Сладкая песнь Каэтаны - Пиньон Нелида. Страница 21

– Подойду к ним!

Виржилио не стал удерживать его: незачем удерживать Полидоро силой, раз уж он решил прогнать проституток обратно в пансион. Он не будет свидетелем публичного унижения этих женщин – ведь каждый понедельник он пил с ними чай, не говоря уже о том, что залезал в постель каждой из трех. Себастьяна же не только дарила ему себя, но еще и проявляла при этом завидное терпение.

Подойдя к Джоконде, Полидоро старался говорить тише: не хотел, чтобы раскаты его голоса под сводами вокзала выдали его присутствие здесь. Всякое проявление жизни в этом здании получает трехкратное усиление.

– Как я вижу, ты со свитой, не хватает только оркестра. Могу я узнать, куда ты ведешь этих баб?

Джоконда поправила тюрбан: сооружение могло развалиться в любую минуту. Полидоро казался ей далекой тенью на горизонте, за пределами вокзала. Этот человек готов попрать собственную гордость, лишь бы Каэтана обосновалась на шестом этаже «Паласа». Он вручил бы ей даже ключи от города. У Каэтаны были завораживающие глаза евро-азиатки, в гневе они расширялись, зато в любую минуту она могла одарить подругу любым подарком, от шпильки до флакончика духов собственного изготовления. Такими подарками она умиротворяла Трех Граций, чтобы те не давали волю сердцу. Этот орган, говорила Каэтана, подвержен бурям, и его надо остерегаться. Однако в противоположность тому, что говорили страдающие сердечным недугом, сердце более тесно связано со смертью, чем с жизнью как таковой.

– Ты слыхала про дона Хосе? Это человек, который во имя любви посчитал себя судьей и владыкой Кармен и ударил ее ножом. Любовники вообще ужасные собственники: овладев чужим телом, не терпят соперников. Не забудь, Джоконда, кто слишком любит, тот совершает ошибку. «Ну, приведи хоть один пример из оперы или литературы, чтобы кто-то любил правильно, в меру», – говорила Каэтана накануне своего бегства из Триндаде.

Задумчивость Джоконды была принята за неуважение. Полидоро не мог позволить, чтобы шлюха оказывала ему непочтение на людях.

– Так ты не только проститутка, но еще и глухая? Три Грации дружно встали на защиту Джоконды. Себастьяна, державшая торт, подняла его перед самым носом Полидоро.

– Ладно, хватит, – сказал Полидоро, опасаясь, как бы торт не упал на землю, и помог Себастьяне, – не то все испортите.

Себастьяна, настроенная по-боевому, не поняла его намерений и крикнула:

– Испортите день рождения Каэтаны! Она вам этого не простит.

Несправедливо обиженный Полидоро отступил. Попробовал разъяснить недоразумение: у него и в мыслях не было причинять зло подругам, которых давно знал, имел возможность наблюдать, как лица их темнеют и морщатся от палящего солнца и прожитых лет. Джоконда была не в состоянии слушать его и решила искать защиты у представителя власти.

– Нарсисо, будьте свидетелем. Для чего же, в конце концов, полиция? Если надо, найму и адвоката. Думаете, проститутку и защитить некому? – И выпятила грудь, точно горлица.

Полидоро извинился. Он, конечно, сказал гневные и обидные слова, но убивать никого не собирался. Зачем же теперь стрелять в него отравленными стрелами?

– Значит, я больше не гожусь вам в друзья? И не могу в декабре послать какое-нибудь жаркое к праздничному столу? Или в июле доброй кашасы, чтоб было чем согреться? – От волнения голос у него сел, так что подошедший Виржилио его не слышал.

– Что вы там затеваете втихомолку? – спросил Виржилио. – Я тоже вхожу в делегацию, придающую блеск празднику! Если бы не я, любовь Полидоро и Каэтаны осталась бы заурядной историей. Вспомните Ромео и Джульетту. Если бы не Шекспир, эти юные влюбленные не включались бы так часто в бразильское меню в виде излюбленного сладкого блюда. А кто из нас откажется от компота из гуаявы [16] с сыром?

Озадаченная Джоконда решила не давать волю сильным чувствам и придерживаться законов своей профессии: спрятав лицо под любезной маской, улыбнулась Виржилио, а Полидоро вежливо посторонился, чтобы пропустить ее. Он первым признал капризы дружбы, подобные приливам и отливам, возмущающим сердце под воздействием луны. Стало быть, нужно всем вместе посодействовать учителю, трудами которого их тайны будут в свое время поведаны миру в прозе или в стихах.

– Беда, коли не найдется соседа, который сделал бы нас героями своей повести! Виржилио прав. Кто подумал бы, что в Триндаде есть такие люди, как мы, влюбленные вроде Ромео и Джульетты?

Когда страсти поутихли, Нарсисо присел на скамью. Этой ночью спать ему не пришлось: вымел вокзал так, что нигде не осталось ни соринки. Пусть эта работа немного принижает его достоинство, но за нее он будет вознагражден. Уже давно он домогался перевода в полицейский участок одного из пригородов Рио-де-Жанейро, ведь, пребывая в Триндаде, он был обречен на безвестность, почти не упоминался в списках, публикуемых в столице.

Озабоченный такими мыслями, Нарсисо посмотрел на Джоконду. Она пряталась от солнца, проникавшего сквозь слуховое окно. Своим подопечным она указала на деревянные стулья, стоявшие у стены рядом с окошком кассы, где когда-то продавали билеты.

– Отдыхайте, девочки, у нас еще девять минут. Будем молить Бога, чтобы торт не развалился. И зачем было строить его в три этажа? Верхний вроде получился кривой.

У Пальмиры, державшей торт, слабели руки. Она тоже побаивалась, как бы бисквит от жары и тряски не рассыпался. Уж лучше бы такая беда случилась, когда торт был у Себастьяны, та любит проливать слезы при посторонних, одновременно подкручивая завитки волос пальцами, увешанными кольцами.

Пальмира поставила поднос с тортом на скамью. Дабы убедиться в целости драгоценного изделия, приподняла бумагу, которой оно было прикрыто: пять сахарных голубков, украшавших верхний этаж, как будто спали, клювики у трех из них торчали вызывающе, у самого маленького обломилось крыло.

Диана пришла на помощь подруге. Когда она обходила скамью, в разрезе юбки выглядывали могучие ляжки, но глаза мужчин были устремлены на висевшие на стене часы, и никто не обратил на нее внимания.

Диана втайне завидовала женщинам, подслащавшим жизнь на кухне изделиями из сахара и во имя кулинарного искусства согласным на то, чтобы торчать в плохо проветриваемом помещении, причем они еще радостно вздыхали. У них вызывала восторг раскаленная плита, на которой жарились умопомрачительные кушанья, им не надо было, как ей, заниматься ремеслом проститутки.

– Не горюй, Диана, скоро мы обнимем нашу подругу, – сказала Пальмира, освободившись от торта.

Она аккуратно открыла сумочку. Пальмира все боялась, что однажды утром окажется без гроша и не сможет заплатить даже за миску похлебки. Поэтому остерегалась делать подарки кому бы то ни было, ее жадность была всем известна. Но для Каэтаны Пальмира сделала исключение: сахарные голубки были куплены за ее счет.

Она вытащила из сумочки горсть юбилейных свечек, все разного цвета. Полидоро молча смотрел, как Пальмира втыкала свечки в белоснежную поверхность торта.

– А не красивее было бы, если бы все они были одинакового цвета? – спросил он, позабыв, что несколько минут назад публично оскорбил этих женщин.

Такой интерес тронул Пальмиру. Правда, не хватало Каэтаны, уж та сумела бы подобрать цвета.

– Во всяком случае, красиво и так, получается что-то вроде радуги, – просто ответила она.

Полидоро обратил внимание на слишком тонкий фитиль одной из свечек и позабыл о поезде, а думал о том, как трудно будет зажечь все свечи разом. Малейшая неосторожность – и ветер или дождь помешают сохранить их горящими, пока Каэтана сама их не задует.

– А не дурной ли это знак, если свеча погаснет, прежде чем ее задуют?

Тюрбан Джоконды грозил свалиться. Ей было очень трудно удерживать его на голове.

– Не думайте о плохом, Полидоро, – сказала она, заботливо поправляя тюрбан. – Вы вроде Вениериса, который так не доверяет жизни, что по любому пустяку взывает к богам. Но ему простительно, потому что он грек.

вернуться

16

Гуаява – плод одноименного фруктового дерева семейства миртовых.