вновь произошло убийство. Правда, не на Дмитровском шоссе, как случалось раньше, а недалеко от Северного речного порта, на одной из строительных площадок.

По тому, с какой жестокостью было совершено очередное душегубство, становилось ясно, что в этом случае явно «поработал» человек с неуравновешенной психикой. Только такому придет мысль потрошить свою жертву. От разделанного таким образом трупа становилось дурно.

В дверь негромко постучали. Сложив в стопку фотографии, Чертанов отодвинул их в сторонку.

– Входите, открыто! – громко пригласил Михаил.

Явно робея, в кабинет вошел Шатров.

– Проходите, Дмитрий Степанович. Присаживайтесь, пожалуйста.

В этих казенных стенах профессор чувствовал себя неуютно. В глазах так и читалось: не случись нужды, так никогда бы сюда не пришел.

– Что-нибудь произошло? – участливо поинтересовался Чертанов.

– Произошло, – кивнул Дмитрий Степанович. – Помните, я попросил у вас для анализа несколько волосков, которые, возможно, принадлежат маньяку.

– Да, они были найдены на предыдущей жертве, – утвердительно кивнул Чертанов. – Предположительно это лобковые волосы. Они принадлежат убийце?

В глазах Дмитрия Степановича вспыхнул азарт – гончая взяла след.

– Так вот, я вам хочу сказать, я провел анализ этих волос. Они действительно лобковые! И теперь я могу дополнить психологический портрет убийцы.

– Хм... Что-нибудь новенькое?

– В волосах я обнаружил значительную концентрацию свинца и кадмия, – почти торжественно сообщил Шатров.

Чертанов пожал плечами:

– И что это значит? В наше время подобное неудивительно. С пищей мы получаем такую дозу химикатов и токсинов, что будь здоров!

– Вы послушайте дальше! – с энтузиазмом продолжил Шатров. – Ведь вопрос в другом. У некоторых людей не происходит накопления, все элементы выходят естественным путем, потому что в организме включаются элементы очищения. А у других накопление происходит, что приводит, в свою очередь, к большим изменениям в психике. Вы ведь знаете, что мне пришлось долго заниматься серийными убийцами, и я могу сказать, что у подавляющего большинства маньяков в организме в переизбытке обнаруживалось содержание свинца и кадмия!

– Это для меня новость, – откровенно признал Чертанов.

– Вместе с этим происходит понижение доли натрия и калия. Тоже весьма неприятный процесс, который ведет к необратимым реакциям в психике. В этом случае у человека возникает повышенная агрессивность. У многих впоследствии вырабатывается патологическая жестокость. Я вам могу сказать, что для такого типа людей характерна двойная жизнь. Они могут ходить на службу, быть там на очень хорошем счету, даже способны сделать весьма неплохую карьеру, но стоит им остаться наедине с жертвой, как тотчас проявляется их звериная сущность. Я тут проанализировал свои материалы. У меня довольно-таки большой архив. Так вот, я могу вам сказать, что чаще всего такие люди имеют творческие профессии, научные... Во всяком случае, им не требуется каждый день ходить на работу.

– С чего вы это взяли? – недоверчиво спросил Михаил.

– Все очень логично. Для того чтобы держать себя в определенных рамках, маньяку требуется масса усилий. Если он все время будет находиться на людях, то наверняка может произойти какой-нибудь срыв, который выдаст его с головой. А если это человек свободной профессии, то у него будет масса возможностей, чтобы побыть наедине с собой. Только так он может побороть пожирающую его жажду убивать. Когда же она перехлестывает через край, он выходит на охоту.

Чертанов одобрительно кивнул:

– Понимаю... Ваши наблюдения позволяют значительно сузить круг подозреваемых.

– Могу добавить, что такие люди склонны записывать свои зверства на пленку. Даже в этом отчасти проявляется их творческое начало. Порой они чувствуют себя едва ли не богами, когда лишают жизни какого-то человека.

– Кстати, я давно у вас хотел спросить, а для чего маньяки записывают свои зверства на пленку? Неужели они не понимают, что в случае ареста подобные записи станут неопровержимым доказательством их вины?

Впервые за время разговора Шатров улыбнулся. Получилось это у него почти покровительственно. Таким же образом маститый профессор реагирует на неправильный ответ студента-первокурсника.

– Он просто не может ничего поделать с собой! – пояснил Дмитрий Степанович. – В этом его сущность. Свои зверства он записывает для того, чтобы еще и еще пережить то состояние, когда он убивал свою жертву. Как только у него возникает желание выйти на улицу, он или смотрит фотографии растерзанных им людей, или прокручивает пленку с убийством. После многократного просмотра видеосюжетов чувства его тупеют, и ему уже становится недостаточно снимков и записей. Его нутро требует новых ощущений, и тогда он вновь идет на убийство! Потом все повторяется, и так до тех пор, пока не произойдет саморазрушение, и он не покончит с собой, или пока его не отловит милиция. Но саморазрушение происходит порой через длительный период времени, когда число жертв может насчитывать уже несколько десятков.

– Да-а, – протянул Чертанов, – безрадостную вы нарисовали перспективу.

Шатров развел руками:

– Я не собирался успокаивать. Извините, если что не так...

Чертанов взял фотографии, что лежали в сторонке, и подвинул их Шатрову.

– А что вы скажете, Дмитрий Степанович, по этому делу?

Дмитрий Степанович поднял фотографии и, едва взглянув на первую из них, невольно выдохнул:

– Боже! – Внимательно изучив каждый снимок, он вернул их майору. – Когда произошло убийство?

– Вчера. Зрелище не для слабонервных.

– В каком районе это произошло?

– В районе Речного вокзала. У меня такое впечатление, что действовал еще один маньяк.

Шатров отрицательно покачал головой:

– Я так не думаю...

– Что вы имеете в виду?

– Хотя характер ран совершенно иной, но я не могу с вами согласиться, что это другой маньяк, – убежденно сказал Шатров. – Действовал один и тот же серийный убийца! Он просто маскирует свои действия под другого. А это значит, что мы очень близко подошли к нему. Он очень боится нас. Я думаю, что он скоро начнет совершать серьезные ошибки, и его можно будет легко вычислить. Как бы маньяк ни хотел спрятать свой почерк, у него все равно ничего не выйдет! Его сущность так или иначе прорвется!